42 Views
Гнилые вишни под апрельским снегом
1.
Если в земле похоронят,
Я стану грязью.
Грязью в саване бязевом
Или суконном.
В то время седой идиот,
Зажмурившись и открыв рот,
Сочинит биографию.
Грязи – грязную эпитафию.
Получив гонорар, он не купит хлеб,
Он сделает много хуже.
Не вина на ужин. Он слеп.
Не жил с многодушными.
Но эти книги раскупят.
аааааааааааааааааа
А снег все идет,
Причащая гнилые вишни.
2.
Джинсы, которые велики.
У меня только две руки.
Да еще три тетрадки
В рюкзаке. Читаешь украдкой.
Подарил в шоколаде вишни.
Просто так или ради виршей.
Может, кто-то успеет – Шива?
Ну а мне теперь так паршиво.
Я ломаю себя как ветку.
И жую очередную конфетку.
У меня только две руки.
И с утра под глазами круги.
3.
Я вся в липком вишневом соке.
Он льется, остервенело течет.
Выливаясь в неритмичные строки,
Которые никто не прочтет.
* * *
Я подражаю
Кому-то.
Жду урожая
Клубники.
Это выглядит, будто
Прячу улики.
Нежный твой
Возраст выйдет
Лет через 20 боком,
Перебродившим соком,
Переродившись обидой,
Траншеей из лобных борозд.
Перебрать и промыть
Ягоды
Из стакана.
Выманив, выменять
Выгоду
Из эпоса, эроса Пана
На спокойную
Старость
В глянцевом переплете.
Ничего не осталось.
Клубнику
Не соберете.
По сонной артерии
Будничная Одиссея.
Иду из – всегда через.
Сквозь твой рассказ,
Угробивший нас.
«…без крыльев, даже без бронежилета
голая спина, неразрисованная.
Смерть всегда рядом –
В собственной тени,
В мелькнувшем взгляде,
В ядовитом растении
Сигареты прохожего,
Смерть, похожая…»
Иду сквозь дворы, дары, дыры,
Переходы, перемены погоды, квартиры,
Пирсинги, песенки, семинары
– уже весело – дансинги, тротуары.
Не замечаю твоего mono,
Думаю, это stereo.
Выжимаю соло лимона,
Притворяясь стервою.
«…больно…перед тобой
на спине.
Потолок голубой,
Губы в слюне –
У бешеной собаки…»
Да нафига – Итака?
Бешеная собака?
Да у тебя порез.
«Ты мне – позарез!»
Ты – мой стресс.
– Разрыв! – Треск!
Оранжевый поезд.
Живешь вразрез.
Был никакой – вдруг вырос!
Гортанный срыв, выброс
Гормонов? – Нет, рифм.
В горле – риф.
«…и ты беззащитен, ты вошь.
Не увидишь ничего, не поймешь.
А белый ножик входит ласково, вкрадчиво.
Как в панцирь улиточный или же черепашичий.»
Через узкую прорезь
Понимания – поезд,
Разрушивший все пути
Сухопутные – и морские.
Мне теперь – лишь уйти
От тебя. Не от тоски.
Не от стихии.
Убежать в черноплатьевый вырез,
В выпивку – может, херес?
Жевать гнилые вишни.
Я без тебя – лишняя.
Иду из – всегда через.
Огонь погас.
Рыжий мастер мистерии,
Твой рассказ –
Разрез
Сонной артерии.
* * *
Как странно позабыть про зиму.
Как славно дожидаться лета.
Читать по вечерам Мисиму.
И грызть соленые галеты.
Как стремно стать с тобой друзьями.
Как страшно: вдруг ты мне поверишь?
Я складываю оригами –
А ты стареешь. Ты стареешь.
Как жаль не быть с тобою рядом.
Как сложно все. Как все тревожно.
Ты в мастерской навел порядок,
А я сломала твой треножник.
Как скучно – снова все сначала.
Все по ночам кому-то сниться.
Смотреться в зеркало с печалью –
И видеть взгляд самоубийцы.
* * *
В первый день пила она только воду.
Прозрачная, плевала в небо.
Напевала: «Мне бы, мне бы
Стать кислородом».
Второй же был день молочный.
На белой простыне белая-белая
Спрашивала: «Мать-Кибела,
Как уснуть ночью?»
Третий показался липким.
Просеивала зерна от плевел.
На руках оставался пепел
От книг липовых.
А пришел четвертый – все забыла,
Что хотела рассказать про четыре дня.
Встала без воли или без силы.
И взглянула из зеркала на меня.
Звон одеколона
запах воды из Кельна
из лап твоих выпить,
быть довольной мадонной,
чтобы в голос не выть.
склизкие слезки вылить
в речку о-де-ко-ло-на,
в соборе чужого парфюма
только запахом стынуть.
вынь меня из морозилки
(между клубникой и фаршем),
ноздри мгновенно пронзило
тонким запахом фальши:
запах ближе, ты дальше,
нет ни воли, ни силы,
чтобы достать изюма
из черствой булки вчерашней.
