71 Views
Жил-был человек, и были у него две дочери-спелеолога. Близняшки!
И вот как-то раз говорит человек дочерям:
— Пора вам, девицы-красавицы, в путь-дорогу собираться. Братья ваши в экспедицию отправились, в самую Антарктиду, под гору Эребус, а приглядеть-то за ними и некому. За братьями приглядите, сами себе женихов по стати найдите, а мне тот сталактит, что братья добывают, принесите. Сами-то они никак не справятся.
Поклонились дочери отцу, дали зарок братьев спасти, женихов привести да сталактит найти — да и отправились в экспедицию. А отец матерью, как мог, обернулся — да сел ждать их у окошка.
Приезжают девицы на вокзал, тут одна, что поумней, другой и говорит:
— Коли братья сталактит всё равно не добудут, так им в Антарктиду ехать — только зря судьбу испытывать. Давай их остановим.
На том и порешили.
Обернулась другая сестра, что похрабрее, проводником в вагоне, глядь — тут и братья идут, рюкзаки тяжёлые несут. Стала храбрая сестра у братьев своих билеты проверять и говорит:
— Не буду вас сажать. У вас обоих в билетах фамилия другая, значит, билеты не ваши.
Один брат, что поспокойнее, и отвечает:
— Что ж ты, дурья башка, не видишь, это не другая фамилия, а с ошибкой, всего в одной букве. Мы как из экспедиции вернёмся — кассира накажем примерно, а сейчас нам недосуг, надо в Антарктиду ехать.
А другой брат, что погорячее, достаёт из рюкзака скальный молоток и метит убить сестрицу.
Сестра и говорит:
— Не убивайте меня, я вам ещё пригожусь. А билеты в другой раз проверяйте, не отходя от кассы.
На том и поладили. Села сестрица храбрая в купе служебное, другая к ней под полку схоронилась, едут, думают, как быть, а братья их за стеночкой кошки точат да самохваты правят. Такой у странников обычай — готовиться к экспедиции по дороге в экспедицию.
Приехал поезд к самому морю. Вышли сестрицы из поезда, вперёд братьев забежали, глядь — в порту таможня стоит, грузом полнится, взятками питается.
Говорит храбрая сестра умной:
— Теперь, сестрица, твой черёд братьев останавливать.
Умная и отвечает:
— Мне нельзя. Я как обернусь, так пять лет назад не вернусь, только вперёд, а в моём виде братья меня признают и не послушают.
Махнула храбрая девица рукой и оборотилась таможенником. Тут и братья подходят, рюкзаки тяжёлые подносят, декларацию показывают.
Храбрая сестра и говорит им:
— У вас в декларации записано: газ в баллонах для горелки везёте. Не положено из нашей страны газ вывозить. Оставляйте его у меня на таможне, я его продам как конфискат.
Тот брат, что поспокойнее, говорит девице:
— Ты что ж, дурья башка, не понимаешь? Как мы в пещере без газа? Чай-кофе нам на карбидной лампе кипятить, что ли? Не пустишь правым путём, мы баллоны из декларации вычеркнем, и как будто нет их, провезём контрабандой, а у тебя будут неприятности.
А другой брат, что погорячее, достаёт из рюкзака скальный молоток и метит убить сестру.
Сестрица и говорит:
— Не убивайте меня, я вам ещё пригожусь. Взятку только дайте и везите что угодно, хоть нефть.
На том и поладили. Братья взятку дали да на корабль сели, а сёстры-красавицы за ними. А взятку в море выбросили — в Антарктиде деньги не нужны, да и в голове спокойнее.
Храбрая сестрица, как на корабль сели, мотористом обернулась, а умная в моторе схоронилась. Тут никто искать не будет.
Плывут они на корабле и думу думают, как же им братьев остановить. Храбрая говорит: пингвином обернуться надо, дорогу братьям перейти. Умная ей: нельзя пингвином, убьют. Храбрая: пургой, ветром злым оборотиться надо. Умная: человека пурга не остановит и пингвин не остановит, человека только человек да судьба остановят.
