316 Views
Настасья Филипповна, доцент кафедры культурологии преуспевающего коммерческого вуза, уже три недели мечтала о тарелке перловки со шницелем, политым бледно-оранжевым столовским соусом.
Фантазию эту она объяснить себе не могла. Беременность и связанные с ней причуды, ввиду возраста за сорок и проверенных немецких контрацептивов, исключалась полностью. Перловка не была пищей ее детства и вкус ее сам по себе никогда Настасью Филипповну не привлекал. Вид блюда, являвшегося в мечтах, тем более не вызывал эстетических чувств: полупереваренная каша типа «шрапнель» лежала непременно в алюминиевой тарелке, в виде небрежного холмика, и котлета сверху напоминала о чем угодно, кроме изысканного стола.
Сначала Настасья Филипповна пыталась игнорировать неуместную для ее положения прихоть, потом подвергала себя честному самоанализу. Ни то, ни другое не помогло. Впрочем, фантазия ее, рассуждая здраво, была невинной, и ничего плохого родным, друзьям или вверенным ей студентам не сулила. И Настасья Филипповна решила себе позволить.
Но как? В ее кругу более пятнадцати минут в день кулинарии никто не посвящал. То есть была в компании умных и циничных холостячек музыковед Людочка Абрамовна, которая считала поварское искусство своим хобби, за что все над ней подтрунивали. Но то ведь Людочка Абрамовна, происходившая из многоступенчатой еврейской семьи, и потому знавшая, чем поразить испорченный полуфабрикатами вкус подруг. Приготовить что-нибудь адекватное Людочкиным шедеврам Настасья Филипповна при всем желании не смогла бы, а делать что-то на рядовом любительском уровне считала ниже своего достоинства.
В окрестных студенческих столовках, которые она обошла для начала, повара как сговорились. На гарнир предлагалось пюре, рис, гречка, в крайнем случае пшено, – только не шрапнель. Настасья Филипповна впервые почти физически ощутила течение времени, уходящего безвозвратно, и решилась на крайний вариант. В столовой щетинно-щеточного завода, на котором доцент, еще не будучи доцентом, преподавала технику безопасности, вполне могли сохраниться старые традиции. Кому какое дело, зачем культуролог из коммерческого вуза просит таксиста везти ее в угрюмый спальный район? Если столкнется со знакомыми – скажет, что на перфоманс под открытым небом.
В столовой Настасью Филипповну встретили зашторенные окна и полумрак, столы на железных ножках, алюминиевые тарелки среди лужиц разлитого компота, запах кислой капусты, посетители в верхней одежде – именно так она и представляла себе место трапезы. Многие из мужчин за столами почему-то были в ушанках, несмотря на довольно теплую погоду. Кроме работниц общепита, в зале находилась только одна женщина – огромная бабища в кирзовых сапогах, сидевшая за угловым столом, уставленным иконками, лампадками и тарелками с кашей. Увы, с гречневой.
Настасья Филипповна принялась изучать меню. Совершенства не было и здесь. В списке, кроме холодных закусок, значились гречка, беф-строганов, колбаски по-деревенски, и, представьте себе, равиоли. Ученая дама все же почувствовала, что за время поисков проголодалась, и решила рискнуть с имевшимся ассортиментом. В салат «Неженка», похоже, добавили немного вчерашнего компота, равиоли отличались от магазинных пельменей только меньшим количеством начинки – с качеством все оказалось правильно. Она еще раз оглядела обеденный зал, и сделала профессиональное открытие: если смотреть с этой точки зрения, нормальным живым искусством, действительно, кажутся лишь картины Репина и Шишкина, а уже творения, к примеру, Кандинского ничего нового глазу не открывают.
Мужичок в такой же, как у большинства, растрепанной ушанке, решительно направился вслед за преподавательницей от кассы.
– Не бойся, я не сексуальный маньяк, – присев рядом за стол, он тут же перешел на «ты». – Какими судьбами у нас?
– А что, тут закрытый клуб? – удивилась Настасья Филипповна.
– Вроде того. Ходят мужики с завода, и пару человек из соседних кварталов. Кто ж сюда специально поедет. На завод устраиваешься?
– Нет, культурологию преподаю.
– Ну, не буду пытать, что у тебя тут за студенты, – пожал плечами собеседник. – Нравится у нас?
– Столовая как столовая. Только не пойму, что за странная женщина там в углу.
– Это Танюха, ее весь район знает. Она нормальная, и по уму, и как женщина. У нее юридический техникум. Когда какую жалобу написать, все к ней идут. Она все время в столовке сидит, потому что жрет очень много.
– А что это у нее – иконки, лампадки?
– Вера у Танюхи своя. Начнешь вникать – с ума сойти можно. Но это же ничего, никому не мешает?
– Никому, – покорно повторила Настасья Филипповна. Стиль мыслей собеседника сбивал ее с толку, но был необычайно притягательным. Ее вдруг прорвало на откровенность. – Послушайте, – проговорила она. – Вы можете себе представить человека, который мечтает о перловке со шницелем и едет за этим через весь город?
– Это ты, что ли? – сосед заулыбался. – Могу, почему нет. Одному много надо, другому просто чего-то особенного.
– Я не сумасшедшая?
– Нет, я тебя понимаю. Ты просто зажралась. Хочется еды, чтобы просто как топливо. Это то же, почему нормальные мужики водку пьют, а не всякие «Наполеоны».
– А зачем ее вообще пить? – Настасья Филипповна вдруг перестала стесняться задавать наивные вопросы.
– Тоже как топливо. Каждому для своего. Мне вот – чтобы язык развязался. А тебе твое – не знаю. Тебе видней.
