20 Views
Галерея MYTH, Санкт-Петербург, 13 марта — 19 апреля 2024 года
В призрачной тишине безупречного интерьера галереи MYTH “Призрачный жест” разворачивается не как выставка, а как наваждение. Это не просто картины, на которые смотришь, — это зоны исчезновения, сенсорного соскальзывания. Размещённые с хирургической точностью на фоне белых стен, работы Анны Михолап висят в воздухе, как задержанное дыхание, каждое полотно — эфемерное высказывание, застывшее между артикуляцией и молчанием.
Материалы Михолап — масло и пастель на алюминии — выбраны не случайно. Индустриальный блеск алюминия отвергает впитывание: пигмент дрожит на поверхности, не проникая внутрь. Результат — тревожная лиминальность: изображения мерцают, исчезают и появляются вновь, оставляя не форму, а её след. В этих работах мы наблюдаем не разрушение тела, а его исчезновение в форме элегии.
Тело, когда оно появляется, едва уловимо — не более чем пятно, намёк, жест, застывший в середине фразы. В “Призрачном жесте” мы сталкиваемся с тем, что ощущается как послесловие прикосновения, слабое тепло на подушке, которое сохраняется после ухода. Михолап не столько рисует плоть, сколько вызывает её эмоциональное эхо. Её фигуры часто сидят или лежат, постепенно растворяясь в абстракции. Конечности начинают обретать форму лишь для того, чтобы исчезнуть в полосах охры, кобальта или болезненно-бордовых оттенков.
Одна из картин, насыщенная индиго и пепельными телесными тонами, предлагает силуэт с распростёртыми руками — и всё же ни одна часть анатомии не остаётся стабильной. Фигура мерцает, пойманная в процессе утраты формы, будто тело вспоминается кем-то, кто изо всех сил пытался забыть. В другой картине палитра ржаво-землистых и бледно-зелёных тонов размывает композицию до такой степени хрупкости, что кажется, она может рассыпаться от одного дыхания. Здесь лежащая фигура существует — или не существует. Единственное, в чём можно быть уверенным — это чувство отступления, памяти, уходящей от самой себя.
Пространства Михолап так же населены призраками, как и её фигуры. Окна обрамляют не свет, а сумрак. Мебель склоняется к намёку — стулья без сидящих, кровати без отпечатков. Это не обитаемые комнаты, а вспоминаемые; не пространства жизни, а её последствий. Они дрожат от эха недавнего отсутствия, как первые секунды после ухода, до того как тишина превращается в постоянство.
Говорить о “Призрачном жесте” — значит говорить о материальном напряжении. Алюминий, холодный и бесстрастный, противоречит живописной нежности жестов Михолап. Холодность поверхности резко контрастирует с эмоциональным теплом, заключённым в её палитре. Это противоречие — между жёсткой основой и текучестью чувства — становится визуальной метафорой самой памяти: отпечатанной, но недосягаемой; вызванной, но изменённой. Индустриальная плоскость алюминия намекает на дистанцию, даже стерильность, но именно это сопротивление придаёт работам интимность. Каждый мазок застревает на пороге, не проникая полностью, сохраняя призрачность прикосновения.
Вместо повествования или читаемой иконографии Михолап создаёт то, что можно назвать аффективными топографиями. Её произведения — это карты чувств: горя, тоски и хрупкого танца воспоминания. Они призывают зрителя воспринимать живопись не как изображение, а как кожу: чувствовать, а не интерпретировать; прикасаться, а не входить.
Её подход глубоко резонирует с феминистской материалистской мыслью и теорией аффекта — особенно с идеей о том, что эмоции могут существовать не только в содержании, но и в самом жесте. В этом свете картины Михолап становятся местами эмоциональной археологии, где слои пигмента функционируют как страты запомненных ощущений.
Есть нечто этически значимое в отказе Михолап от закрепления фигур. В эпоху гипервидимости её работы утверждают право на непрозрачность, на мягкость, на непознаваемость. Она не предлагает свои образы как объекты потребления, а как проходящие тени — сущности, замеченные в тумане, запомненные не плотью, а чувством. Это сопротивление финальности и читаемости ощущается как акт заботы. “Призрачный жест” — не о знании, а о пребывании рядом с тем, что отказывается быть узнанным. Это — о задержке на границе формы и почтении к тому, что ускользает.
“Призрачный жест” — это скорее сеанс, чем выставка. Анна Михолап создала лиминальную зону, где тела колеблются, а комнаты выдыхают присутствие давно ушедших. Через алхимический союз индустриальной поверхности и хрупкого мазка она превращает дистанцию в близость, отсутствие — в след.
Эти картины не говорят вслух. Они шепчут. Они касаются края восприятия, как нечто полузабытое и полностью прочувствованное. Они не показывают тело — а то, что оно значило. И когда мы уходим, нас преследует не то, что мы увидели, а то, в чём мы больше не уверены, что не увидели.
Марина Трубецкая
Марина Трубецкая, известный исследователь и культуролог, посвятила свою научную деятельность изучению взаимодействия литературы и современного искусства. Автор около 100 статей, опубликованных в отечественных и зарубежных научных сборниках и энциклопедиях. Стипендиат Немецкого общества научных обменов (DAAD, 1994) и Американского совета научных обществ (ACLS, 2002), приглашенный лектор Санкт-Петербургской государственной консерватории. В настоящее время работает над докторской диссертацией, посвященной влиянию литературных текстов на развитие современных художественных форм. Старший научный сотрудник сектора литературы и искусства Российского института истории искусств.