342 Views
Туркменская девочка
Ночная пустыня беседует с морем,
В котором – ни рифов, ни скал.
Созревшую дыню в туркменском кагоре
Смакует седой аксакал.
Размытая, как на картинке
Густая висит тишина.
Туркменская девочка
В красных ботинках
Идёт по дороге одна.
Крутые вершины хребтов Копет-Дага
Окрасит вишнёвый восход.
Косой полумесяц, срисованный с флага,
Закатится за небосвод.
Роня скупые слезинки
Вдоль избранной ею стези,
Влюблённая девочка
В красных ботинках
Читает стихи на фарси.
Усыпан рубинами капель кагора
Заснувшего старца халат,
А девочка прочь за барханы и горы
Уходит, не глядя назад.
Ей смотрит во след одинокий,
Жующий колючку верблюд.
А там, где ступали
Той девочки ноги,
Тюльпаны весной расцветут…
Песни лета
Отыграла послушную роль
На почётный покой уходя,
Лицемерное лето,
Немного всплакнув для забавы.
И, отвесив прощальный поклон,
Растворилось в кулисах дождя,
Не дождавшись, пока
В зале стихло последнее “Браво!”
И оставшись один на один,
Я плыву между льдин
На далёкий маяк сигареты,
Что мерцая опавшей звездой
Над холодной водой
Отражается песнями лета…
Попадая под нож холодам,
Навязавшийся, было, рефрен,
Разрываясь на клочья,
Становится дальше и тише.
Отдаваясь бездушным ветрам,
Отрываясь от тумб и от стен,
Пролетая над крышами,
Крыльями машут афиши.
И бежит по спине холодок,
И как третий звонок,
Я бессмысленно жажду ответа,
Понимая, что это – смешно.
Всё, что было, давно
Похоронено с песнями лета.
В запустении старый театр,
Пересмотрен последний контракт.
Декорации сняты, и плесень
Покрыла подмостки.
Только небо не в силах понять,
То, что это – уже не антракт,
Всё ещё омывает слезами
Прогнившие доски.
Мне бы к этому небу взлететь
И в глаза посмотреть
Тем, кто хочет уйти от ответа!
И разбиться о стылую твердь,
И упасть, и застыть. Умереть
И закончиться с песнями лета.
P.S. И финита моя оперетта…
Клюквенное вино
Порою, когда на пожухлый луг
Последний дождь упадёт,
И дикие гуси летят на юг,
Поднявшись с родных болот,
Когда первый снег обернётся водой,
И нового встанет стена,
Войди в мой дом, мы выпьем с тобой
Клюквенного вина…
Пусть вьюга над нашей крышей
Снежные горы метёт,
Шуршащих мышей не слыша,
Спит лежебока кот…
Время, тихонько пройдя мимо нас,
Село вздремнуть у окна:
Лето в малахите глаз,
Осень в рубине вина…
Время клубка расплетает нить,..
Полно грустить о том!
Будет, что петь и о чём говорить
И вспоминать потом…
Кому-то соткут одежды из шёлка,
Кого-то укроют сукном…
В этом году зима будет долгой –
Пора запастись вином…
Такая погода – джаз
Последний аккорд. Кода
Первого ливня этого года
Благословенный час…
Город спит под сиреневый шорох
Мокрых аллей и бульваров.
Такая погода – джаз!..
Каплями дождь тает.
Словно шарики ртути
Их ветер катает, пытаясь
Собрать в один ручей,
И нести водостоком
Туда, где песок шершавый
Гладит волна с шуршаньем
И мир одинок – никто – нигде, ничей…
Отчего при лунном свете
Мы как дети неразумные
Не помним зла?..
Мне ответил кто-то в сером:
“Это – тайны атмосферы,
Характерные для данного числа!..”
…А у меня на кухне – холодный чай.
Ещё и двух нет – постполуночная печать
На циферблате. И до утра подать рукой,
А сон все так же далеко – и так некстати!..
…Прохладный бриз. Шагает по тротуару
Капризная пара, не поднимая глаз.
Сонно луна скучает. Будто б камешком из-под ноги,
Настроенье, скача, отлетает.
Такая погода – джаз!..
Под мостом
Урчит в ночи речной поток,
Грозой насыщенный за день.
Смотри, за низкий потолок
Ты головою не задень…
Пусть комариная свирель
Тоскует в воздухе пустом,
А здесь кончается апрель,
И мы ночуем под мостом!..
Какие нас пути свели
На этот берег в этот час –
Нас просто встретить не смогли,
Или не вспомнили о нас.
Вот снова старым “Жигулём”
Над головою прогремел
Чуть не уснувший за рулём
Угрюмый житель Марий-Эл!
И, просидев тут лет до ста,
Мы просветленье обретём.
И выйдем в мир из-под моста
В истлевшем рубище своём.
И будем мудро толковать
Про мироздания весы…
А люди будут нам внимать
И, морщась, отводить носы!..
Да впрочем, полно нам с тобой
Рядиться о спасенье душ.
Нас завтра отвезут домой,
Там будет чай, там будет душ.
Ну, а пока раздуй костёр
И ближе двигайся ко мне,
Чтоб не скатиться за бугор
И в речку не упасть во сне!..
Романс
Что ты делаешь здесь, о, моя несравненная?
Не устану гадать и загадывать я,
Как, сумев обойти рубежей укрепления,
Ты ошиблась судьбой в темноте бытия?
