305 Views
Сонное хмурое утро бочком проскользнуло в щель между портьерами и заструилось по полу, холодя босые ноги. Олег Николаевич передернул плечами, разгоняя мурашки, забегавшие по спине и поспешно задернул штору. Постукивание деревянных колец слилось с шорохом раннего такси прошуршавшего шинами по мокрому асфальту и разбудило жену.
– Олежка, не забудь поставить будильник на полвосьмого, – сквозь сон пробормотала она и спряталась в мягком ворохе подушек.
Олег Николаевич молча подошел к будильнику и, крепко прижимая кнопку звонка, перевел золотистую стрелку на полвосьмого. Раздался щелчок, громко прозвучавший в тишине. В ответ на диване недовольно проскрипели пружины. Стараясь производить как можно меньше шума, Олег Николаевич выскользнул из комнаты и неожиданно натолкнулся на собственное отражение, уныло смотревшее на него из зеркала.
Зрелище собственного отвисающего животика и кривоватых, заросших густой темной порослью ног, вызвало у него острый приступ отвращение, которое не смог смыть ни душ, ни пара крепких стаканов чая с лимоном. Отвращение недовольно ворочалось внутри, вызывая неприятные ощущения в области застарелой язвы, выпячивало пухлые губы, оседало тяжестью в ногах.
Чтобы избавиться от наваждения, Олег Николаевич прошелся по кухне в поисках сигареты, затем, вспомнив, что бросил курить, подошел к окну. Но там было все то же серое промозглое северное утро, с легким полутуманом, готовым в любую минуту плюнуть зарядом мелкого противного снега. Он подошел к холодильнику, открыл его. Задумчиво посмотрел на стоящую початую бутылку водки, рассеянно покрутил ее в руках и поставил обратно.
Еще немного покружив по кухне, он понял, что опаздывает, быстро оделся и выскочил на улицу. Однако холодный острый воздух, как бывало раньше, не отрезвил его, а подернувший лужи ледок только вызвал острый приступ тоски.
Олег Николаевич никак не мог понять ее причину. Впервые за многие месяцы жизнь его мягко катилась, бодро отсвечивая шлифованными удачей боками. И в то же время тягостное чувство отвращения к самому себе порой накатывало прогорклой волной, оставляя после себя неуверенность и какую-то непонятную боязливость всего сущего. А тут еще эти тягучие однообразные сны, которые вместо отдыха приносили только усталость.
Промаявшись весь день в таком разобранном состоянии, Олег Николаевич решил-таки выпить, несмотря на строгий наказ врачей, и отправился в свою любимую рюмочную, посещение которой всегда вселяла в него оптимизм и уверенность. Если смотреть объективно, то более грязного и мерзостного места в городе он, пожалуй, не знал. Однако в этом заведении был и свой шарм, состоявший в том, что собирались здесь исключительно две категории: пролетарии с ближайших заводиков и спившиеся интеллигенты. Почему так сложилось, Олег Николаевич особо не задумывался, но сама ситуация его забавляла. Во-первых, резким контрастом между посетителями. Во-вторых, чувством собственного превосходства – он мог с уверенностью сказать, что никогда, ни при каких обстоятельствах не станет таким, как они. Поэтому, заходя сюда (а это бывало лишь в тех случаях, когда жизнь начинала обкатывать на нем свои недобрые шуточки), он с удовольствием наблюдал за тупо надирающимися посетителями забегаловки.
Увы, в этот раз традиционные сто грамм, бутерброд с селедкой и зрелище пьяных физиономий не принесли ему привычного успокоения. Скорее наоборот, он ощутил еще большее раздражение от собственного способа существования. Чем больше он всматривался в наливающиеся нездоровой пунцовость лица, медленно тускнеющие глаза, тем отвратительнее ему казалось ближайшее будущее. И он впервые позавидовал этим работягам и спившимся мэнээсам, которые жили от рюмки до рюмки.
В конце концов, они нашли свою точку отсчета, стержень, на который наматывают нить бытия. А что он может сказать определенного о собственной жизни? Хотя у нее и существует строгий распорядок, (с 8 до 17 он на работе, потом ежевечернее общение с женой, в субботу традиционный поход в гости или прием их у себя, а в воскресенье – домашние дела или культурная программа, ограничивающаяся походом по новым выставкам и театрам), но идеи, ради которой стоит жить, нет. И так еще 20-30 лет, а потом…
Последняя мысль заставила Олега Николаевича передернуться. Он выпил, с отвращением посмотрел на бутерброд с осклизлой селедкой и поспешно вышел на воздух.
