143 Views
Не хотелось бы становиться в позу критика и разбирать по косточкам творение Алексея Караковского, хотя бы потому, что литературная критика в нынешнем виде есть не только прямое зарабатывание денег, но и способ свести счеты с неугодным коллегой по цеху. Поскольку Алексея я знаю исключительно по электронно-эпистолярному жанру, и построчная оплата мне не светит, то попытаюсь воспользоваться приемом критиков времен Белинского и покорений Крыма, то есть, оттолкнувшись от конкретного произведения, высказать некоторые попутные соображения, что обычно в журналистике идет под рубрикой «Наболело!». Поэтому я не буду касаться ни литературных достоинств (недостатков и прочая, прочая, прочая – хотя, если честно, то мне понравилось), ни идеи, которая восходит к «Десятой жертве» Роберта Шекли (1966 г.), «Поколение П» Виктора Пелевина (1999 г.) и некоторым другим авторам. Речь пойдет о самой сути проблемы, которую можно сформулировать так: «Рождение нового Бога, имя которому – ТЕЛЕВИЗОР».
Не являясь сторонником психоанализа, а точнее, его яростным противником, тем не менее, не могу отрицать некоторые его успехи в познании, как отдельной личности, так и социума в целом. Именно поэтому, я и вынес в эпиграф четкое и, на мой взгляд, точное определение религии. Вообще, Фромм в своей работе «Психоанализ и религия» достаточно здраво рассуждает о событиях и явления, не скатываясь в рассуждениях о розовых слонах из снов фрау Фрахгарт и т. д. По Фромму любое объединяющее начало, будь то поклонение Иисусу или Магомету, партийному вождю или Успеху, как Великой американской мечте, является Религией. А значит, имеет все признаки культа: идея, объект поклонения, субъект и формы ритуальных действий. Вот с этой точки зрения и посмотрим, чем на данный момент является ТЕЛЕВИЗОР для наших соотечественников. Впрочем, с той или иной степенью допуска можно применять сии рассуждения и к остальному мировому сообществу ЦИВИЛИЗОВАННЫХ двуногих прямоходящих. Может быть, даже в большей степени.
Итак, идея.
Не стоит, наверное, распространяться, что появление кинематографа стала поворотным моментом человеческой истории. Впервые искусство стало поистине массовым, объединившим не только чернь, но и элиту общества. Ранее такого эффекта могли добиться только ярмарочные шуты и то, лишь на короткое время и на ограниченном пространстве.
Пожалуй, вряд ли кто сможет оспорить, что первым человеком, увидевшим в кинематографе орудие управление, был Владимир Ильич Ульянов (не стоит впадать в политическую близорукость и клеить на его деяние ярлыки – время показывает гениальность его действий, а оценки уже дело субъективное). Его лозунг «Кино есть важнейшее из искусств» стал во многом определяющим для развития советской культуры. Впрочем, та же Америка, а впоследствии и Европа взяли этот лозунг на вооружение. Чего стоит только установка Ф. Д. Рузвельта на то, что Голливуд должен снимать жизнеутверждающие фильмы, в то время как США еще задыхалось в петле Великой депрессии.
Гораздо важнее отвлечься от идеологических и культурологических споров и взглянуть на проблему с той точки зрения, почему было выбрано именно кино для обработки широких масс, а не любой иной публичный вид воздействия? Объяснение, мне видится, лежит на поверхности. Во-первых, ни один вид искусства не может быть настолько доступен, как кинематограф. Книга, к примеру, рассчитана, как минимум, на человека умеющего читать, а значит имеющего определенный интеллект. К тому же, любое печатное издание, имеет для идеолога одну неприятную особенность: его можно перечитать, сохранить, сравнить с действительностью. Иначе говоря, оно действует на логический уровень сознания. С некоторыми допусками и оговорками подобные рассуждения можно отнести и к газетам (не стоит на них останавливаться, это тема отдельного разговора).
Кинематограф же исключительно эмоционален. Более того, он может быть, абсолютно бездумен, в то же время необычайно эффективен, поскольку пользуется визуализацией тайных желаний человека, воздействуя только на подсознание. Возьмите ту же рекламу, она порой бессмысленна, но благодаря использованию НЛП (нейро-лингвистическое программирование) и других методик, весьма эффективна.