Этот мир непохож на твои сновидения.
Он скорее к лицу антиподам страны,
Где, согласно моим о вещах представлениям,
Люди вроде тебя находиться должны.
Тебе жить во дворце бы, питаясь эклерами,
В высшем свете расти, как на пачке дрожжей!
Быть предметом дуэлей меж знатными сэрами,
Или поводом драк у шутов и пажей…
Вместо этого вновь, на чужой территории
Деликатно ушедших на время друзей,
Улыбаешься ты сумасбродной теории,
Что когда-нибудь здесь будет скромный музей!..
Или в час колдовства с берегов Полинезии
Ты сошла, позабыв очарованный сад,
Угодив прямиком к подмастерью поэзии
Без малейшего шанса вернуться назад.
Так не буду ж башкой колотиться о стены я,
Сотрясая вопросов гремучую смесь:
Что ты делаешь здесь, о моя несравненная?..
Но спасибо, что ты это делаешь здесь!..
Река
Я знаю -Ты здесь,
Я чувствую взгляд на спине,
И если Ты сделаешь шаг,
Меня Ты коснёшься рукой,
А если Ты сделаешь два,
Тебе будет легче вдвойне,
Но только не три,
Потому, что я стану… рекой.
И я утеку, по коврам
И паркету струясь,
Пленённый своею игрою,
Не видя вокруг ничего.
А старый сосед будет снова
Трезвонить у двери, сердясь,
Что вновь отсырели обои
В квартире его!..
Минуя излучины комнат,
Я вылью себя за порог,
Каскадом обрушусь по лестничным клеткам
И хлыну в подъезд,
Откройте же двери! Ведь если
Я стою замоченных ног,
Пускай наблюдают меня
Все, кто бродит окрест.
И я принесу себя к морю,
Смешаюсь с солёной водой.
Во мне обоснуются рыбы,
По мне поплывут корабли.
И если кого-нибудь с палубы
Смоет случайной волной,
Я буду в отчаяньи биться
О скалы прибрежной земли…
Останься на месте,
Я сам лучше сделаю шаг и другой.
А если я сделаю третий…
Но! Слышишь звонок? Это к нам
Явился водопроводный кудесник…
Ну что ж. Путь у каждого свой:
Одним утекать,
А другим заворачивать кран.
Перелётные поезда
Я купил нам билеты в последний вагон,
Скорый поезд “Москва – Край Земли”.
Ранним утром мы ступим на светлый перрон,
Чтоб растаять вдали.
Нас заждались диваны плацкартных карет
И упряжки стальных лошадей,
Уносящие летний заоблачный свет
В позолоту сезона дождей.
Ниоткуда, спеша в никуда,
Жаль, не могут лететь поезда косяком журавлей!..
Мой носильщик, с трудом от сонетов Шекспира
Оторвёт свой мечтательный взор.
И, толкая багаж, о превратностях мира
На ходу заведёт разговор.
Старый стрелочник вынет платок из кармана
И взмахнёт, умиляясь до слёз.
Если рельсы всё время крепить без изъяна,
Мы лишились бы стука колёс!..
Проводник нам сделает крепкий чай,
Цвета меди и мёда.
А уж мы не заставим друг друга скучать
До восхода!..
В свете песен прошедшего дня,
Провожая тоску сентября уходящего года.
Жёлтый лист, залетевший в оконную щель,
Завершит натюрморт на столе.
Машинист захмелевший достанет свирель,
Вторя солу дождя на стекле.
Старый стрелочник, службу несущий упрямо,
Утирает слезу за слезой.
На дверях его будки висит телеграмма:
“ПОЗДРАВЛЯЕМ ПОСЛЕДНЕЙ ГРОЗОЙ”
Я купил нам билеты в последний вагон,
Скорый поезд “Москва – Край Земли”.
Ранним утром мы ступим на светлый перрон,
Чтоб растаять вдали.
Ниоткуда, спеша в никуда,
Лёгким клином, как в тёплые страны
Летят поезда…
Музыка
Я верю, мы станем добрее друг к другу,
И, может быть, даже честней, чем сейчас,
И, может быть, злу воздадим по заслугам,
И люди придумают музыку джаз.
Я верю, что поздно случится или рано,
Мы выбросим собственной глупости груз,
Попсовая мерзость исчезнет с экрана,
И люди придумают музыку блюз.
Когда-нибудь выберет новое поколенье
Любовь вместо чипсов и пепси-кол.
Дай Бог, чтобы к ним снизошло просветленье,
И люди придумали рок-н-ролл.
Александр Карпов
Родился 23 марта 1971 года, характер нордический, умеренный. В детстве слыл вундеркиндом, учился хорошо, окончил после школы геофак МГПИ и даже временами работал учителем географии. Много скитался, но хиппи не стал, а приобрел митьковскую закалку. Любил и понимал всё ирландское настолько, что считал сам себя древним кельтом, носил особый кельтский крест и именовался в соответственных случаях О`Карпов. Переводил с ирландского и английского (крупнейшее достижение на этом поприще - перевод мюзикла "Chicago"). Автор многочисленных по- и скороговорок, одностиший, палиндромов и просто приколов. Любил петь на английском/ирландском языке и пиво. Скандально прославил (-ся) Творческую Ассоциацию "32 августа". Погиб 26 октября 2002 года в результате теракта на мюзикле "Норд-Ост" в Москве на улице Мельникова. Похоронен на Николо-Архангельском кладбище.