Так ничего и не придумали. А коли не придумали, как братьев остановить, так и решили — надо им помогать.
Приплыл корабль в Антарктиду. Братья сошли с корабля, сели на вездеход и поехали, а сёстры-красавицы за вездеходом бегом бегут, снежную пыль поднимают, в снежной пыли хоронятся.
Глядь — идёт вездеходу через дорогу пингвин. Вездеход вправо, влево — да и остановился. Открылся на нём люк, вылез из него горячий брат и убил пингвина скальным молотком.
Умная сестра храброй и говорит:
— Верно я сказала: человека пингвину не остановить. А только зря братец пингвинов обидел, нам теперь пуще прежнего братьев охранять надо.
Тонулся вездеход, и девицы за ним снова побежали. Бежали-бежали — и добежали до самой горы Эребус. Глядь — братья их в трещину ледовую спускаются.
Подождали сёстры, пока братья в трещину спустятся, сами обвязки надели, железо нацепили да и спустились по их верёвке на самое дно. Глядь — братьев нету уже, в пещеру полезли, только акваланги и валяются. Подождали сёстры ещё немного и вслед за братьями на спуск пошли.
Ползут по пещере, в ходах шкуродёрных хоронятся, за колоннами прячутся, идут маршрут тише водокапа, ниже травостоя, а всё ж где надо — быстрее камнепада. Молчат, будто шум берегут.
Долго ли, коротко ли, видят сёстры — доползли братья до грота невеликого. Посреди грота сталактит, под ним озеро, в озере сталагмит, а на сталагмите Дурачок сидит, слюни пускает. Ну, братья тут же на Дурачка и накинулись. Да его ведь нахрапом не возьмёшь. Стал Дурачок братьев слюной заливать, спасу им нету.
Тут храбрая сестрица фонарь на лбу поправила, обвязкой потуже затянулась да проводником обернулась. Выползает в грот и говорит:
— Чему вас только учат, спортсмены? Дикую природу покорить умеете, а культуре совсем не обучены.
Зашла сестра-девица по пояс в озеро, влево шагнула, вправо шагнула, нащупала ногой педаль — да и нажала. И вода убывать стала, а вскоре и совсем спала. Остался только сталагмит, а на нём дурачок сидит. Сидит, слюни пускает, да уже без толку.
Храбрая сестра говорит братьям:
— Завтра с Дурачком, может, сладите, а сегодня спать пора. Свежее бельё, чай, кофе, кому во сколько подниматься, предупреждаем заранее. Верёвки на ночь бухтуем, горелку гасим, вещи не разбрасываем. По приборам глубина сто сорок метров ниже уровня льда. Будете брать сталактит — сталагмит берегите, не убережёте — плохо будет.
Говорит, спальники новые братьям выдаёт, старые забирает и в ход узкий к сестре возвращается.
Умная сестра её и спрашивает:
— Ты что такого братьям про сталагмит сказала?
Храбрая отвечает:
— Коли бы ты сама в гроте очутилась, сразу бы увидела, что он волшебный, лаву открывает. Да и не только в том дело. Братьям за собой смотреть надо, а не молотком размахивать, нельзя им от Дурачка никакую часть тела брать, и папа так говорит, и по Дурачку видно. А как махать начнут — так что-нибудь да и зацепят.
— А что же по Дурачку видно? — умная сестра спрашивает.
— Да то и видно, что опасный он, — храбрая отвечает, — и заразный, и лучи вредные от него лучатся, а пуще всего — весь род людской от него выродиться может, обмельчать да оскотиниться.
Легли сёстры спать. Наутро просыпаются, слышат — в гроте опять шум да шорох. Знать, братья Дурачка воюют.
Обернулась храбрая сестра таможенником, набрала в канистру да в пузырёк воды чистой из ручья подземного да на подмогу братьям пошла.
