245 Views
Наш главный – человек предприимчивый. В один прекрасный день он притащил в редакцию большой блестящий никелированный диск, положил посреди комнаты на пол и сообщил:
– Это машина времени.
Мы не очень-то удивились.
– Пока что можно путешествовать только обратно во времени, – сказал он, – но если удастся достать блок будущего, будем посещать даже двадцать второй век.
Мы молча слушали. Никто не сомневался, что он достанет и этот блок.
– Предложения есть? – спросил главный.
Предложений не было. Все зачарованно смотрели на машину времени.
– Кто знает немецкий?
Наши взоры обратились на Барбару. Она покраснела, уронила пепел с сигареты на пол, но тут же нашлась:
– Михкель тоже знает!
Главный с упреком посмотрел на нее:
– Ты же знаешь – Михкель на больничном.
Он указал рукой на диск и добавил:
– Каждая минута простоя влетает в копеечку.
Мы снова уставились на машину. Она поразительно смахивала на диск здоровья, который наш журнал рекламирует в рубрике «Стройной стать, стройной остаться!» Если стоя на этом диске подобно лыжнику размахивать руками, то верхняя пластина диска начнет вращаться, а объем талии будет уменьшаться. За год на целых три сантиметра.
– Двадцать седьмого апреля исполнится двести семьдесят лет со дня рождения Иммануила Канта, – сказал главный. – Тебе, Барбара, придется его посетить и взять интервью.
– Да вы что? Я даже самолета боюсь! И кто такой этот Кант?
-Тебе, по-видимому, выдали диплом без сдачи экзамена по философии, – съязвил главный, вынул из кармана тоненькую книжицу и начал читать:
«Инструкция по использованию машины времени. Пункт первый. Интервью из прошлого: а)Собрать данные об интервьюируемом, выбрать подходящее время и место. Желательно, чтобы встреча происходила с глазу на глаз. б)Репортер должен иметь с собой материал, способный убедить интервьюируемого, что к нему прибыл посланец из будущего. Например: художнику можно показать репродукцию задуманной, но еще не созданной картины; писателю роман, который он собирается написать и т.д. в)При отбытии следует стереть визит из памяти интервьюируемого…»
Главный поднял глаза и нахмурил лоб:
– Канту можно бы послать экземпляр его главного труда «Критика чистого разума», изданного в наше время. Следовательно, Барбару придется отправить в прошлое до 1781 года, когда книга еще не была написана.
Наш редактор не только предприимчивый человек, но к тому же имеет энциклопедические знания. Как ему удается совмещать столь разные вещи, для меня загадка.
Но почему он решил натравить Барбару на философа? А что если после ее визита Кант уже ненапишет «Критику чистого разума»?
После длительной дискуссии, в течение которой Барбара то и дело восклицала «Господи!» и «Не надейтесь!», а главный подчеркивал, что командировочные будут в скв, удалось ее уговорить. Главный дал ей три выходных, чтобы она перевела на немецкий наш традиционный вопросник и освежила в памяти свой немецкий – он посоветовал ей прочитать какую-нибудь детскую книжку на немецком языке.
Когда собрание закончилось, я спросил главного, как он решается на подобную авантюру. Но он лишь загадочно улыбнулся.
Через три дня мы собрались в кабинете главного. Смотреть, как Барбару отправят в прошлое. Редактор давал ей последние ценные указания:
– Когда прибудешь в Кёнигсберг…
– Господи! Какой еще Кёнигсберг?
– Калининград. Раньше он назывался Кёнигсберг.
– Вот как! Рийна была весной в Париже, а меня в Калининград посылаете!
– Рийну мы премировали, а у тебя с осени два выговора за нарушение трудовой дисциплины…
Зрелище было впечатляющее: Барбара, как всегда в джинсах, держа под мышкой изданную в Берлине в 1979 году «Критику чистого разума», встала на круг, взмахнула руками, словно собиралась заняться упражнениями для талии, всхлипнула: «Прощайте!» и улетучилась.
Некоторое время мы сидели в гробовом молчании. Наконец Рийна, редактор рубрики «Поговорим о моде, о погоде», высказала то, о чем думали все:
– А вдруг она не вернется?
