29 Views
В октябре 2025 года Валерий Яковлев представляет в Санкт-Петербурге выставку «Противообразы» в пространстве NII Parazit, куратором которой выступил Семён Мотолянец. Эта выставка является одновременно и продолжением, и разрывом — новым встречным взглядом на скульптурную традицию, в которой он сформировался, теперь преломлённую через постсредиземноморскую чувствительность, выработанную за годы жизни за рубежом. Его произведения — отполированные, весомые и точные — становятся медитацией о сопротивлении: о том, как мягкость способна удерживать, тишина — выстоять, а простейший контур — мыслить.
«Противообразы» объединяют серию новых скульптур, выполненных из композита, мраморной пыли и литого сплава. Их поверхности — приглушённые золотистые, белые и минерально-серые тона — создают визуальное спокойствие, скрывающее глубокое техническое напряжение. Название выставки отсылает как к физическим пустотам, определяющим эстетику Яковлева, так и к диалектическому соотношению формирования и отрицания: каждый объём существует благодаря собственному отсутствию. То, что мы видим, — не фигуры, а следствия, формы, высеченные своим отрицанием.
В этом цикле Яковлев продолжает философское исследование того, что он называет «нежным сопротивлением»— парадокса, при котором материя достигает прочности через податливость. Белые волнообразные формы покоятся на мраморных постаментах, словно фрагменты некой большей, невидимой анатомии; золотые вертикали, балансирующие над рифлёными пьедесталами, будто противостоят гравитации, признавая её власть. Каждое произведение существует на грани между парением и покоем, между механическим и органическим, статическим и дышащим. Скульптуры, доведённые до почти полной тишины, действуют как инструменты напряжения — объекты, находящиеся в равновесии с силами, угрожающими их разрушить.
Куратор Семён Мотолянец помещает выставку в более широкий диалог о постсоветском материальном сознании и этике минимальной формы. «Яковлев, — пишет он, — создаёт язык, в котором геометрия становится нежностью, а абстракция помнит тело. Его противообразы не стирают историю — они её впитывают. То, что остаётся, — это не жест чистоты, а жест заботы: как продолжать творить после истощения, как сделать неподвижность политической».
Работы Яковлева рождаются из технического словаря, ставшего уникально его собственным. Каждая скульптура начинается с глины — мягкой, податливой, формируемой рукой, — прежде чем пройти через систему форм в композит, отделанный мраморной пылью и пигментом. Этот процесс намеренно гибриден, отвергая дихотомию ремесла и технологии. Через последовательные стадии литья, шлифовки и полировки художник создаёт поверхность, кажущуюся нетронутой, как будто форма возникла естественным образом, под действием давления, а не замысла. Именно эта иллюзия неизбежности придаёт скульптурам их нравственную тяжесть: кажется, что они не созданы, а обнаружены, словно сама материя решила принять определённость.
В беседах Яковлев часто говорит, что скульптура — это «разговор с сопротивлением». Он воспринимает материал не как объект подчинения, а как партнёра в диалоге. Эта установка напоминает феноменологическую этику Эммануэля Левинаса, для которого встреча начинается с воздержания — отказа доминировать над тем, что стоит перед тобой. Формы Яковлева воплощают это воздержание через собранность: каждая кривая удерживает линию на пороге распада, каждый край сохраняет напряжение, не достигая разрешения. Это постоянное колебание между утверждением и отступлением составляет сущность его скульптурного мышления.
Хотя выставка проходит в Санкт-Петербурге, её чувствительность выходит за пределы географии. Холодный северный свет, проникающий в пространство NII Parazit, становится соавтором произведений, вытачивая их контуры и усиливая их неподвижность. Возникает хореография тени и плотности, где форма становится мерой времени. Поверхности, то поглощающие, то отражающие свет, создают оптический ритм, напоминающий дыхание: кажется, скульптуры вдыхают пространство и выдыхают внутреннее спокойствие.
Материально «Противообразы» вступают в диалог с наследием русского конструктивизма, одновременно его демонтируя. Геометрическая точность сохраняется, но утопическая уверенность исчезла. Яковлев заменяет идеологию интимностью, планарность — дыханием. Его контргеометрия — это не архитектура контроля, а архитектура уязвимости, проект хрупкости, отвергающий героизм и ностальгию. Формальная ясность его произведений становится формой этики: ясность как сострадание, порядок как забота.
Во всей выставке ощущается негласный диалог с художниками, рассматривавшими материал как сознание: Владимиром Татлиным, Наумом Габо, а позднее — с нефигуративными экспериментами учеников Кузьмы Петрова-Водкина в Ленинградской академии. Однако Яковлев отходит от этих исторических прецедентов, растворяя конструкцию в ощущении. Его абстракция не стремится к трансцендентности, а к воплощению; она не о преодолении гравитации, а о том, как мягко научиться жить внутри неё.
В своей сдержанности «Противообразы» также отражают психологическую ткань возвращения. Переехав в Италию, Яковлев возвращается в российский контекст с тихой меланхолией дистанции. Выставка звучит как одновременно оммаж и допрос — размышление о принадлежности через язык формы. Сами скульптуры будто существуют между двумя климатами: северной строгостью их места и средиземноморской светимостью, всё ещё живущей в их поверхностях. В этом напряжении между светом и тяжестью Яковлев формулирует политику выживания — стойкость чувствительности внутри систем усталости.
Отличительной чертой этого нового цикла является его временная глубина. Каждая скульптура ощущается как фрагмент длительности, пауза, извлечённая из потока движения. Время как будто уплотнилось в материю. Белая форма, лежащая в изгибе, не достигающем завершения, и золотая, подвешенная над рифлёным пьедесталом, вместе образуют экологию медлительности. Их отношение предполагает не контраст, а непрерывность — два состояния покоя, одно лежащее, другое парящее, — каждое из которых существует благодаря другому.
Искусство Яковлева остаётся актом философского неповиновения скорости современности. В культуре мгновенности его приверженность ручному труду утверждает создание как форму сопротивления. Его отказ от индустриального производства, настойчивость в ручном моделировании, почти монашеская повторяемость жеста — всё это выражает радикальную этику внимания. Эти произведения не ностальгичны; они — предложения о том, как жить внимательно внутри истощения.
В конечном итоге «Противообразы» — это не столько выставка, сколько медитация о возможности целостности. Она утверждает, что форма, какой бы хрупкой она ни была, всё ещё способна на мгновение удерживать мир. Скульптуры, спокойные, но настороженные, не предлагают утверждений или выводов — лишь тихое свидетельство того, что нежность остаётся жизнеспособной структурой.
Куратор: Семён Мотолянец
Место: NII Parazit Gallery, Санкт-Петербург, улица Рентгена, 4
Даты: 19 октября – 26 ноября 2025 года
Марина Трубецкая
Марина Трубецкая, известный исследователь и культуролог, посвятила свою научную деятельность изучению взаимодействия литературы и современного искусства. Автор около 100 статей, опубликованных в отечественных и зарубежных научных сборниках и энциклопедиях. Стипендиат Немецкого общества научных обменов (DAAD, 1994) и Американского совета научных обществ (ACLS, 2002), приглашенный лектор Санкт-Петербургской государственной консерватории. В настоящее время работает над докторской диссертацией, посвященной влиянию литературных текстов на развитие современных художественных форм. Старший научный сотрудник сектора литературы и искусства Российского института истории искусств.