253 Views
Грегори Корсо. Прошлой ночью я вёл машину
Прошлой ночью я вёл машину,
не зная, как вести,
и вообще она была не моя —
я ехал и давил
тех, кого люблю
…один город проехал на сто двадцать.
Я остановился в Хеджвилле
и заснул на заднем сиденье
…меня звала моя новая жизнь.
Грегори Корсо. Сумасшедший як
Смотрю, как они взбивают последнее молоко, полученное из меня.
Они ждут, когда я умру.
Они хотят сделать из моих костей пуговицы.
Где мои сёстры и братья?
Высокий монах, нагружающий моего дядюшку, у него новый капюшон.
И тот идиот, его ученик — я никогда не видел такого тёплого шарфа.
Бедный дядюшка, он позволяет им нагружать его.
Как печален он, как он устал!
Хотелось бы знать, что они будут делать с его костями!
А этот красивый хвост!
Сколько шнурков они сделают из него?
Лью Уэлч. Ещё нет сорока, а моя борода уже седая
Ещё нет сорока, а моя борода уже седая
Ещё не проснулся, а глаза слезящиеся и красные,
как у слишком много ревущего ребёнка
Что более неприятно,
чем вино прошлой ночью?
Я побреюсь.
Я суну свою голову под холодную воду и
оглянусь на булыжники.
Может, я смогу съесть ящик булыжников.
Тогда я смогу закончить отдых от вина,
напишу стихи, пока не напьюсь снова,
и, когда поднимется полуденный ветер,
Я засну, пока не увижу луну
и тёмные деревья,
и осторожного оленя
и услышу
ворчащих енотов
Дениз Левертофф. На уме
У меня на уме женщина
невинная, неприкрашенная, но
искренняя, пахнущая
яблоками и травой. Она одевает
сорочку или рубашку, её волосы
светло-каштановые и гладкие, и она
добрая и очень чистая —
без нарочитости
но у неё
нет фантазии…
И есть беспокойная,
гуляющая при луне девушка
или старуха, или обе вместе,
одетая в опал, тряпьё, перья
и оборванную тафту,
которая знает странные песни
но она — не добра…
Амири Барака. В мире фанка
Если Элвис Пресли —
Король,
Кто Джеймс Браун,
Бог?
Амири Барака. Предисловие к двадцатому тому предсмертной записки
В последнее время я привык к тому, как
Земля приоткрывается и окутывает меня
Каждый раз, когда я выхожу погулять с собакой.
Или к резкой, глупой музыке ветра,
Возникающей, когда я бегу за автобусом…
Вот до чего дошло.
И сейчас, каждую ночь, я считаю звёзды.
И каждую ночь я получаю одно и то же число.
А когда они не появятся для подсчёта,
Я подсчитаю дырки на тех местах, где они были.
Никто больше не поёт.
А ещё прошлой ночью я прокрался
В комнату дочери и, услышав
Её разговор с кем-то, открыл
Дверь, но там никого не было…
Кроме неё, сидящей на коленях и вглядывающейся
В свои же собственные сплетённые руки.
Амири Барака. Мама-смерть
Рассвету, ветру
над рекой. Ветер
и свет, от…
…продолжу, когда будет время
Амири Барака. Древняя музыка
Главное —
быть
против
СМЕРТИ!
Всё
остальное —
чушь!
Боб Кауфман. Круглую ночь
Радио-джаз —
о, это кстати
круглую ночь
С цыпкой из джаза
сижу на кровати
круглую ночь
Хохот рояля
звенит в ушах
круглую ночь
Кто-то смеётся,
и чьи-то слёзы
круглую ночь
Грустный голос и смешки,
взвинченность, Отца грешки
круглую ночь
иди сюда, детка
сбрось своё платье
на целую ночь
Боб Кауфман. На
На перекрёстках новобранцев эмбрионических надежд, утопленных в слезах от героина
На перекрёстках новобранцев, полётах с Паркером к звезде с набитым звуками карманом
На невро-перекрёстках мозга, открытого для безнадёжных электропроводов,
На алкогольных перекрёстках бесцветных диспутов и архаичных пережитков
На перекрёстках голубых экранов, воздушной кукурузы американской импотенции,
На перекрёстках университетов, пошитых интеллектов, и открывателей письма Эллады
На перекрёстках войн и мегатонной смерти, универсальной сплошь анестезии,
На перекрёстках веры, теоретических лимериках
На перекрёстках радио и записей навек, статических событий.