Несмотря на мрачный смысл сказанного, в голосе Рийны я уловил недобрые нотки. Злые языки утверждают, что Барбара как-то ляпнула, что у нее кривые ноги…
– Между прочим, вопросы перевел на немецкий все-таки Михкель, – сказала криво усмехнувшись Хели, редактор рубрики «Женщина, посмотрись наконец в зеркало!», – Барбара ходила к нему домой. Чего доброго, заразит философа гриппом…
Я представил себе, как наша Барбичка мчится вихрем сквозь столетия к Канту, и мне стало ее от души жаль…
Она должна была вернуться через две недели. Всё это время мы обсуждали «вернется» или «останется в Кенигсберге», «ну, тогда полетит главный тоже» и всё в том же духе.
В назначенный срок мы снова сидели в кабинете главного вокруг машины времени. И вот! На диске возникла Барбара, живая и невредимая, но очень мрачная.
– Ну как? – закричали мы хором.
Она сердито уставилась на главного.
– В этом Кёнигсберге ничего не купишь! Они там безнадежно отстали от моды! Я всю валюту привезла обратно!
Главный вздохнул с заметным облегчением и спросил:
– Ты с Кантом встретилась?
– А как же!
Барбара оглядела наши любопытные лица. Всеобщее внимание повысило ее настроение. Не сходя с диска она закурила сигарету и принялась рассказывать.
– В тот самый момент, как я свалилась на липовую аллею, где гулял Имчик, стал накрапывать дождик. Он человек рассеянный, меня сразу и не заметил. За ним следом шел слуга с зонтиком, тот как заорет: «Герр Кант, герр Кант! Вер ист дас?»* Ну, тут уж Имчик меня заметил – я его зову просто Имчик, – «Иммануил» не выговоришь. Я ему: «Гутен морген!» А он стоит и смотрит на меня снизу вверх – я на голову выше него – словно воды в рот набрал, словно впервые в жизни видит женщину. Потом уставился на мои джинсы. Я говорю ему: «Их бин цванциг ярхундерт!»** и сую ему эту «Критику разума». Ну, это его потрясло до глубины души. Он ее листал, листал, затем снова на меня уставился, должна заметить – с благоговением. И шепчет: «Майн готт, Сведенборг хатте рехт»***. Я закуриваю, предлагаю и ему – «Битте айне цигаретте!», но он отсталый какой-то. Ладно, говорю, давайте делать айне интервью. Я и сама удивилась, что у меня с немецким так здорово получается. Имчик меня понимал с полуслова. Но эта книга его загипнотизировала. Уткнулся в нее, не может оторваться. Тут начался ливень, слуга над нами зонт раскрыл, на аллее кроме нас ни души… Не знаю, что Им там вычитал, но потом снова смотрит на меня и шепчет: «Майн готт»****. Ну, я стала задавать ему наши вопросы, пришлось и при помощи рук кое-что объяснить, но интервью – вот оно!
Барбара победоносно помахала кипой бумаг и продолжала:
Имчик человек безнадежно отсталый. Спрашиваю его: «Заген зи мир битте – фрау унд наука!» То есть – «женщина и наука». Правда, я никак не могла вспомнить, как «наука» по-немецки, но он меня понял, ничего не скажешь, понятливый. Только взгляды у него старомодные. Жаль, что я забыла как по-немецки «прогресс», я бы ему объяснила, что в наше время всё иначе!
Барбара сделала глубокую затяжку и вздохнула:
– Но в этом Кёнигсберге решительно нечего купить!
– Барбара! – вскричали мы. – Так что же Кант ответил на вопрос о женщине в науке?
– Имчик? Он большой шутник! Я ему: «Ваше мнение, герр Кант, об ученых женщинах!» А он в ответ: «Скажите, пожалуйста, который час?» Ну, смотрю я на часы, а я их забыла завести, перенервничала с этой командировкой. Говорю ему: извините, не знаю. Тут Имчик хитро так заулыбался и говорит: женщины используют книги приблизительно так же как и свои часы. Они носят часы для того, чтобы показать, что они их имеют, хотя часы у них обычно стоят или же показывают неправильное время! Я хотела ему сказать, что теперь всё по-другому, но никак не могла вспомнить, как это. А он пошел и пошел… Я его попросила записать, так надежнее. Как хорошо, что ты, Михкель, выздоровел, переведи,а? Ой, ну и почерк!