Вылезает в грот, глядь — братья все вымазаны, будто в болото окунулись. А Дурачок сопли из носа пускает.
Набрала духу девица, да как гаркнет:
— Что это у меня тут за безобразие творится? Таможня на экспорт соплей из носа добро не давала! Ну-ка подобрать и сдать под опись обратно в нос, не то конфискую, а самого под арест!
Испугался Дурачок, сопли подобрал, сидит, не шевелится.
Достаёт сестрица храбрая из транса своего канистру и говорит братьям:
— Это средство для очистки. Конфискат. Зажмурьтесь покрепче.
Зажмурились братья. Сестрица их из канистры окатила, и стали братья чистыми-чистыми.
Подходит сестрица к Дурачку, достаёт из транса пузырёк, суёт ему в нос да на крышку давит. Чихнул Дурачок раз, чихнул другой — а соплей-то как не бывало!
— Это — сестрица братьям говорит, — средство от насморка. Тайная разработка. Хотели шпионы образец вместе с рецептом за границу увезти, да задержали мы их.
Говорит она так — а сама берёт канистру и остатки из неё прямо на Дурачка выливает. И стал Дурачок чистым-чистым.
Наговорила сестрица братьям глупостей каких-то с три короба, про сталагмит напомнила, мелок из кармана достала, провела меж братьями и Дурачком черту на полу, прямо по глине — и к умной сестре в ход вернулась.
Легли сёстры спать. Наутро просыпаются, слышат — опять в гроте шум да шорох. Глядь — братья от Дурачка бегают. Потом спокойный поотстал, Дурачок на него набросился, а тем временем горячий брат взял скальный молоток да убил Дурачка.
Говорит умная сестра храброй:
— Ну, нам тут теперь делать, пожалуй, нечего. Наверх пора выбираться.
Только она это сказала, как откололи братья сталактит от потолка, он сталагмит-то и разбил.
Храбрая сестра говорит умной:
— Права ты, сестрица, теперь и здесь нам дела нет, и наверху нам дело есть — вулкан затыкать, пока можем. Не устерегли мы братьев — включили они вулкан. Пойдём скорее наверх.
Полезли сёстры наверх. Дня не прошло, как наверху оказались. Глядь — над ними гора Эребус дымом курится, а вокруг трещины ледовой пингвины полукругом стоят, братьев дожидаются.
Тут умная сестра храброй и говорит:
— Братья наши из пещеры долго вылезать будут, недели две, никак не меньше. Сладим ли с вулканом, сестрица? А с пингвинами сладим ли? Они ведь, я погляжу, как люди, а то и хуже.
Отвечает ей храбрая:
— Есть у меня способ один на вулкан ходить, бабка нам говорила, да ты, видать, запамятовала за умом своим. Надобно Полым Камнем обернуться да в жерло вулкану броситься. Полый Камень на себя давление возьмёт, две недели держать станет, две недели лава идти не захочет. А как не сдюжит Полый Камень, так его же первым из вулкана и выбросит.
Умная сестра и говорит:
— Вот, сестрица, и пришло нам время расставаться. Обеим дело есть, и каждой врозь. Я пингвином обернусь, буду братьев от пингвинов беречь, а ты оборотись Полым Камнем да в жерло бросайся.
Отвечает ей храбрая:
— Что ж, прощай, сестра, пять лет не увидимся. Как обратно сестрицей моей станешь — возвращайся, пировать будем. Братьев береги, а и пингвинов не обижай.
Обернулась Полым Камнем — да в жерло вулкану бросилась. Тут же Эребус куриться перестал.
А пока пингвины на диво то глазели, обернулась умная сестра пингвином — маленьким таким, пёстреньким. Подходит к пингвинам и говорит:
— Я от стаи отбился, пропаду один. Возьмите к себе какого ни есть.
Самый большой пингвин оглядел сестрицу и говорит одному из своих:
— Бери пёстренького к себе в рабы, коли он сам пришёл. Будет тебе хорошо служить — я себе его в услужение возьму, будет служить плохо — убьём.