И на рекламных перекрёстках мороженого с фильтром и растворимых растворителей
На подростковых перекрёстках, соблазна комиксов, расстроенных гитар,
На перекрёстках политических, средь кандидатов и ритуальной лжи.
На перекрёстках кинофильмов с Лэсси и о символике другой.
На перекрёстках интеллекта, на разговорной терапии, анализируемых страхах.
И на газетных перекрёстках, на сексуальных заголовках и эрудированных комиках.
И на любови разделённой перекрёстках, смертях, поминками с оплатою в кредит,
На философских перекрёстках, на десперадо семантических и продавцах идей
И на мещанских перекрёстках частных школ, и пубертата, сексуальных бунтов,
На ультра-настоящих перекрёстках любви и американских горках,
На перекрёстке одинокого поэта, лежащих листьях и на полных слёз глазах пророка.
Дайана Ди Прима. Ода Китсу, 2. Сон
Огороженное, как мы — пророками
и табу —
Сердце магического круга всё ещё покрыто серым линолеумом
Над моей головой витают демоны прошлого
Рой
Лори
Джимми, они проносятся
Со свистящим звуком
Только дух, стоящий на полу (стоящий на своём)
Это Фредди.
Я поднимаюсь на несколько дюймов над кругом и переворачиваюсь.
Я хочу пройтись по магазинам, но всё, что я вижу — моё отражение,
Я выгляжу усталой и старой. Я ношу красное. Я ищу любви.
На тротуаре — больной и голодный,
Слышу: «Королева фей» Спенсера стоила им всей их жизни»
И Спенсеру? Я спрашиваю: «Что окупило эту жизнь?»
Через дверь — выход, в проёме стоит Алан,
Словно – уходя; его голова повёрнута,
Как если бы он прощался, но он стоит неподвижно.
Окружённые первоцветами
и обещаниями,
Волшебные слова, сказанные нами во время молитвы
Образуют туман вокруг нас…
Примечание переводчика. Эдмунд Спенсер — ренессансный поэт, автор монументальной мифологической поэмы «Королева фей» с аллюзиями на политические события времён королевы Елизаветы.
Дайана Ди Прима. Ночной кошмар, 2 (из «Тринадцати ночных кошмаров»)
Дом был чище, чем обычно, и я готовила еду. Собирая эти
длинные, скользкие черви, вчерашние спагетти, я бросила их из раковины
в мусор, вследствие чего они скатились на пол и разлеглись, ухмыляясь.
Тьфу, — сказала я, но, так как пол был чище, чем обычно, я попыталась их поднять,
вследствие чего они безвольно перекатывались и снова ухмылялись. Через десять минут
преследований, я, с более грязными руками, чем обычно, сдалась.
Ну, хорошо, — сказала я, моя руки под краном, — это будет тяжело,
но я буду собирать их до изнеможения.
Вследствие: смотрю снова вниз и вижу линию лоснящейся плотвы,
отступающих червей и поющую Прогрессивную Христианскую Плотву.
Грохот был невыносимым, и я осталась напуганной пятном до тех пор, пока
плотва чуть побольше (очевидно, лидер) не заставила меня задуматься,
не закончить ли, в самом деле, уборку.
Аксель Шрайбер
Переводчик на русский язык европейской поэзии - преимущественно военной и антивоенной. Литературный псевдоним не имеет никакого особенного смысла и попросту образован из названия моего аккаунта в Duolingo.