19 Views
ВНЕ ТЕКСТА.
Жизнь абсурдна. До того абсурдна, что эта фраза стала штампом.
Я тысячу лет хотела написать один небольшой рассказ. И пятьсот раз останавливалась шариковая ручка на третьем предложении. Я возвращалась снова и снова к простому названию: «Серебряная сумочка», добавляя love-story, и путалась в своих же – красивых и не очень – словах. Потом появился компьютер, и у меня время от времени возникали папки «Серебряная сумочка1», «Серебряная сумочка2», «Серебряная сумочка 3». Не мог закончиться роман с серебряной сумочкой, так и не начавшись.
Солнце падало отвесно Танька (а почему я всегда – Танька?) сидела на подоконнике и читала книгу ( и почему моя Танька всегда читает книгу?). Солнца не было в тот день. И я почти не помню ничего.
Моя бабушка умирала. Долго. Она знала об этом. Полупарализованная не хотела выезжать из своей пропылившейся квартиры на Сортировке. Квартира хранила много тайн, и стены ее слышали странные истории. Некоторые из них каким-то невероятным образом дошли до меня, и я превратила их в фабулы своих ненаписанных текстов.
Когда-то давным-давно четверо мальчишек и одна очень хорошенькая девочка создавали здесь сюжеты для сказок и детских повестей. Потом им на смену пришли мы. И историй нового поколения никто никогда не сосчитает… Все запишется с годами. Все превратится в слова. «Слова – те же вещи, и я в это верю» — нет, в стихах не получится. Вещи превращаются в слова, слова становятся объектом исследования. Жизнь сквозь раздвинутые пальцы водопадам стремится к своему началу.
МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ.
Юлия Александровна умирала. И не хотела уезжать из своей квартиры. Дети ее по очереди дежурили, отпрашивались с работы для того, чтобы ухаживать за ней. Внуки ничего не понимали. Они лишились своих праздничных – каждый раз праздничных – воскресений с тортами и пирогами. Я скучала по эклерам со сгущенкой. По конфетам «Мишка на севере» и «Белочка». Бабуся никогда не знала слова «дефицит». Вся Сортировка училась у нее. Много поколений. Они помнили ее всегда.
Несколько месяцев тетя Лена искала возможность сложного обмена квартиры. Она должна была съехаться с бабусей. Один из сыновей, законченный алкоголик, но некогда самый любимый, Валерий, — получал комнату в коммуналке (все говорили : «и ее пропьет»). Мне, восьмилетней, было жалко Валерия… Уж сама не помню, почему. Он писал красивые письма и всегда мне делал подарки ко дню рождения (представляю, как он выбирал между водкой и подарком для маленькой девочки!) Он не работал. Таскал из дома книги, украшения и продавал. Последние годы бабуся теряла все то, что у нее осталось после войны и долгих лет безденежья. Она воспитала пятерых детей одна. Без мужа. Мой папа стеснялся того, что его отец не погиб на фронте, как у других мальчишек. «Мама выгнала его и колотила палкой», – очень легко представить. Такой уж нам характер достался. Шептались соседки: «Изменял ей Семен Петрович, после войны баб много свободных осталось». Вот бабой Юлия Александровна никогда не была. Рыжие волосы, высокая прическа, гордо поднятая голова, надменный взгляд. Неоконченная гимназия. Мать — француженка. Брат, ушедший с колчаковскими офицерами. И любовь, возникшая поздно по тем временам – в двадцать шесть лет. Семен Петрович…Он увез ее – нет, украл (упряма была Юлия Александровна!) из Сосьвы, где она работала и учителем, и уборщицей, и сторожем, и директором школы. Ликвидировала безграмотность. Никогда не ложилась спать без ружья. Местные мужики, вернувшись с охоты, шли «проведать» красивую учительшу. Стреляла несколько раз. И в Семена Петровича хотела выстрелить. Но уж больно понравился он ей, хоть и в лаптях пришел. Потом много лет спустя носил сапоги, начищенные до блеска, мундир генеральский. Стал большим начальником на Свердловской железной дороге. На фронт хотел. Но не отпустили. Шли через Свердловск эшелоны с эвакуированными и ранеными с запада на восток, и танки шли с востока на запад…
Бабуся посмеивалась: к ней сватались три генерала. От одного она пряталась в гробу девчонкой, пока Колчаковская армия не ушла. Другой в лаптях явился – а вот туда же – в генералы. И третий… уже после войны. Третьему отказала. Удивлялись подруги и соседки: пятеро детей, генерал сватается, а она отказывается, гордячка. Не понимали. Семен Петрович шестнадцать лет хотел вернуться – не пускала. Не простила.
Дед умер еще до моего рождения. Я видела только фотографии. Необычное лицо для человека, ходившего в лаптях. Потом я поняла, почему бабусе понравился молодой тогда артист Иварс Калныньш…Он похож был на Семеня Петровича.
Много лет я смотрю на снимок девочки, сделанный в двадцатые годы. У меня изменилось выражение лица. Мое лицо отражается на снимке… Если бы мне такую прическу! Я с ужасом замечаю, что в моей жизни отражаются события жизни той. «Вот это кольцо… Его подарил мне муж…»
СЕРЕБРЯНАЯ СУМОЧКА.
Мама разбирает вещи в комнате бабуси. Я и Лена достаем все из большого шкафа на кухне. Отец и его братья торжествуют: нашли бутылку водки, которой лет десять и коньяк двадцатилетней давности. Изо всех углов квартиры: «Смотри, что здесь есть! Это же балерина, ее потеряли давным-давно», «Я нашла старую сахарницу», «Мама, смотри твоя большая кулинарная книга – не продал Валерий!!!», «А что здесь делает китайская ваза? Ты ее спрятала?»
Юлия Александровна отвернулась к стене.
-Не плачь, бабуся
-А кто тебе сказал, Анна, что я плачу?
Всегда « Анна», черт, меня не звали Аней или Анечкой. Анна. Потом я придумала себе кличку «Нюшка»
-Мы будем к Лене приезжать каждое воскресенье, — обещаю я
-Да. Конечно.
Мама складывает вещи. Пришла первая машина, и все уезжают. Нас трое в комнате. Вдруг из-под старых халатов выпала сумочка…Бабуся с трудом приподнимается:
-Принеси, Лида. Что это?
— Сумочка… Серебряная сумочка, Юль Санна.
— Не может быть, — выдыхает она.
— Покажи, мам! – прошу я, чуть не плача, но мама не дает мне сумочку. Она рассматривает ее, открывает замочек.
— Не продал, Валерий, змееныш, — шепчет бабуся, — Лида, посмотри там есть картинка с сапожком внутри
— Да
— Это Семен Петрович ее нашел. Лида… а спичечка? Спичечка там есть?
— Какая спичечка, Юль Санна?
— Мы с Семеном Петровичем ходили в театр. Сумочка в фойе упала, штырек потерялся. Есть там спичечка, вместо штырька? Мне Семен Петрович сумочку отремонтировал, спичечку вставил.
— Да, есть, — взволновано отвечает мама.
И я впервые вижу, как плачет моя бабушка…
***
Зачем придумывать сложные истории, менять имена? Некоторые вещи рассказывают нам гораздо больше, чем это можем сделать мы… Вещи появляются и исчезают. Сумочка пропала после смерти бабуси. Я ее больше не видела, хотя она должна была мне перейти по наследству. У меня есть серебряная сумочка, только никто не знает об этом. Она просто всегда со мной. На плече. На тоненькой цепочке. И со мной love-story, которую рассказала сумочка девочке Анне двадцать лет назад.