И стала умная сестра пингвинам служить. Недолго она у трещины стояла, снежную пыль пингвинам с лап крыльями сметала — пришла смена, и отправили её с хозяином новым в пингвинье стойбище, заставили рыбу ловить.
Ловит умная девица рыбу день, ловит другой, сама к пингвинам приглядывается. Видит, кругом одни рабы служивые, бессловесные. Она им — что да как, да слышно ли что про пингвина убитого? Они ей — не знаем, мол, ничего, и ты не знай. Она им — отчего же не знать, братишки? Они ей — ты нас братишками не называй, хозяева это не любят. Она им — а кто над хозяевами тут хозяин? Они ей — Отец всех пингвинов.
Тут сестрице умной на язык-то и пришло:
— Отец? Так я сын его тайный, был я среди братьев старший, да обманули они меня, ощипали да выкинули. Буду вас учить, как быть хозяевами, а вы меня слушайте.
И стали пингвины сестрицу умную слушать, ума бунтовского набираться да про жизнь свою беспросветную рассказывать.
Долго ли, коротко ли — взрывается над Антарктидой гора Эребус. Гора взрывается, Полый Камень из жерла её вылетает, летит под небом высоким, падает на снег глубокий, на лёд колкий, прямо умной сестрице под лапки перепончатые — да храброй сестрой оборачивается. Оборачивается — и говорит:
— Вот и свиделись. Много мы с тобой, сестрица, в пещеры, в живот земной, спускались, много повидали такого, что под солнцем красным не увидишь, а в горло вулкана я больше не пойду, и ты не ходи. Ничего там нет, одно только великое терпение.
Умная сестрица храброй и отвечает:
— Здравствуй, сестрица, так, как прежде не здравствовала. Живу я тут среди рабов пингвиньих и вижу — вот оно где, терпение великое и ничего более. Знать, рабы для свободных что Полый Камень для вулкана. А не видела ли ты братьев наших, когда под небом высоким пролетала?
Храбрая сестрица говорит:
— Видела, попали они к пингвинам в плен, нам теперь их вызволять.
Умная ей и отвечает:
— Ну коли так, то я тут, в стойбище пингвиньем, всё знаю, мне их отсюда вызволять. А ты в обличьи человеческом — тебе их на корабль провожать. Ступай да проверь, на месте ли вездеход, исправен ли.
Храбрая сестрица и ушла.
День проходит — зовёт к себе умную сестрицу самый большой пингвин. Зовёт — и говорит:
— Мы людей изловили. Будешь им рыбу носить, чтобы с голоду не подохли. Жертва должна быть без порока, а значит — не тощая. Да знай не перекорми, коли от пуза поедят да сытые станут, вмиг поумнеют, а и ум жертву портит.
Сестрица и говорит:
— Коли я буду людям рыбу носить, так сделай меня над служивыми надзирателем. Я посмотрю, кто как рыбу ловит, я же её и отнесу. А старый надзиратель пусть вещи людские стережёт.
Сделал самый большой пингвин сестрицу умную над служивыми надзирателем, а старого надзирателя поставил вещи людские стеречь.
Стала сестрица братьям своим рыбу носить. Сперва привыкала к ним, молчала, чтобы не обмолвиться о том, кто она да как пингвином стала. Затем, как от сестры храброй весточка о вездеходе пришла, рассказала им всё, что пингвинам служивым рассказывала, что сама от них слушала, тоже сказала, кой-чего из головы придумала, да как бежать, братьев научила.
И пошли у них дни ровные, что ни день — то со вчерашним спутать немудрено.
Долго ли, коротко ли — а пожалуй, что долго, и рыбы много братьям перетаскала, и слов мудрёных пингвинам наговорила, являла им чудеса чудесные, чтобы веру не потеряли, а при братьях всё помалкивала для пущей важности. Словом, прошло недели, пожалуй, две.