– А почему перловку теперь не варят?
– Долго варится, а электричество дорого. Теперь ее только рыбаки на прикорм варят. Ты, небось, сама и не умеешь.
– Не умею. Но что зажралась – это вы зря. Вот такие пельмени из пачки я и дома ем. Вы думаете, преподавателям очень много платят?
– Да нет. Я думаю, вы в простоте и каши не сварите – а так все как у людей. Хочешь, заходи в гости, баба моя на рыбалку собирается, должна и каша быть.
– Баба?
– Ага, она у меня рыбачка.
– А вы умный, – не зная, что ответить на приглашение, сделала комплимент доцент. От растерянности она даже положила локоть на стол, угодив в единственное на нем компотное пятно. Но мужичок ее неловкости не заметил, а слегка покраснел от удовольствия.
– Нет, это ты умная. А я не претендую. Я просто так разговоры разговариваю. Когда просто так болтаешь, и не думаешь, умный ты или дурак, разные вещи в голову приходят. Я, знаешь, люблю со всеми болтать. А тут контингент мне уже знакомый. Потому в гости и зову. Потом к тебе приеду. Если боишься, могу с женой.
Почему-то Настасье Филипповне представилось, что жена у него – та самая громадная Танюха, которая в темное время суток преображается в боцмана в бескозырке, спускает с причала катер и отправляется в мрачное браконьерское плаванье по окрестным болотам. Нет, продолжать знакомство было жутковато. Да и мысль о каше, сваренной для нанизывания на крючок, особого аппетита не вызывала. К счастью, мужичок уже заканчивал трапезу.
– Ну ладно, – сказал, – вижу, понтов у тебя много, в гости не пойдешь. Что ж, мы не обидчивые. Соберешься – звони.
Мужичок выудил из кармана настоящую визитку, где кроме телефона было написано «Прохор Сидорович, хороший человек», протянул ей, и, не дожидаясь ответа, удалился.
Назад Настасья Филипповна ехала в троллейбусе, и все, увиденное в столовке, казалось ей будто бы сном, только необычно ярким и подробным. Она подумала, что этот сон мог бы вдохновить какого-нибудь художника или поэта, но на что именно, додумать не сумела. Потому что, уже подъезжая к центру, поняла: с диагнозом ее собеседник из общепита был не прав. Ведь если бы культурологу нужна была просто безвкусная еда, то столовские равиоли вполне бы заменили перловку. А желание после поездки вернулось с новой силой.
К каким открытиям должен был привести вкус перловки, Настасья Филипповна по-прежнему не знала, но уже была готова сварить вожделенное блюдо самостоятельно, и даже посоветоваться о нем с приятельницами. Увы, как следует профессионалу, за инструкциями она обратилась к лучшему из доступных источников – упомянутой выше мастерице кулинарных дел Людмиле Абрамовне. В семье Людочки перловку готовили довольно часто, только варили-то не кашу типа «шрапнель», а полноценное блюдо, уместное даже на праздничном столе. Конечно, это опять оказалось не то. Чтобы смириться с поражением, пришлось брать неделю за свой счет и ехать отдыхать на курорт. Только там, под ласковым средиземноморским солнцем, Настасья Филипповна почти забыла о своих страданиях.
Но о страданиях культуролога не забыли подруги. Ее иррациональный порыв надолго стал предметом обсуждения в институтской курилке. Коллеги Настасью Филипповну не осуждали, а просто спорили, разрешима ли проблема в принципе. Практичная Янина Станиславовна, заведовавшая кафедрой маркетинга, утверждала, что есть в городе ресторанчик, где за соответствующую оплату не только перловку сварят – собачьи уши зажарят, и даже допускала, что по спецзаказу организовали бы колченогий стол и алюминиевую тарелку. По ее мнению, Настасью Филипповну подвел слишком гуманитарный взгляд на вещи и чрезмерная деликатность, не позволявшая использовать известные даже студентам методы. Виринея Степановна, преподававшая ораторское искусство, полагала, напротив, что загвоздка в снобизме, свойственном всем интеллигентам. Ведь по соседству с Настасьей Филипповной жил настоящий армейский прапорщик, холостой мужчина хоть куда, имевший доступ к солдатской каше, по-прежнему перловой. Но Настасья Филипповна ухаживания солдата давным-давно отвергла, смутившись брутальностью его выражений. Наконец, ближайшая коллега, молодой культуролог Анна Романовна, считала, что будь профессиональные взгляды Настасьи Филипповны современнее, она могла бы даже принять свои приключения в столовке за достойную символическую замену простой и грубой пищи.
И со всеми этими мнениями можно, конечно, согласиться. Подруги не понимали одного – Настасье Филипповне требовалось вовсе не расширение социальных связей или профессионального кругозора, развитие практической жилки в характере или глубокое знание о сфере услуг. Она хотела всего лишь тарелку готовой каши, даже без блюдечка с голубой каемочкой. И с этим в ее ситуации могли помочь только высшие силы. Лично я от всей души желаю Настасье Филипповне, чтобы так когда-нибудь и случилось, ведь на маленькую бессмысленную прихоть имеет право не только всеми уважаемый кандидат наук, но и любой человек, женщина или мужчина, независимо от статуса, образования и моральных достоинств.
Марина Куновская
Родилась в 1969 г. в Ленинграде, выросла в Борисове (Белоруссия). Окончила факультет журналистики Минского университета. Независимый журналист, член координационного совета общественной организации «Женский ответ». Книга стихов «Second hand» (Минск, 1998). Публиковала также переводы современной поэзии с белорусского на русский и с русского на белорусский языки.