ветер обветрил не щеки,
а тональник «виши»;
я проникаю в щелки
чьей-то чужой души,
я же ее разрушу…
лучше орешки щелкай,
в сером ходи костюме,
душу запирай на защелку.
тихо звенит колокольчиком,
трется котенком о ногу,
вдребезги позвоночник –
я соберусь понемногу:
буквы всегда помогут,
стану – первоисточник.
точками чувства выплюну:
яблоко с червоточиной.
*
мне от ветров – ветровка,
а от тебя – таблетка,
собрана в плиссировку
вечность: от лета к лету…
и случайный прохожий
за высокой колонной –
чем-то на твой похожий
запах – одеколона.
*
запах воды из Кельна.
ты во мне было больно.
Динь-динь.
Кода (прощальная для себя)
Общими у нас были мифы, темы,
Звери, фишки, ноты, сны, тело,
Книги, туфли, города –
Я тебе как сувениры отдам:
Иглу под кожей – Адмиралтейства,
В фотоальбоме свое семейство,
Истоптанность площади, узость улочки,
Уют кофейни и запах булочек…
Попадали в веяния, подпадали под влияния,
Духами меряли длинные расстояния.
Одиночество – от мира не панацея,
А мы были с тобой единым целым…
Мне шаг до стиха, тебе – до лактации,
Перебивая друг друга, признаться,
Что не были гетерами греческими
Девочки в гетрах, давясь гречневой.
Прощай скорее – ты только в зеркальце,
Стучат колесики, да все изменится,
Ведь обручальное мне – соломоново,
Солила рану – но все не солоно.
Я криком вылечусь, ведь я живучая,
Боль не смертельная, хотя и жгучая,
Крича и плача – рубить с плеча…
Тебе же только: смотреть, молчать…
Прощальная кода для стильного палача…
Электрический стул ЭУ (зарисовка)
Пятнами фиолетовыми
Выпачкано полотно.
Silence. Silence.
Шелкография. Тайнопись.
Мелькающее вельветовое
в полосочку кино.
Виновен?
Фиолетовый ток по желтым нервам –
Из глаз сумасшедшие бабочки
Разлетаются
По камере.
Silence.
Присаживайтесь.
*
Мерилин в безумном авто
Пролетает над Эрмитажем.
Кортеж красных разнообразных банок.
Кока-кола цветком в корсаже.
Вернисаж.
Swallow swallow Мерилин
жареной ласточкой падает.
*
Какого цвета твои глаза?
В какие оттенки твой мир раскрашен?
В этом состоянии за –
Мне страшно.
Раскраска
Индустриального коллажа.
*
Мулетовые юбки на горожанках:
Нейлон и полиэстр.
Мне жарко от этих картинок, жарко.
Красный этот мир съест.
Редбуллсы в бутсах,
и все с рогами –
Господа и дамы,
Попавшие из Петербурга в Питтсбург.
*
Разграффитил восприятие.
Искусственное искусство.
Зелененькие бумажки приятные,
Хрустящие и вкусные.
У меня пульс – двести двадцать.
В глазах рябит, из них бабочки вылетают.
Смотреть остаться?
Кино не будет, давайте занавес.
Вот только почему Silence?
*
Сейчас потечет ток.
Silence.
Танцы (психология по Андерсену)
Не рассказывать, а танцевать:
как ковриком по полу валялась,
(перешептывались на ухо:
«Да это полный гештальт!»)
как упрашивала упорно и глухо
ведьму, чтобы взяла мой альт,
как обламывалась и металась,
ожидая от глухих – слуха.
Я не белка, чтобы любить орехи:
боль в тебе – неразгрызанный зеленый орешек.
Протанцовываю (где нога, там и ножик)
помехи, промахи и огрехи,
проливаюсь в твой пожар дождиком,
заполняю собой прорехи
(ножик медленно, верно режет)
на твоей рубашке заношенной.
Распутала твои нервные клубочки,
туго затянулся на моей шее
связанный из тебя шарфик;
день повесился на оконной форточке,
смысл спрятался за створками шкафа.
Игры в бисер, сидя на корточках?
Выяснение отношений?
От сближения с тобой сказочно жарко.
(Я вчерашняя…)Я – сегодняшняя:
ножевое, но живое веселье –
бешеным серьезным страстным
нежным сосредоточенным страшным
НЕМЫМ земноводным Андерсена
танцую в клубе безбашенно,
в чужих душах празднуя новоселье,
думаю о тебе ежечасно.
О эти танцы на ножах.
* * *
«Давай послушаем jazz.
У меня есть черное платье.
Я только с утра родилась –
А к вечеру – умирать.
Поставь CD – и сиди,
Тупо смотря в потолок.
Угадывая среди
Теней очертанья ног.
Подольше спать не ложись.
Заснешь – и убьешь меня.
Фантазию, блюз, каприз,
Образ этого дня.»
Я – чья-то галлюцинация
Ты меня сочинил
Как-то утром.
Послюнив, взял винил,
Почитал камасутру.
Руки сделал из льда,
А гортань из зажегшейся спички;
Вместо крови – вода
плюс дурные привычки.
Пусть ты полный профан,
Ну а я не совсем человек.