И вот спустя недели, пожалуй, две говорит сестрица пингвинам служивым:
— Хозяева себе новых рабов поймали, тех самых, что пингвина убили. Мы теперь не нужны, нас убьют и новым рабам скормят, а рабы новые того и знать не будут. А если новые рабы убегут, нас только половину убьют от обиды. Надо и новым рабам бежать помочь, и самим уж бунтовать. Поднимайтесь, братцы, с хозяевами на битву. Завтра начнём.
Собрались пингвины служивые на битву с хозяевами, приготовились да спать улеглись. Перед битвой выспаться надо, иначе что за бунт?
Наутро приносит сестрица братьям знаки к побегу. А знаки такие: одна рыба без головы, другая без хвоста. Братья обрадовались, побежали сперва за вещами своими, а затем уж и к вездеходу.
Умная сестрица тем временем собрала пингвинов служивых и говорит им:
— Ну, братишки, пришло нам время за волю биться.
Восстали пингвины служивые на своих хозяев, бились с ними день и ночь. Видит девица умная — победа к хозяевам склоняется.
Села она думу думать. Подумала — и обернулась одна двумя. Одна — сама как есть в пингвиньем обличьи, другая — знамя серое из рыбьей кожи, под каким биться ходят. Увидели пингвины служивые знамя и с новой силой биться стали. День бьются, ночь бьются, наутро опять победа к хозяевам склонилась. Видит это девица умная — и опять села думу думать.
Подумала — и обернулась одна двумя. Одна — сама как есть в пингвиньем обличьи, другая — знамя бурое из медвежьей кожи. Увидели пингвины служивые знамя заморское, с того конца света, и в три силы биться начали.
День бьются, ночь бьются, наутро опять победа к хозяевам склонилась. Видит это девица умная — и опять села думу думать.
Подумала — и обернулась одна двумя. Одна — сама как есть в пингвиньем обличьи, другая — знамя самое страшное, чёрно-белое, из пингвиньей кожи. Увидели пингвины служивые знамя самое страшное, из пингвиньей кожи, сами себя испугались и от испуга почти победили хозяев. Самая малось осталась до победы.
Входит девица умная в пещеру ледяную к самому большому пингвину, хочет его пленить да пингвинам служивым на растерзание отдать. Глядь — посреди пещеры ледовой стоит сталактит, что братья её добывали. Тут-то она и призадумалась.
Кликнуть ли сестрицу храбрую кликом дальним? Кликнула сестрицу кликом дальним — не отзывается сестрица.
Самолётом ли обернутся летучим, быстролётным? Не улететь из Антарктиды самолёту быстролётному, полосы взлётной ему по силушке нету.
Села сестрица умная под сталактит, думу думает. В пещеру ледовую то хозяева ввалятся, оборону займут, то служивые вломятся, хозяев перебьют, то опять хозяева ворвутся, перебьют служивых, а ей ни до чего.
И вот заняли опять служивые пещеру ледовую, подходят к ней и говорят:
— Ты, братишка, сам не свой. Нам только тебя со знаменем для победы не хватает, а ты уселся будто в яму, ничего не видишь, ничего не слышишь.
Тут-то и поняла сестрица умная, куда податься да что делать. Говорит служивым:
— Сталактит вот этот пуще клюва своего берегите. Коль не убережёте — не победим. Он и есть наше знамя до самой победы. Вперёд, братишки!
И стало у служивых силы вдесятеро против прежнего. Набросились они на хозяев — да и победили их.
Тут сестрица умная служивым и говорит:
— Одолели мы хозяев, никого теперь побеждать не надо. Если сталактит у нас останется, опять супостат найдётся, опять биться придётся да побеждать, да братьев терять. Отнесу сталактит на гору Эребус, в пещеру глубокую, там схороню, нам от этого счастье будет.
Проводили пингвины служивые вожака своего на гору Эребус и остались жить-поживать, добра наживать, племенем править, советом советоваться.
