194 Views
«Ура!», — скажут розы
«ура!», — скажут розы, — «сегодня цветенье
алы мы, как кровь!»
«ура!», — скажут розы, — «сегодня Среда,
и мы зацветаем, где пали солдаты,
влюблённые — тоже
и змей ест весь мир»
«ура!», — скажут розы, — «грядёт темнота,
вся тотчас — вот так, как огни исчезают,
и солнце уходит за тень континентов
и каменных гряд»
«ура!», — скажут розы, — «каньоны, вершины
птицы и пчёлы, бомбардировщики, сегодня — Пятница!
рука за окном держит медаль,
моль удаляется, полмили в час»
«ура! ура!
ура!», — скажут розы, —
«мы колышем империи на наших стеблях
солнце движет уста:
ура! ура! —
вот почему ты — как мы!»
Я встретил гения
я встретил гения в поезде
сегодня
около шести лет от роду
он сидел возле меня
и как только поезд
пошёл вдоль берега,
мы подъехали к океану,
он посмотрел на меня
и произнёс:
«его слишком мало…»
и я впервые
понял
это
Девушки
я смотрю на
один и тот же
абажур
уже
5 лет.
он собрал
пыль холостяка
и
девушек, входивших сюда —
слишком
занятых,
чтобы почистить его.
но я не против:
я был слишком
занят,
чтоб написать
об этом раньше
что лампочка
светит
паршиво
все
эти
5 лет.
Любитель флоры
на Валькирских горах
среди гордых павлинов
я цветок отыскал —
как моя голова! —
дотянулся, понюхал…
…потерял мочку уха,
носа часть,
один глаз,
десять штук
сигарет…
…и на следующий день
я вернулся назад
изрубить в пух и прах
тот проклятый цветок!
но он был так красив,
что убил я
павлина…
Б-з-з-з
3 малыша бегут ко мне,
дуя в свистки
и крича:
«ты арестован!»
«ты пьян!»
и они начинают
бить меня по ногам
своими игрушечными дубинками…
у одного из них есть даже
значок! у другого —
наручники, но мои руки высоко в воздухе…
когда я зашёл в рюмочную,
они пронеслись мимо,
точно осы,
не выпущенные из гнезда…
я купил чекушку дешёвого
виски
и
3
плитки леденцов.
Пальмовые листья
ровно в 12.00
в ночь с 1973 на 1974
в Лос-Анджелесе
дождь начал стучать
по пальмовым листьям за моим окном
сирены и мигалки
ездили по городу
и гремели
я пошёл спать в девять утра,
погасив свет,
распихав по конвертам
их веселье, их счастье,
их крики, их картонные шляпы,
их автомобили, их женщин,
их жалких пьяниц…
канун Нового Года
всегда ужасает меня —
жизнь знает, сколько лет.
сирены остановились и
мигалки и грохот…
всё кончилось в пять минут…
всё, что я слышу — дождь,
стучащий по пальмовым листьям,
и я задумываюсь о том,
что никогда не пойму людей,
но вынужден жить
среди них.
Отец, почивший на небесах
мой отец был практичным человеком.
у него была идея.
«мой сын, видишь», — говорил он, —
«я могу платить за этот дом всю жизнь —
тогда он мой.
когда я умру, я передам его тебе.
ты можешь тоже всю жизнь приобретать дом,
и тогда у тебя будет два дома,
и ты передашь эти два дома своему
сыну, и он всю жизнь будет приобретать дом,
и, когда ты умрёшь, твой сын…»
«хорошо», — отвечал я.
мой отец умер, пока пытался отпить
воды из стакана. я похоронил его.
массивный коричневый гроб. после похорон
я пошёл на стадион, встретил высокую блондинку.
после скачек мы пошли к ней домой,
пообедать и развлечься.
я продал его дом где-то через месяц.
я продал его машину и мебель
и раздал все его картины, кроме одной
и все его фруктовые вазы,
(наполнявшиеся компотом в летнюю жару),
и отдал его собаку в приёмник.
я дважды назначал его девушке свидание,
но ничего не добился
и бросил это.
я проиграл и пропил все деньги.
теперь я живу в дешёвой комнате в Голливуде,
и выношу мусор, чтобы
заплатить ренту.
мой отец был практичным человеком.
он подавился стаканом воды
и оставил след в больничном архиве.