Танцевала я фанк
На твоей голове.
Я курила кальян
в твои легкие и альвеолы.
Может, ты наркоман,
Не закончивший школы.
Может, ты инженер.
И два месяца без работы…
Старый твой шифоньер
Надоел мне до рвоты.
Впрочем мне все равно.
Дымом в форточку улетаю.
Знаю только одно:
Я тебя сейчас сочиняю.
От аллергии до дурдома
Твои усталые галантности
Уже не радуют меня.
От привыканья до халатности,
От комплиментов до вранья.
От невысокого до низкого,
От » не могу» до » не хочу».
От официанта до баристы,
А дальше надо бы к врачу.
От платья узкого к халату,
От валерьянки к димедролу.
От вечеринки до палаты,
От сигареты до укола.
От подражаний к плагиату,
От малых форм к большим победам.
От тошноты до авокадо –
Шагаю дни и километры.
От стильной стрижки к лысой кошке,
От аллергии – не до астмы –
До раздражения на коже
И до клинических контрастов.
От яркой жизни к суррогатам.
И потолок заместо неба.
Ты не меня нашел – тетради.
Ты не меня искал – плацебо.
Шифр приветствия
Я хочу в тебе сбыться,
А не просто казаться.
На две части разбиться
Пока восемнадцать.
Я хочу абсолюта:
Не водки, а чувства.
Чтобы было так полно,
Что как будто и пусто.
Жажду чуда – и плюса.
А в реальности – минус.
Я с расчетом моллюска
От тебя отодвинусь.
Знаю суть шоколадки,
И об этом все строки:
Чтобы стало так сладко,
Что почудится: горько.
В полноте ожиданья
Я шифруюсь стихами.
Но сарай мирозданья
Потерял свой фундамент.
Я хочу тебя столько –
Сколько можно лекарства.
Вместо этого только
Безразличное: «Здравствуй…
Геронтозарисовка в спортзале
Капли на лбу – выделения времени.
Ежесекундно обновляются клеточки.
Этот митоз доведет до старения
Десять спортивных девочек.
Кости – хрупкими, кожа – пергаментной,
Стихи не стихи, спорт не спорт.
Буквы в сосудах холестеринным орнаментом.
– Время вытекает из пор…
Разве это мы
Когда выставят нас на полках:
Наркоманом, карманом, дозой
Разыщи меня, как иголку
В стоге сена. Еще не поздно.
Незатейливая просьба
Потерявшейся. – Но без толку:
Видишь мимо и смотришь волком.
От Диониса – к Аполлону.
Сразу залпом, как будто взрослый,
Пьешь текилу. Потом лимона,
А то рвет уже от пейота…
Вытащи, как из пальца занозу,
Не замазывай меня йодом.
(Чаще, чем кукушка по гнездам,
Больше, чем обычная гостья.)
Наплевать, что скажут потомки.
Докатиться б до цифры двадцать
В этой бешенной стихогонке.
(Словно в пропасть в тебя сорваться.
Разойтись на четыре сторонки:
Псевдоангелы, неоподонки…)
Плюс, естественно, посмеяться.
*
Я горю. Кто меня поджег?
Белостраничной девочкой стала.
Вот и узнала: один прыжок
От страницы до одеяла.
А обратно – лишь полшажка.
Шутки шутит со мной расстояние.
Зашаманила ткань флажка,
Медленным дразня раздеванием.
Без одежды: без титульного листа.
Я всегда в большом переплете.
Разодрала гортань. Голова пуста.
Я выплевываю, вы пьете.
В типографии или в роддоме.
Для тебя родилась(напечатана)
Быть шампанским? – Да хоть боржоми.
Я бутылка, тобой непочатая.
*
Я тебе протянула б руки.
Только руки уже – страницы.
Лжевенера еще глумится,
Вызывая словами глюки.
*
Нам двоим этой хватит ткани ж…
По обложке рукой, как по лбу.
Ты меня никогда не узнаешь.
Мы соседи по моргу и полке.
Крестики-нолики
зачем говорить молчаливой и лаконичному?
давай лучше партию в крестики-нолики…»
-– я взвинчена праздником осени до неприличия.
дрожит карандаш, как стакан в руках алкоголика.
…
спустя три месяца выпадет крупный снег,
растопыренными пальцами прилипнет к пальто.
мы выйдем на площадь, изображая калек.
смеясь в объектив, поймаю снег языком.
еженедельник пустует: вчера умер твой дед.
состояние неприкаянности ящеркой заползло
в мои файлы и на письменный стол. согрет
ужин. «зачем любить вопреки и назло?»
запечатленный в стихах, как на пленке,
асоциальный тип, забивший на все мои нет,
мне ничего не надо, (кроме рифм и ребенка),
доступной и досягаемой, как абонент.
образы шляются по Каменноостровскому,
отдельно от нас – напряженны и обнажены;
(мои локти острей твоих фраз, острее острого)
но они не знают еще – и друг с другом нежны.
…
больше ста стихотворений, наверное, двести,
написаны о тебе. каждый как рюмка с болью.
когда ты поставишь на мне ровный крестик,
я тебя обведу в корявый нолик.