Далее, нельзя сбрасывать со счетов, что в отличие от книгопечатания кинематограф был и остается неким волшебным действом. Гораздо труднее представить пучок электронов, который передает изображение человека, нежели отлитые из металла буковки, или офсетную технологию основанную на простых и понятных человеческих законах (здесь стоит обратить внимание на то, что человеческий пиетет перед техникой тем больше, чем непонятнее принцип ее работы).
И, наконец, самое главное, в отличие от печатной продукции кино (и телевидение, как логическое продолжение кинематографа) не вынуждает человека думать. То есть оно предоставляет ему духовную пищу в разжеванном и полупереваренном варианте. Если писатель вынужден ломать голову, как точно выразить свою мысль и показать неоднозначность той или иной ситуации, то служитель голубого экрана это может сделать постановкой одной или двух картинок, в результате добиться подтверждения словесного действия или его опровержения (естественно, это лишь самые грубые примеры, на самом деле используются более изящные методы, но это опять же отдельная тема для разговора).
Идеологи прекрасно поняли открывающиеся перспективы кино и быстро поставили его на службу своим целям, будь это построение коммунизма в отдельно взятой стране, создание арийской расы или создание Великой Американской мечты. Более того, со временем были разработаны специальные телетехнологии, в результате чего произошла трансформация, точно спородированная в фильме «Человек с бульвара капуцинов», когда наивного мечтателя с кинопроектором в руках, заменяет ловкий деляга, знающий, чего жаждет «простой народ».
Я, казалось бы, часто сбиваюсь и путаю термины телевидение и кинематограф. Это не совсем так. Все плевелы, которые мы вынуждены сейчас потреблять с экранов телевизоров, безусловно, появились еще во времена кинематографа. Однако период бурного цветения начался лишь в период, когда в домах большинства из особей человечества появился ящик, претендующий на домашний кинотеатр. Именно в это время появился объект поклонения и стал зарождаться культ.
Хотя тогда еще роли кинематографа и телевидения оставались схожими, но намечались и различия. В первую очередь в том, что идеологи, или по нынешнему говоря, ПиаРовцы сделали ставку на телевизор и не ошиблись, так как получили возможность доступа практически в каждый дом, в то время, как кинематограф все больше приобретал если не элитарность, то, по крайней мере, меньшую популярность среди человеческой массы. В результате этого он сохранил большую творческую свободу. Его стали использовать скорее как средство получение прибыли, как в свое время поступили с рок-н-рольным движением, превратив его из музыки протеста, в способ обеспечения безбедной старости музыкантов и продюссеров.
Получив возможность пробираться в каждый дом, идеологи (не только правительство, но и торговые организации, политические партии и многие другие) стали формировать НОВУЮ реальность, чтобы затем создать НОВОГО человека. Путь и механизм этого достаточно подробно описан в «Поколении П» Виктора Пелевина. И хотя среди ерничества и фантазий автора не сразу улавливаешь мысль, но стоит слегка задуматься и становиться понятно: вдалбливая в человека те или иные образы и понятия, заставляешь не только изменять его собственные взгляды на мир, но и постепенно формируешь окружающую действительность. Самая примитивная цепочка: внушаешь подростку, что он хочет «Марс» – он хочет «Марс» – он не может жить без «Марса» – своими потребностями он заставляет наводнить рынок «Марсами». И конечный результат этой цепочки можно довести до абсурда, если таково будет желание или потребность идеолога: весь мир будет разделен для этого индивида, на тех, кто любит «Марс», и тех, кто его враг, потому что не любит «Марс».
Таким образом получается, что телевизор становится подменой реальности. То есть он вокруг себя создает свою реальность, формирует образ жизни человека, связавшего свое существование с мерцающим ящиком.
Разве не в том смысл Бога, если исходить из Библии, чтобы создать мир и поддерживать в нем существование, направляя и наставляя свои творения, посылая их на войну, или награждая спокойствием и благостью, наказывая и поощряя, вести свою паству к полному повиновению и всепоглощающей любви?