К вечеру стало совсем тепло, и возвращающийся с работы народ изнемогал под лучами закатного солнца. Особо смелые сбросили куртки и теперь в черно-коричневой кожаной и шерстяной массе нет-нет да и встречались разноцветные пятна джемперов, пиджаков, платьев. Молодые девчонки, спешащие на свидания, нахально сверкали высовывающимися из под мини-юбок коленками. Олег Николаевич глянул на вакханалию прорвавшейся весны и с тоской подумал: “Влюбиться, что ли?” Но тут же одернул себя. Не стоило тешиться несбыточными надеждами. Он давно пришел к неутешительному выводу, что внешность его далека от идеала, природное косноязычие годится только для общения с финансовыми документами, да и расходы на содержание любовниц далеко превосходят его скромные возможности. К тому же ближайшее окружение Олега Николаевича было слишком переполнено детными матронами и незамужними стервами, чтобы всерьез раздумывать об адюльтере.
Предаваясь жалости к себе, он не спеша добрался до троллейбусной остановки. Как всегда в час пик здесь было много народа, так что ему пришлось пропустить пару “троек”, прежде чем он влез в духоту заполненного человеческими запахами салона. Он протолкался к окну и со скукой уставился на проплывающий городской пейзаж. Клумбы еще чернели перекопанной землей, деревья только готовились к зеленому десанту, так что город производил впечатление взлохмаченной головы, только что оторвавшейся от подушки. В иное время это Олега Николаевича позабавило, но только не сегодня.
Как всегда, ближе к конечной, народу стало меньше. Олег Николаевич рискнул развернуться лицом к салону – вид захваченного весной города вызывал в нем сегодня не самые добрые чувства. Собственно и населяющие его люди тоже, но они все же вносили хоть какое-то разнообразие в монотонную картину, проплывающую за окном.
Окинув безразличным взглядом сограждан, Олег Николаевич насторожился. С тяжелым разопрелым воздухом было что-то не так: легкий инородный аромат перебивал запах разгоряченных тел и хрустящей кожи. Было в нем что-то знакомое и волнующее, что напоминало ему… Олег Николаевич и сам бы не сказал с точностью, что это ему напоминает. Но нечто из далекого прошлого.
Он незаметно поводил носом, а потом применил свой излюбленный прием для определения запахов – шумно втянул воздух. Несколько человек недоуменно оглянулись, но впервые за сегодняшний день Олегу Николаевичу не было дела до мнения окружающих – на него обрушился аромат цветущей сирени, лиловой, пушистой, полностью скрывающей под своими махровыми лепестками зеленую листву. Время неожиданно скакнуло назад и семнадцатилетний Олежка, студент-первокурсник, шало болтающийся по умытому дождем городу, вновь приставал с разными милыми глупостями к проходящим девушкам, чтобы вручить им крошечные веточки сирени, только что сорванной за углом…
Яркая вспышка озарения теплой волной накрыла Олега Николаевича, смывая накопившееся с утра раздражение. Он вздрогнул, освобождаясь от тяготивших его раздумий, и снова шумно вздохнул в надежде еще раз окунуться в очищающий катарсис юности. Увы, ничего более чем запаха хороших цветочных духов он не почувствовал.
Зато Олег Николаевич заметил насмешливые серые глаза, тут же спрятавшиеся в копне каштановых волос. Обладательница сиреневого аромата оказалось из тех наглых девиц, которые чуть становится теплее, надевают обтягивающие водолазки, подчеркивающие развитые не по годам бюсты, влезают в тесные юбки, сквозь который можно определить покрой трусиков и вызывающе покачивают бедрами.
Это открытие лишь слегка царапнуло Олега Николаевича, оставшись где-то за пределами испытанного им потрясения. Скорее наоборот, он впервые обратил внимание на этих пигалиц, точнее на одну-единственную – копию всех остальных. Здесь присутствовало все: и короткая тесная юбка, и облегающая желтая кофточка с короткими рукавами, сквозь трикотаж которой проглядывали застежки бюстгальтера, и дерзкое выражение мордашки. Но еще была нежная кожа, мягким пушком уводящая взгляд под кофточку. Юная свежесть, которая так наэлектризовала тело, что Олег Николаевич ощущал, как короткие разряды мурашками начинают бегать по коже.