Не долго думая Барбара сунула бумаги Михкелю, который принялся переводить: «Ученость или чересчур абстрактные рассуждения (даже в случае, если женщина смогла достичь в них совершенства), сводят на нет преимущества, свойственные женскому полу. У госпожи Дасье, которая перевела на французский Гомера, у Сафо, чья голова полна греческой премудрости, у маркизы Шатле, ведущей ученый спор о механике и у прочих подобных женщин не хватает лишь бороды, которая еще ярче выражала бы глубокомыслие, которого пытаются достичь эти женщины…»
Среди наших сотрудниц послышался ропот, а Барбара сказала:
– Я не выдержала и говорю: «То же самое говорит и наш главный редактор, но вы оба ошибаетесь!»
Михкель продолжал: «Женщинам не стоит изучать геометрию, их чары не уменьшатся, если они не будут ничего знать о том, что Альгаротти пытался поведать им о силах притяжения материи согласно учению Ньютона… Альгаротти был тот итальянский ученый, который написал «Учение Ньютона для дам».
– Тут я ему сказала, – вмешалась Барбара, – что вполне с ним согласна! Зачем нам нужна эта геометрия!
Михкель продолжал: «В области истории женщинам не стоит обременять свои прелестные головки сражениями, в географии – крепостями. Один игривый взгляд приводит мужчину в большее замешательство, чем самый трудный схоластический вопрос».
Барбара села рядом со мной и зашептала мне на ухо: «Я всегда говорила, что наш главный не мужик! Сколько я ему этих игривых взглядов бросала! А всё равно в Париж поехала Рийна!»
Михкель продолжал: «Было бы неплохо, если бы удалось сделать женщине приятным вид географической карты. Этого можно достигнуть следующим образом: ей показывают карту и описывают характер, вкусы и мораль народов, живущих в разных странах, и рассказывают, как это влияет на взаимоотношения полов. Точно так же женщине не следует знать о Вселенной больше чем нужно для того, чтобы вид вечернего неба мог взволновать ее. Я не имею оснований полагать, что прекрасный пол руководствуется принципами. Не обижайтесь – принципы встречаются крайне редко и у мужчин. Принципом женщины является: то, что говорит свет, правильно, и то, что он делает, хорошо. Жена Мильтона пыталась уговорить своего мужа, чтобы он принял должность латинского секретаря, которую ему предложили после смерти Кромвеля. Это противоречило принципам Мильтона, так как означало бы признание законным такого правительства, которое он сам ранее объявил незаконным. «Ах», – сказал он жене, – ты, моя милая, хочешь как и другие женщины, разъезжать в карете, а я должен оставаться честным человеком».
Все почему-то посмотрели на главного.
– Продолжайте, продолжайте, – сказал он.
«Да, женскому полу свойственны слабости. Глупцы их высмеивают, умные же люди видят, что именно они являются рычагом, при помощи которого можно направлять мужчину и использовать его для достижения своих целей».
– Ну как? – спросила Барбара.
– Да, ты справилась… Если немного сократить, можно печатать, – ответил главный почему-то недовольным тоном.
Потом все ушли в коридор курить, а мы с Михкелем остались вдвоем в комнате.
– Как ты думаешь, – спросил Михкель, – зачем главному понадобилось рисковать, командировать ее в прошлое? Всё это можно было найти в сочинениях Канта…
Я пожал плечами:
– Даже наш главный иногда способен на риск. Но, как видишь, ему всё равно не удалось от нее избавиться…
*Кто это?(нем.яз.)
** Я – из двадцатого века (ломаный нем. яз.)
***Сведенборг(известный”духовидец”) был прав.(нем.яз)
****Боже мой!(нем.яз).
(Примечание автора – один из старых, опубликованных ранее рассказов).
Хелью Ребане
Хелью Яновна Ребане родилась в Таллинне. По образованию математик. Работала преподавателем в университете; научным сотрудником в НИИ.С 1985 года – свободный художник. Печататься начала довольно рано – в 12 лет в школьном альманахе были напечатаны первые стихи (на эстонском языке). Пишет и на русском. С 1982 г. ее рассказы стали печатать в разных журналах ( «Looming», «Noorus», «Вокруг Света», «Искатель»,«Юность»), включали в сборники фантастики, в частности в антологию лучших рассказов года «Проба личности»(1991) вместе с рассказами братьев Стругацких и еще мало известных в ту пору, Виктора Пелевина и Михаила Веллера. В 1985 году в Таллинне вышел сборник рассказов «Vяike kohvik», а в Москве книжечка «Выигрывают все». В 2001 году вышел сборник стихов «Сон у моря»