149 Views
АЛЕКСАНДРУ ИСАЧЕВУ
Смерди под скальпелем витийства,
Косноязычия киста…
Умочитаем грех убийства
Развоплощенного Христа.
Десятилетия разгула
Невероятной бесовни…
Вострят ножи, наводят дула
И чревобесятся — распни!
В спесиво-костоломном танце
Под скрип мелодии простой
Кружатся Ленин, вольтерьянцы,
Великий Петр и Лев Толстой.
Толклись вчера, бегут сегодня —
Соревновательная злость —
В иссохшую ладонь Господню
Всадить по шляпку медный гвоздь.
Кто палача тяжелый молот
За черенок не ухватил,
Тот утоляет духа голод
Костьми насельников могил.
Родные сердцу пустоплясы
И пиротехники идей,
Рыгнув, блюют Христовым мясом
В болота родины моей…
Сорви картонную личину
С лица, повязку с гноем — с век:
В тлетворной ненависти к Сыну
Твоя загадка, чумный век.
Очнется ль Индия родная
Дурманным сном опоена…
Не знаю, Господи, не знаю,
Поведай тайну, сатана.
12 декабря 1977 года
Ночь осенняя тиха.
Плеск волны озерной.
В хилом колосе зерна
Набухают зерна.
Болен, жалок, одинок, —
Выгоревший, ржавый —
Сумасшедший рашинок
Выблеван державой.
Бородатый и нагой,
Склонный к пустословью,
Омерзительный изгой,
Раненный любовью.
Изругавшийся над той,
Что роднее Бога,
Я наказан немотой
Сбивчивого слога.
Бес подуськивал: зарежь
Кроткое созданье…
Как теперь заткну я брешь
В шатком мирозданье.
Смоляной фонемный лес
Накренился косо.
Господи, зачем я влез
В шкуру кровососа.
Одиночество вдвоем
Заступом зарыто…
Флегетонтов водоем —
Ветхое корыто.
…Деревенский хулиган
На исходе лета
Во вселенский балаган
Потерял билеты.
31 августа 1982 года
Дем. Бедн.
И вновь родные пустоплясы
Вещают без обиняков.
Звенят отточенные лясы,
Как тесаки у мясников.
Опять меня обстали бесы,
Щекочут, говорят мне «ты»…
Как сбросить ветхие завесы
И вырваться из темноты
Туда, где Господа лампада
Незримым пламенем горит,
Где за оградой вертограда
Цветут деревья Гесперид,
Где Вакх с Христом бредут в обнимку
С Мо-цзы и Буддой наугад,
Где сквозь лазоревую дымку
Просвечивает Божий Град,
Где херувимы и амуры
Пьют залетейский оранжад…
И где за собственные шкуры
Высокомерно не дрожат.
7 марта 1981 года
Марф.
Развалившись нагло на попоне,
Стряхивая пепел на штаны,
Говорю с тобой на понял-понял
Лучшая жена моей страны.
Нет в тебе сноровистой ухватки
Подличать, рожать, злословить, шить.
Складывай убогие манатки —
Нарисую остров — будем жить.
Синдиком республики звериной
Выберем бесхвостого кота.
Песнопеньем «Книги голубиной»
Мы заменим хартию кнута.
Дуновеньем умственным зефира
Рассосется мерзостный туман.
В хрустале безгрешного эфира
Зазвенит библейское ман-ман.
Нет на нас управы — лишь расправа
(Безголовым не носить чалмы).
Бедная, благодарю за право
Быть собой, с тобой и петь псалмы.
16 января 1982 года
Ей
…И в обморочном зыбком помраченье
Звенела жизнь, как мерная строка…
И я хотел сложить стихотворенье,
И в нем тебя оставить на века.
Ты — не умрешь — горенья плоти тленной —
Ты убежишь — печальна и светла…
Чтоб растопить предвечный лед вселенной
Достанет животворного тепла.
Я — сумасшедший, гаер и мечтатель,
Житейский геометр и рифмоплет —
Клянусь, что мой негаданный читатель
Нас вспомнит, содрогнется и поймет.
И, отложив стихов нелепых томик,
В которых я, как слон посуду бил,
Подумает: какой был автор комик,
И как он эту женщину любил.
Я не виновен: не дал Бог таланта…
Натужно слезы крокодильи лью.
Люблю тебя, как любят эмигранты
Двоящуюся родину свою.
Я бросил стыд, смиренье и гордыню
В упавший с неба яростный огонь,
Поцеловав надменную рабыню
В мартышечью, но властную ладонь.
7 ноября 1978 года
Д.Л.
Трухлявых венцов сладковатая прелость.
Дырявая крыша. Чахотка стропил…
Прощай, моя радость. Прощай, моя прелесть.
Харону обол я сберег, не пропил.
Прощай… Мое счастье. Мой ангел кудрявый.
Я в душу нырнул, как в колодезный сруб.
Я — сильный и слабый, литой и дырявый,
Крылатый бессмертный разрубленный труп.
Прощай… Мое солнце. Любимая. Душка.
Медвяного тела вселенский пустяк…
Могильной плитой навалилась подушка
На хрупкий, звенящий, как флейта, костяк.
Прощай… Эвменида. Рабыня. Тиранка,
Прогрызшая в сердце гноящийся лаз.
Банален, пахуч, как сухая таранка,
Вишу на веревке, продетой сквозь глаз.
Прощай… Златоперстая вестница рая.