Надо было что-то делать, иначе скопившееся вокруг напряжение могло разрядится самым непредсказуемым образом. Не отдавая себе отчета, он шагнул к девушке. Но тут над ухом прозвучало басовитое:
– Выходите?
По инерции посторонившись, Олег Николаевич не сразу понял, что троллейбус подошел к предпоследней остановке. Когда, наконец, до него дошел столь очевидный факт, было поздно. Дверь со злорадным щелчком захлопнулось перед ним, а девушка, вильнув бедрами, исчезла в ближайшем проходном дворе.
И все же Олег Николаевич не чувствовал себя несчастным. Хотя легкая досада и копошилась где-то внутри, однако она только добавляла некую пикантность тому вздорно-игривому настроению, в котором он пришел домой. Жена подозрительно взглянула на него, осторожно принюхавшись. Уловив легкий “выхлоп”, она понимающие кивнула и отправилась на кухню. Зато дочка с сыном с удовольствием заразились баловным настроением и весь вечер ходили на головах, мешая маме смотреть очередной сериал. И даже потом, когда они заснули, из спальни раздавались сонные смешки, что вызывало умильную улыбку жены. Впрочем, улыбка быстро увяла, когда вполне серьезный и уважаемый супруг вдруг забыл о своих сорока двух положительно прожитых годах и попытался изобразить страстного мексиканского мачо. Она с трудом уговорила его закрыть дверь в спальню, а также выключить свет, чего слегка ополоумевший спутник жизни явно не хотел делать.
Фривольное настроение продлилось где-то с полмесяца, пока дела, да чрезмерно занятая супруга, не закопали его игривость на кладбище несбывшихся надежд. Впрочем, за это время он вернулся в свое обычное состояние. И даже изредка мысленно хулиганил, представив то одну, то другую симпатичную соседку по общественному транспорту в постели. В мечтах он пробовал их на вкус, на цвет, на ощупь и приходил к выводу, что вряд ли они чем-то существенным могут отличаться от его жены. Пару раз встречались исключения, но Олег Николаевич реально оценивал свои шансы, чтобы моментально пресечь блудливые думы и не потерять уважение к себе. Единственно, чего он не касался в мыслях, так это девушки, которая пахла сиренью…
Впрочем, и о ней он скоро забыл, поскольку близилось время отпусков, и навалившаяся куча дел расстроила привычную однообразность жизни. Сначала надо было отправить детей в летний лагерь, потом подремонтировать квартиру, а затем собрать на отдых жену.
В этом году отпуска у них не совпадали, поэтому настроение у Олега Николаевича вновь стало слегка подавленным. Неожиданно он осознал, что ему предстоит перспектива провести месяц в полном одиночестве, без привычного плотного ужина, насмешливого ворчания жены и неизменных культурных программ на выходные. Такого не случалось уже лет восемь, и Олег Николаевич просто не представлял, что же он будет делать один в этом громадном городе, где жара сменяется ледяным дождем, а большинство знакомых разъехалось по югам.
О том, что ему также предстоит провести свой отпуск в одиночестве он предпочитал, вообще, не думать, иначе растерянность переходила в легкий ужас. Он даже представить не мог, чем станет заниматься, когда окажется за тридевять земель без надоевшей супруги и опостылевшей работы. Как бы он про себя не ворчал на них, но жизнь была заполнена и даже имела некоторый смысл. А тут…
В общем, Олег Николаевич пребывал в слегка нервозном состоянии, что стали замечать даже на работе. Тогда Олег Николаевич стал больше улыбаться. Но, судя по всему, помогало плохо, потому что порой ловил сочувственные взгляды коллег, а один даже умудрился похлопать по плечу и сказать: “Ничего! Держись, старина!” Олег Николаевич так растерялся, что даже не успел ответить наглецу. Впрочем, в виду появившихся забот он вскоре забыл об инциденте. А их прибавила его дражайшая супруга, решив за несколько дней до отъезда полностью экипироваться к отпуску, куда ее должен был унести курортный поезд.
Впрочем, бесконечные походы по магазинам принесли даже некоторое успокоение. По крайне мере у Олега Николаевича появилось смутное ощущение, что первую неделю разлуки он проведет, предаваясь блаженной лени. В этом состоянии он пребывал до тех пор, пока, нагруженный пакетами, не налетел на полуголую девицу, неожиданно возникшую в узком проходе универмага.
