205 Views
Эл Жолинас. Политический протест
В угловом кафе,
где я ем иногда,
я заказал
сырое яйцо в чашке,
ни тоста, ни кофе.
Я опрокинул его
в горло так,
как казак
опрокидывает водку.
Я сделал это
ради шока,
шока ради.
Я сделал это
ради официантки,
ради матери,
ради всех тех,
кто безнадежно
взболтан,
слегка поджарен,
поджарен
с обеих сторон
и круто сварен
в Америке.
Эл Жолинас. Позвольте мне быть
Позвольте мне быть человеком,
который, гуляя среди высоких деревьев,
был поражён молнией,
но не был убит;
а, взлетев кувырком под облако,
с искрящимися, жжёными волосами,
приземлился на ноги
в дымящихся ботинках
и, тряхнув головой, воскликнул:
“Господи, это было здорово!”
Позвольте мне быть человеком,
на которого пал горячий пепел
догорающего метеорита
и озарил его голову
в виде благословения.
Позвольте мне быть человеком,
не раз спасавшимся
после кораблекрушения.
В поверженном городе
позвольте мне быть человеком,
найденным через 17 дней
под бывшим зданием страховой компании,
вдыхающим воздух через обломок
водопроводной трубы и твердящим:
“И не подумаю – сдаться!”
Из всех несчастий позвольте мне
восстать целым и невредимым
с прекрасными дуэльными шрамами
на моём лице.
Эл Жолинас. Как читать стихи
Подойдите к этому так,
как сыщик подходит к обнаруженной
на пустынном пляже на рассвете
груде одежды.
Медленно обойдите вокруг.
Переберите предметы одежды один за другим.
Будьте полицейским: задавайте вопросы.
Если имеются карманы, исследуйте их.
Владелец не заметит.
Он, наверное, мёртв.
Имеются драгоценности?
Поддельные? Настоящие?
Обнаружены следы на песке –
посмотрите, куда они ведут.
Если – к воде, не делайте поспешных выводов.
Пусть ваши люди пройдутся вдоль пляжа,
в обе стороны, в поисках следов – из воды.
Имеется нижнее бельё?
Груда одежды на пляже,
которая включает нижнее бельё,
сразу вызывает подозрение.
Это может быть неаутентичная груда.
При наличии белья, исследуйте его внимательно.
Не надо испытывать ни смущения, ни отвращения
при виде пятен.
Если обнаружaтся пара мужских трусов и бюстгальтер,
будьте начеку: это подозрительно.
Тут может быть – подлог.
Помните: здесь нечто большее,
чем может увидеть невооружённый глаз.
Изучайте этикетки, но делайте собственные выводы
осмысленно, проницательно.
Следите за нестандартным покроем,
за необычной комбинацией: Роберт Холл и Флоршейм,
складчатые брюки, ковбойские сапоги,
галстуки, бейсбольные кепки.
Все эти предметы указуют на характер,
склонный к немалым причудам.
Всегда помните своё основное заключение:
судить о человеке по одежде – можно,
но только тогда, когда он носит её.
Пока вы изучаете его одежду,
владелец, возможно, скользит на гребне волны
в двадцати милях от берега,
усмехаясь и скандируя своё новое имя.
Эл Жолинас. При идеальных условиях
скажем на самом плоском месте Северной Дакоты
в непроглядную безлунную ночь
ни дыхания ветра
человек зажжёт свечу
затем уйдёт прочь
то и дело оглядываясь
отойдя на семнадцать миль
учитывая что условия остаются идеальными
он всё ещё будет видеть пламя
где-то между семнадцатой и восемнадцатой милей
свет исчезнет
если бы он двигался вспять
он засёк бы точное место
где исчезает пламя
он мог бы ступить вперёд и увидеть его снова
вперёд назад
от тьмы ко свету от света ко тьме
как называется то место где свет исчезает?
где свет появляется снова?
не говорите мне о фотонах
о глазном хрусталике
об отражении и преломлении
не говорите мне о ста восьмидесяти шести тысяч
миль в секунду и о теории относительности
всё что я знаю
место где появляется и исчезает свет
это то место где мы живём
Эл Жолинас. Внимая аккордеону
Идея его, в лучшем случае, безвкусна.
Неуклюжий ветрогонный ящик,
миниатюрное пианино с одной стороны,
выступающие пуговки Брайля – с другой.
Меха, как пародия на дыхание,
как какой-то медицинский аппарат
из больничной палаты викторианской эпохи.
Гротескная поэма в трёх измерениях,
вещь туда-сюда в стиле рококо.
Однажды я водрузил аккордеон себе на грудь,
и сразу же оказался откинутым назад, на каблуки;
подбородок кверху, спина изогнута,
как у тореадора или танцора фламенко.
Я являл собой неслыханное противоречие:
цыган в аспирантуре.
Ах, при всём при том, мы находим присутствие души
в самых неожиданных местах.
Однажды в чешском ресторане, на Лонг-Бич,
античный аккордеонист подошёл к нашему столику
и сыграл старое, излюбленное: “Очи чёрные”,
“Танец с саблями”, “Прекрасная испанка”;
и сквозь все эти клише ярко пел его дух:
казалось, будто аккордеон парит в воздухе,
и дух покачивается в невесомости позади него:
глаза закрыты, снова – в Праге
или в затерянной деревне его детства.
Какой-то миг парили мы все, весь ресторан:
посетители, ножи и вилки, рюмки с вином,
жертвенная рыба на блюдах.
Всё было чисто и вечно и хрупко подвешено,
как витраж в уцелевшей стене
разбитого бомбами собора.