Прости запоздалый нелепый кульбит.
Никто не поверит… Но я — умираю:
Мой череп стрелой Аполлона пробит,
И мозг вытекает прогорклым кефиром
На склизкие доски, Творца осрамив…
Я правил бездумно фонемным эфиром,
И, как пластилин, мне податлив был миф.
Прости — мое утро — любви заморочки.
Мой дар судьбоносный — лишь студень из жил…
Бездарные строчки, бездарные строчки
С тугой и натугой тебе я сложил.
8-9 января 1984 года
С. Б., бар.
А все ж Россия не погибла,
Как под подошвою змея,
Хоть много мерзкого прилипло
К державной хартии ея.
Под верноподданное: «nihil !»,
Под торжествующее: «нет !» —
Молились в смрадных кельях мнихи,
Спасая Русь от новых бед.
В глухих кармических пожарах
Прожарены, как смерть, тихи,
В тюремных камерах на нарах
Шептали узники стихи.
Рубашки не отжав от пота,
Не смыв кровавой мокроты,
Вели неспешную работу
Духовной Индии кроты.
В бесовском мороке и чаде,
Где ест глаза зола и дым,
Не забывать о Божьем чаде
Дано убогим и седым.
…Горит в миру Руси лампадка,
Где вместо масла — гной и слизь…
Когда очнешься от припадка, —
Вставай и Господу молись.
26 марта 1988 года
Г. М.
По залетейским пастбищам Европы —
Придуманной, загаженной, чужой, —
Тупым скотом протоптанные тропы
Нас выгнали, пыля, на водопой.
И в жижу погрузив свиные лица,
Зачавкали мы, всасывая ил.
Не суждено омыться и креститься.
Иссяк источник. Нас не напоил.
Не остудив пылающей утробы,
В коросте, что отчаянно саднит,
Вернулись мы в российские чащобы,
Не залечив растресканных копыт.
И распираемы кишечным газом
От выращенных в парках желудей,
Мы обрели, почесываясь, разум
И обратились, хрюкая, в людей.
5 марта 1978 года
I.
Не думал, что
на медном ложе бытия
лаская теплый остов девы
возлягу может быть и я
чтоб семенем стать для посева
жизнь — некий двуединый знак
ab ovo — синтез и анализ
зачем мы Господи старались
нарушить светом вещий мрак
бессилью сбивчивого слога
не перейти сей Рубикон
нет в мире Бога — кроме Бога
субстанция Его суть Он
и черти — что меня забыли —
как черви — гробовую тьму
Им сублимированы были
и имманентны лишь Ему
II.
рожденья таинство скоромно
как первородный хамский грех
оно — огромно и погромно
оно — единое для всех
о чудо Божьего мгновенья —
во влажноматочной глуши —
звук нежного сердцебиенья
проклевывания души
потом безмирно и безмерно
разверзнув лоно — хил и слаб
бессмысленно и суеверно
в игру вступает Божий раб
благослови — прошу — Господь
се — отпрыск кровь моя и плоть
24 декабря 1970 года
За что Господь меня сподобил
Понять загадку тихих снов
О том что мир наш лишь подобье
Иных неведомых миров
Где вне времен пространств материй
И вне логической игры
В огне космических мистерий
Клубятся новые миры
И где не в нашей тесной сфере
А в холоде эфирных гроз
Сразятся ангелы и звери
Когда восстанет в плоть Христос
24 марта 1966 года
В.Б.
Взять извозчика поехать в клоб
сесть за ломберный стол — комедь-эскиз
проиграться в прах — и пробку в лоб —
вьюжным утром в кибитке в Тавриз
у английских карет облучки
крыты красным добротным сукном
господин Грибоедов очки
протирает голландским сукном
дом Тверская клубный угар
дверь распахнута нервным рывком —
и бобровую шубу швейцар
принимает с галантным кивком.
Ночь морозная ветер пурга
ужин кончен газета диван…
дома верный усталый слуга
запаковывает чемодан
24 марта 1967 года
Д.
Господи! Я не «Magister Ludi» —
Болен… поправимо одинок.
Так за что ж насупленные люди
В душу мне готовы дать пинок.
Я почти готов в ногах кататься
Не у них, а лишь перед Тобой.
Скоро ли горнисту-святотатцу
Ты позволишь протрубить отбой.
Кончен пир. И вымыты тарелки,
Спрятаны бокалы, пол натерт.
Можно ехать… На часах лишь стрелки
Подведет мне вышколенный черт.
Худо мне. Я — неисправный воин,
Ранивший в крестец посла послов.
Стало быть, предатель недостоин
Человечьих, а не рабьих слов.
Я не буду жаловаться больше
Никому, хоть стану жрать навоз,
Как не плачется в жилетку Польша —
Голая — в златом плаще волос.
Буду сам всегда за все в ответе.
Полечу.., но только по прямой.
Я один такой на белом свете:
Колченогий, гордый и немой.
Будьте изощренны, целокупны,
Не уподобляйтесь палачу.
Мне такие радости доступны…
Не скажу под пыткой, промолчу.
Я такое видел в поднебесьи
И такое в сумрачном аду…
Мне смешны повадки ваши песьи.
Успокойтесь, я не пропаду.
Тихий свет слезою застит взоры…
Сломанный клинок вернув судьбе,
Я плету фонемные узоры
Намертво. И плачу о тебе.
4 февраля 1983 года