– Извините, – прозвучало почти одновременно, и они дружно стукнулись лбами, когда наклонились, что собрать рассыпавшиеся свертки.
И тут Олег Николаевич опять утонул в расплескавшемся океане сирени. Когда же он оттуда вынырнул, то заметил только обнаженные плечи, скользящие между полок магазина. Он ринулся в след, не представляя, что скажет это незнакомой молодой девчонке, не задумываясь, зачем он это делает. Просто во всей ситуации было что-то ужасно несправедливое, если она вот так развернется и уйдет .
– Подождите! – Пропыхтел он, изнемогая под ворохом свертков. – Девушка, подождите!
Она резко обернулась, дернув плечом, чтобы поправить бретельку свободного полосатого топика, скрадывающего соблазнительные выпуклости. В иное время Олег Николаевич не преминул бы скосить глаза в рискованно открывающийся вырез, окинуть взглядом затянутую в черные джинсы попку. Сейчас он смотрел только в ее огромные, чуть навыкате серые глаза и нес чушь.
Олег Николаевич понимал, что вся его болтовня не стоит ломанного гроша, что знакомство приличные люди не начинают в магазине и, тем более, на бегу. Но он опять превратился в шального паренька, которые еще не знал, что почем, не относился критически к своим способностям, и был свято уверен, что весь мир его должен любить не за что-то, а просто так. Наверное, это было минутное помешательство, но оно нравилось Олегу Николаевичу, хотя внутри крошечный надоеда шептал, что расплатой за все происходящее будут минуты отчаянного стыда. Но это будет потом, а сейчас он готов был платить по всем счетам.
Очнулся Олег Николаевич лишь тогда, когда фигура девушки растворилась в толпе людей, спешащих немедленно, во что бы то ни стало, осчастливить свое бренное существование новой покупкой. Он потерянно оглянулся, не понимая, что это на него накатило и побрел к выходу, где они договорились встретится с женой. Давно он не ощущал такой изматывающей пустоты, которая, казалось, звенела внутри. Проходящие мимо люди, груды китайского ширпотреба, разомлевшие от духоты продавцы проплывали мимо него разноцветными пятнами. Об него спотыкались, что-то говорили, но все это находилось в какой-то иной плоскости, в которой Олега Николаевича не существовало. А там где он в данный момент обретался разливалась блаженная тишина. Это было не то чтобы слишком хорошо, скорее странно…
– Олег, ну где ты застрял? – недовольный голос супруги вырвал Олега Николаевича из объятий пустоты.
Это было так непривычно, после мгновений абсолютного внутреннего молчания, в которых он только что пребывал, что Олег Николаевич лишь пожал плечами.
– А что за бумажку ты держишь? – все еще суровым тоном, но уже с намеком на снисхождение, спросила жена.
Олег Николаевич недоуменно повертел листок крошечного блокнотика, который судорожно сжимал в руке. Потом, неловко перехватывая пакет под мышку, развернул скомканную бумажку. Там чернели шесть цифр и короткое размашистое слов. Пока он вглядывался в то, что было нацарапано на листике, лицо жены наливалось краской, а потом раздался нервный вопрос:
– Ну, и кто такая эта Оля?
Наверное, сработала многолетняя привычка общаться с начальством, которая со временем вырабатывается у финансистов средней руки, не отягощенных большой ответственностью, но дорожащих своей зарплатой. Забыв про свое косноязычие, Олег Николаевич разлился соловьиной трелью о менеджере, которого он никак не мог отловить и, вот удача, случайно встретил его секретаршу, которую однажды видел с ним в машине. Пр-р-р-оклятая работа, даже в выходной от нее нет покоя!
Видимо, это было неубедительно, поскольку жена то и дело подозрительно посматривала на него, а то и отпускала язвительные замечания. Однако по пути им предстояло еще зайти в пару магазинов, так что скоро инцидент был исчерпан большим количеством дорогих шмоток, от цен на которые у Олега Николаевича начинало неприятно сосать под ложечкой. Впрочем, его супруга была разумным человеком. В каждом магазине она сделала не больше одной покупки, что позволяло их бюджету все-таки обеспечить ее отъезд.