Письмо издалека
она написала мне письмо из маленькой
комнаты близ Сены
она говорила, что ходит в
танцкласс. встаёт
в 5 утра
и печатает стихи
или рисует,
а если ей хочется плакать,
у неё есть специальная скамейка
возле реки
её книга Песен
выйдет
Осенью
я не знал, что ответить
и я сказал ей
вырвать больные зубы
и быть поосторожнее с французскими любовниками
я поставил её фото к радиоприёмнику
рядом с вентилятором
и оно двигалось
как живое
я смотрел и наблюдал за ним,
пока не выкурил
5 или 6
оставшихся сигарет
потом я встал
и пошёл спать
Да-да
когда Господь создал любовь, он многим не помог
когда Господь создал собак, он не помог собакам
когда Господь создал, это было ничего
когда Господь создал ненависть, у нас была общественная польза
когда Господь создал меня, он создал меня
когда Господь создал обезьяну, я спал
когда Господь создал жирафа, я был пьян
когда Господь создал наркотики, я был сверху
когда Господь создал самоубийство, я был снизу
когда Он создал тебя, лежащей в постели,
Он знал, что делал,
Он был пьян, и Он был сверху,
и Он создал горы, моря и огонь
одновременно
Он иногда ошибался,
но когда Он создал тебя, лежащей в постели,
Он превзошёл всю свою Благословенную Вселенную
Трагедия листьев
я осознал сухость, и умершие папоротники,
и комнатные растения, жёлтые, как кукуруза:
ушла моя женщина,
и пустые бутылки как кровавые трупы
окружали меня своей бесполезностью;
солнце было всё-таки по-прежнему добрым,
и записка моей хозяйки трещала о задолженности
нетребовательной желтизной; что было нужно — так это
хороший комик, старый стиль, юморист
с шутками о боли абсурда, абсурде боли —
поскольку уж это есть, ничего больше…
я осторожно побрился старым лезвием —
человек, однажды бывший юным и
назвавшийся гением; но
это трагедия листьев,
умерших папоротников, умерших цветов;
и я шёл по тёмному коридору,
где стояла хозяйка,
окончательно проклинающая
и посылающая меня к чёрту,
колышущая свой жир, потные руки,
и вопящая,
вопящая о квартплате,
ведь мир обманул нас
обоих.
Бобы с чесноком
это достаточно важно:
осадить чувства
это лучше, чем бритьё
или приготовление бобов с чесноком
это то малое, что мы можем сделать,
небольшая храбрость знания,
где есть, конечно,
безумие и страх тоже
в знании того,
что часть тебя
заводилась, как часы
и никогда не заведётся вновь,
однажды остановившись.
но сейчас под твоей рубашкой тикает,
и ты мешаешь ложкой бобы:
одна любовь умерла, другая — уехала,
третья любовь…
ох! любовей много, как бобов
да, попробуй, подсчитай их сейчас
грустно, грустно
твои чувства варятся над огнём,
оседая.
6
я поставлю на №6.
дождливый день,
бумажная чашка кофе,
недалеко идти
ветер кружит крапивников
над крышей трибуны.
жокеи выходят
на центр
тихо
и летний дождь
делает
всё в первый раз
почти одинаково
лошади в мире
друг с другом
перед пьяной войной
я под крышей трибуны
чувствую для сигарет
ставлю на кофе
пока лошади уходят
это мрачно, грациозно
и радостно —
словно распускаются
цветы
Лилии в моём рассудке
лилии атакуют мой рассудок
ей-богу, ей-богу
как нацисты нападают на конных полицейских
ты думаешь, я напрасно
волнуюсь?
твой синий свитер,
болтающийся на груди, и
я не думаю ничего определённого
об Иисусе на кресте, я не знаю
почему, и мороженое
в стаканчиках в этот июльский день
лилии атакуют мой рассудок
я запомнил бы это —
если б у меня был при себе
фотоаппарат
или большая собака, прогуливающаяся сзади
меня. большие собаки делают вещи
реальными,
правда?
у большой собаки морщится
сопливое рыло
как это озеро, у которого
чистоту поверхности украл
быстрый и умный
ветер.
ты здесь, я всё ещё грустен
опять. я чувствую свои отбивные рёбра
над бараньим сердцем… тьфу!
доверчиво вкалывающие
кишки, удручённый член,
мочевой пузырь из жевательной резинки,
жиреющая печень
словно форель из дешёвой лавки,
пристыженные ягодицы,
практичные уши,
мельтешащие руки,
пронзительный нос,
надёжно скользкий рот, и
остальное. остальное:
лилии в моём рассудке,
надежда на лучшее,
мысли о старом:
Капоне и драгоценности,
Чарли Чаплин,
Лорел и Гарди,
Клара Боу,
остальное.
этого никогда не происходило,
но казалось, будто
настало время, когда гниение
останавливается
для ожидания — как автомобиль
на светофоре.
теперь я
как дурачок из кино
(лилии — выше…)
дай руку
и мы пойдём вперёд
нанимать корабль,
чтобы уплыть отсюда.
я дышу ветром, разминаю мускулы
и только моё брюхо
покачивается.
мы достаём
из моторного масла
муть
городские здания
опадают, как клювы
страусов
и долбят
по нашим мозгам
солнце всё ещё
всходит
цап-цап-цап!
брильянтовые микробы тащат свои
треснувшие тела
я чувствую, как если бы я был в
церкви: всё
воняет. я беру резиновые бока
всего
мои яйца — яйца-снежки
я вижу бьющие колокола малярии
старики ложатся
по кроватям
в модель Т форда
словно рыба проплывает под нами,
полная грязных слов и макарон,
кроссвордов и паззлов,
и смерти — моей, твоей
и детей
похмелья.
Аксель Шрайбер
Переводчик на русский язык европейской поэзии - преимущественно военной и антивоенной. Литературный псевдоним не имеет никакого особенного смысла и попросту образован из названия моего аккаунта в Duolingo.