Мне могут возразить, какой же он Бог, если его не превозносят, не воздают хвалу, не совершают обрядов моления и пр.? На самом деле, это самый легкий вопрос, ибо история религий знает, что воплощения Бога, на которые зачастую переносились его качества, бытовали еще в Древнем Египте, а уж христианство и вовсе довело до абсурда, нацепив на каждого маленькое воплощение бога – распятие. Но можно посмотреть и с другой стороны: разве не ежедневный священнодейственный ритуал, когда двуногое просыпается ото сна, его рука тянется к телевизору, приходя с работы, он вновь обращается к нему же. А попробуй лиши современного человека телевизора? Он же начнет чахнуть, ибо неожиданно он окажется перед бездной незаполненного ничем времени, пустотой в голове и необходимостью мыслить вне влияния своего ВЕРНОГО ДРУГА. Разве здесь не религиозная зависимость от ТЕЛЕВИЗОРА, разве не служение и отождествление своей души с ним?
Впрочем, гораздо серьезней будет возражение такое: как можно объявлять ТЕЛЕВИЗОР Богом, если его, как аппарат, производят люди, и содержанием наполняют люди? Ну, здесь можно вновь отослать оппонентов к «Поколению П» и к творению Алексея Караковского.
Однако я все же рискну в двух словах проследить цепочку этой странной метаморфозы, когда творение умов и рук человеческих превращается сначала в фетиш, а потом в полновластного Творца. Как показала практика последних лет, режиссеры, сценаристы и те, кто считает, что стоит у кормила управления телевизионным процессом, на самом деле зависят от конечного потребителя. Обычная схема продажи товара, не правда ли? Но потребитель телепродукции, уже не просто довольствуется предоставленной жвачкой, но и формирует ее, что по-умному называется «социальным заказом». Примерно так же религиозные фанатики, в какой-то момент начинают требовать от своего пастыря кровавой жертвы, во имя веры. И он ее дает, ибо в противном случае, пошатнется не основа веры, а его личный авторитет. Кто не умеет подстроится, оказывается распят, как те несчастные миссионеры в индейской Америке, которые в силу своей убежденности не хотели принимать на себя божественный венок.
Творцы телереальности, на самом деле также оказываются заложниками, а многие искренними апологетами, религии под названием ТЕЛЕВИЗОР. При том они, как и потребители в какой-то момент перестают различать правду и ложь, процесс и конечный результат, телевидение и телевизор – мир постепенно превращается в бесконечный набор клипов, который не оставляет ни малейшего шанса вырваться из этого порочного круга, оценить себя и окружающий мир. И если сейчас еще встречаются люди, кто не поддался религиозному экстазу постоянного телешоу, то подрастающие дети не мыслят себя без БОЛЬШОГО БРАТА – ТЕЛЕВИЗОРА. Более того, для них этот мерцающий ящик является неотъемлемой частью существования, почти такой же, как пища, вода, воздух. Вот чистые и искренние религиозные фанатики.
Возвращаясь же к «Саду Мандельштама», хочу сказать, что любая религия когда-либо, приходит к своему закату. Алексей Караковский сумел его увидеть. Но, к сожалению, меня это не обрадовало, ибо на смену старым богам приходят новые. И далеко не факт, что они будут милосерднее и добрее. Тем более что божественное понятие милосердия, может и не совпадать с человеческим…
Василий Денисенко
Родился в 1967 году в захолустной деревеньке Псковской области. С детства приобщался к культуре соседней Прибалтики через шоп-туры по продуктовым магазинам. По достижении 18 лет поступил в Ленинградский Государственный университет на факультет журналистики. Однако насладиться учебой не смог, т.к. через год был отправлен в Вооруженные Силы, откуда вернулся с жаждой самостоятельной жизни. Через полтора года жажда была полностью удовлетворена. Перевёлся на заочный, уехал в Мурманск крутить хвосты селедке, а также познавать жизнь через призму областной прессы. Где-то году в 1996 осознал, что призма перестала быть разноцветной, а потому ушел с головой в PR.