Гонка продолжалась еще пару дней, после чего на Олега Николаевича, наконец, свалилось долгожданное одиночество. Некоторое время он, действительно, отчаянно ленился, тупо рассматривая включенный телевизор и глотая охлажденное пиво, купленное по дороге. Но, когда его больная печень все-таки не выдержала длительного издевательства и потребовала прекратить ежевечерние возлияния, он заскучал. Неожиданно вернулось ощущение покинутости всеми, чего он, в собственности, и боялся.
Промаявшись весь вечер от безделья и больной печени, он лег пораньше спать. На следующий день он чувствовал себя настолько бодрым, что после работы, наскоро перекусив у какого-то ларька, отправился домой пешком. Так продолжалось еще пару дней, пока мысль о подобном развлечении не стала вызывать у него стойкое отвращение. Так что, однажды вернувшись домой на троллейбусе, он погрузился в тягостное раздумья о том, чем бы занять себя в предстоящие две с половиной недели.
Если бы он горел на работе, то с радостью ухватился бы за возможность оставаться в своей конторе по вечерам, брал бы бумаги на дом, созванивался бы с нужными людьми. Увы, он не относился к категории трудоголиков – Олег Николаевич не питал насчет себя иллюзий. Даже если бы он попытался сделать нечто подобное, следующий рабочий день оказался бы для него нескончаемым кошмаром.
Театры и прочие культурные мероприятия отпадали, поскольку одному там было делать нечего, тем более что Олег Николаевич никогда не относил себя к эстетам. Так что оставались только знакомые…
Он взял трубку и стал названивать одному за другим своим приятелям, знакомым и даже приятелям знакомых. Через некоторое время образовался внушительный список отказов под разными предлогами, в котором в разных вариантах фигурировали летние заботы на даче, подготовка к отпуску и прочая вполне достойная уважения чушь. Правда, кое с кем ему удалось договориться о встрече, но самая ближайшая должна была произойти не раньше чем в следующие выходные.
Олег Николаевич в задумчивости прошелся по комнате, еще раз похвалив себя за идею установить кондиционер. На улице который день стояла такая духота, что не будь этой машинки, он точно бы отдал концы в собственной квартире. А так даже руки мерзнут.
Он засунул руки поглубже в карманы, и вдруг ощутил какой-то мягкий шершавый комок. Вытащив его, Олег Николаевич с удивлением обнаружил скатанный бумажный шарик. С величайшими предосторожностями Олег Николаевич развернул его, и тут краска стыда залило его лицо. На бумажке размашисто было выведено – “Оля”.
Олег Николаевич в большом возбуждении сделал еще парочку кругов по комнате, остановился у окна, отдаваясь сладкому сердечному томлению. Потом решительно направился к телефону. Уже взяв трубку, он бросил ее и отправился в ванную, чтобы ополоснуть холодной водой горящее лицо. Впрочем, это была скорее отговорка для сохранения внутреннего приличия, потому что возбуждение коснулось не только его эмоционального состояния. Неожиданно для себя, он внес и Олю в список обласканных дев, который постепенно рос во время его транспортных бдений. Это было приятно. И в то же время совершенно неправильно, поскольку сиреневый образ замутнялся похотливыми мыслями. Так что потребовалось несколько литров ледяной воды, чтобы привести в порядок свои чувства.
Затем он решительно направился к телефону и набрал номер. На том конце провода долго не отвечали. Олег Николаевич вздохнул и собирался уже положить трубку, как гудки неожиданно прервались. Он спросил Олю и услышал, что здесь такая не живет. Потерпев фиаско, Олег Николаевич отошел к окну и долго рассматривал пацанов, лихо лупящих мячом о стенку трансформаторной будки.
Он никак не ожидал, что эта обычная, в общем-то, женская шутка, так его расстроит. Олег Николаевич невольно горестно вздохнул, и через некоторое время понял, что удержаться от дальнейших вздохов представляет собой некоторый труд. Переполнившись отвращение к себе, он направился в душ, чтобы хоть немного улучшить настроение. Проходя мимо телефона он уже из простой вредности набрал номер и совершенно другой голос вырвался из трубки:
– Алло.
– Олю можно позвать к телефону? – Последнее слово он буквально выдавил из себя, поскольку сердце подскочило к самому горлу и там бешено билось.
– А нету ее дома. Чего передать? – Явно старушечий голос стал жутко заинтересованным, и Олег Николаевич счел нужным прервать дальнейшие объяснения.
