178 Views
Амири Барака. Убийство
Он возвратился и выстрелил. Он застрелил его.
Когда он вернулся, он выстрелил в него,
и он упал, повалился в тенистой роще,
упал на землю, простреленный, умирающий,
конченный, истекающий кровью, убитый наповал.
Он умер вконец здесь, после падения,
пуля в упор — взорвала его лицо,
и кровь оросила убийцу и сумрачный свет.
Фотографии убитого — повсюду.
И призрак его поглощает свет.
Он умер в сумерках, сумрачнее души его,
и всё покатилось слепо вместе с ним, умирая,
вниз по лестнице.
Нам нечего сказать
об убийце, за исключением того, что он вернулся
неизвестно откуда, чтобы совершить то, что он совершил.
И произвёл одиночный выстрел меж изумлённых глаз,
и быстро оставил свою жертву, когда кровь ещё текла из неё.
Мы знаем,
что убийца был опытным, скорым и бесшумным
и что жертва, по-видимому, знала его. Помимо этого,
кроме застывшего, кислого выражения лица убитого
и холодного удивления в положении его рук и пальцев,
нам ничего неизвестно.
Остин Страус. Стихотворение-апология на все случаи жизни
Как ответственный взрослый
беру вину на себя.
Это моя вина.
Ни жены, ни погоды,
ни некоего мистического духа,
проникшего в комнату,
пока я спал.
Это моя вина.
Быть может, «вина» —
слишком сильное слово,
но факт тот, что я не бездействовал,
я допустил это.
Никаких внешних причин.
Ни зла, ни добра, ни несчастного случая,
ни укола, ни выпивки, ни пилюли.
Это моя вина.
Я был в здравом уме.
Я двигал руками и ногами,
это я учудил…
Я нарушил_______, я разрушил_______,
я сказал то, чего не говорил,
я был бесчувственным, я дал промах.
Это моя вина.
Я вёл машину, я уронил сервиз,
я потерял ключ, я махал кулаком,
я порвал страницу, я пролил пиво.
Это моя вина.
Я был подлым. Я был глупым.
Я был чёрствым. Я был мелочным.
Выбирайте — любое.
Это моя вина.
Ни вы, ни десяток других,
ни мои родители, ни учителя,
ни политические деятели,
ни капиталисты, ни даже русские.
Ни звёзды или луна, или солнце,
или ветер, или приливы и отливы.
Ни моя собака или моя кошка,
или мой попугай.
Это был я, я, я.
Мне стыдно. Я сожалею.
Я больше не буду. Какой я был дурак!
Это моя вина.
Mea culpa.
Это был — Я.
Дональд Лев. Условия человеческого существования на Брайтон-Бич
Куда подевалась солонка?
Кто унёс её?
И очищенная луковица —
ещё вчера она была на этом столе —
тоже таинственно исчезла.
И занавески на этом окне,
которые так грациозно передвигались.
И кувшин из Мексики,
который стоял на своём обычном месте,
на книжной полке —
не мог же я пройти мимо и не заметить его.
Что случилось
с моим организованным беспорядком?
Что тут творится и почему?
Здесь был остаток масла ещё минуту назад.
Где он?..
Нет, это не сумасшествие.
Я уверен, что нет… Я уверен.
Сумасшествие — слишком старомодная идея,
чтобы со мной такое могло случиться.
Друзья бы сказали мне.
Они ничего от меня не скрывают.
Я думаю, что мне необходимо пройтись.
Я возьму зонтик и пройдусь по набережной,
и погляжу на океан или пройдусь
по Кони-Айленд авеню и куплю кныш.
Гречневый кныш и, может быть, некрепкий кофе.
Затем я зайду на почту и куплю марки.
Просто, чтобы постоять со всеми и поворчать,
и поглядеть, как лукавые русские
проскальзывают вперёд без очереди…
Но куда подевались ключи?
Это начинает действовать мне на нервы.
Я не могу покинуть дом без ключей.
А если останусь, то, определённо,
сойду с ума.