Хотя после звонка его настроение уже зашкаливало за отметку “отлично”, он все же отправился в душ. Достал припрятанную от жены пачку сигарет, с удовольствием покурил и лег спать. Правда, заснуть не мог долго, но сладкая мечтательная истома, стоила тех смутных сновидений, которые мучили его в последнее время.
На следующий день работа спорилась настолько, что мужики из их отдела только покачивали головами, а женщины громким шепотом обсуждали не случился ли у Олега Николаевича роман. Олег же Николаевич только загадочно улыбался и щелкал по клавишам компьютера так, что тот порой даже начинал возмущенно шуршать хардом, явно не справляясь с потоком загружаемых данных. К вечеру Олег Николаевич с удивлением заметил, что ежеквартальный отчет, над которым он работал целую неделю и все никак не мог довести до ума, готов. Оставалось только провести сверку по другим службам и можно сдавать.
Ни капельки не уставший, он отправился домой пешком, совершенно забыв, что еще вчера подобные прогулки казались невероятно скучными. Постепенно его мысли вернулись к вчерашнему звонку, и он с удовольствием повторил про себя имя и номер телефона. Потом еще раз. И нашел их замечательными. На десятый раз он заметил, что если очень быстро произнести имя Ольга, то получается почти Олег. От этого случайного совпадения он переполнился таким восторгом, что даже пару раз подпрыгнул, срывая понравившиеся листочки. Поймав изумленный взгляд трехлетнего ребенка, не понимающего почему такой серьезный дядя скачет как козлик, Олег Николаевич рассмеялся и подарил малышу образовавшийся букетик.
Дома он с наслаждением съел целую гору запрещенных диетой магазинных пельменей, выкурил сигарету и немного послонялся по пустой квартире. Олег Николаевич прекрасно сознавал, что неизбежное должно случится, но максимально оттягивал момент, подобно гурману, который, решился-таки открыть бутылку коллекционного вина, пылившуюся на полке не один год.
Наконец, когда нетерпение дошло до высшей точки кипения, он набрал номер. Сначала долго были короткие гудки, а потом ему опять пришлось услышать, что Оля еще не пришла. Как ни странно, это особенно его не огорчило. Олег Николаевич вышел на улицу, немножко побродил по соседним дворам, накупил всякого журнального хлама и вернулся домой. Немного полистал их, а потом, выбрав наиболее интересный, углубился в чтение. Через некоторое время, он положил его на колени и снова набрал заветный номер. На этот раз трубка откликнулась почти сразу.
– Да?
– Оля? – Олег Николаевич почувствовал, что перехватило дыхание.
– Да, я слушаю.
– Оля, это Олег Николаевич… – не без труда выдавил Олег Николаевич. – Помните, мы с вами в универмаге встретились.
– Помню, – по голосу было слышно, что она улыбается. Это сразу придало Олегу Николаевичу силы и он, как будто бросаясь с крутого обрыва в реку, выдохнул:
– Оля, погода на улице замечательная. Может быть, прогуляемся. Ведь по нашей погоде грех большой в такие дни дома сидеть.
– Какой вы смешной, в самом деле. Я ведь три дня назад замуж вышла. Я думала вы раньше…
Тут Олег Николаевич услышал в трубке мужской голос. Хотя слов было не разобрать, но интонации говорили о многом. Оля что-то ответила, после чего голос стал громче, и можно было с уверенностью сказать, что в нем слышалась некоторая нервозность. Потом наступила тишина – микрофон прикрыли рукой.
Некоторое время подождав, Олег Николаевич аккуратно положил трубку, пожевал в задумчивости губами и взялся за эротический журнал…
Василий Денисенко
Родился в 1967 году в захолустной деревеньке Псковской области. С детства приобщался к культуре соседней Прибалтики через шоп-туры по продуктовым магазинам. По достижении 18 лет поступил в Ленинградский Государственный университет на факультет журналистики. Однако насладиться учебой не смог, т.к. через год был отправлен в Вооруженные Силы, откуда вернулся с жаждой самостоятельной жизни. Через полтора года жажда была полностью удовлетворена. Перевёлся на заочный, уехал в Мурманск крутить хвосты селедке, а также познавать жизнь через призму областной прессы. Где-то году в 1996 осознал, что призма перестала быть разноцветной, а потому ушел с головой в PR.