А сестрица умная тремя теперь обернулась: одна — спелеолог, другая — верёвки, должно быть, метров пятьсот, а третья — бутылка водки. Обернулась, верёвки навесила, в трещину спустилась да в пещеру полезла.
Вползает она в тот самый грот, где братья Дурачка воевали. Глядь — Дурачок мёртвый лежит, скалится, мерцанием недобрым мерцает, грибами аспергиллами порос, вместо озера яма, в яме дыра. Она в ту дыру спустилась, колодец прошла, в большом зале очутилась, а на потолке зала огромный сталактит висит, светит то ли жёлтым, то ли зелёным, как луна. За сталактитом боковой коридор. И как очутилась девица в зале том — так ямных кликать принялась.
Выходит к ней на зов не из коридора, а бог весть откуда мужичок небольшой, ей, должно быть, по пояс, борода длиннющая, сам румяный, в красной шапочке, в руке фонарь.
— Чего, — говорит, — звала, девка?
Сестрица ему и отвечает:
— Коли прознал, что я девка, так и то, зачем звала тебя, прознать можешь. Так тебе скажу: выручи меня, а я тебя отблагодарю, в накладе не останусь. Есть у меня сталактит чудесный, надо его на тот край света переправить, а с ним ещё записочку. Знаю я, что у вас, у ямных, тайные ходы лавовые сквозь землю-матушку есть. С одного краю земли что бросишь — в тот же миг с другого конца выскочит как ни в чём ни бывало. Вот тебе бутылка водки, а коли больше запросишь — сторгуемся.
Ямный и говорит:
— Хорошая ты девка, гляжу. Не о себе заботишься. Для тебя, такой, за бутылку водки всё точь в точь доставлю, куда скажешь. Куда посылаешь-то?
— В город, папе, — девица отвечает.
— Ведомо, — ямный кивает, — знаю тот город, знаю и папу того. А что в записке сказано будет?
— А в записке, — девица отвечает, — будет сказано так: я прийти не смог и брат мой не смог, присылаем с оказией, писано под мою диктовку чужой рукой.
Ямный камешек подобрал, нацарапал на нём что-то, взял у девицы сталактит, взял бутылку водки и унёс. Только бросил через плечо:
— Не оставайся здесь, иди к родным. В коридор только не ходи, там Змей. Мы туда носу не суём, а тебе и подавно нельзя.
А сестрица храбрая тем временем уже и на корабле-то с братьями не плыла.
А было так. Как рассталась она с умной сестрицей, так пошла вездеход налаживать. Наладила, братьев дождалась, пробежалась за ними, у корабля обернулась вторым радистом да на корабль села. Глядь — зашли братья в каюту. А как зашли — так храпом богатырским оттуда попёрло, хоть динамо-машину к любой стенке прислоняй да электричество качай.
Стала девица храбрая по палубе зелёной похаживать, на антенны будто бы поглядывать, льдом не покрылись ли. А сама глядь налево, глядь направо, и видит: в каюту, где братья спят, зашли под шумок двое матросов, храп-то и прекратился. Вынесли матросы из каюты два мешка брезентовых да за борт кинули.
Схоронилась девица храбрая за антенной, смотрит на матросов — поворачиваются они друг к другу, а лица-то у них как у братьев. И одежда как у братьев, и всё. А только не братья это. Поглядели друг на друга, посмотрели, глазами похлопали да в каюту спать пошли. И тоже храпят эдак громко, да храп у них не родной, не тот храп.
Махнула тут девица храбрая ластой, тюленем Уэдделла оборотилась да за мешками с палубы зелёной в море кинулась. Удача ей была: легли мешки кучно. В оба сразу зубами вцепилась, на льдину плавучую втащила, развязала, расстегнула, глядь — там братья её лежат, ни живы, ни мертвы.
Три недели плыла девица храбрая с братьями на льдине, три недели их соком рыбьим меж губ белых кормила, три недели телом своим согревала, умереть не давала. К началу четвёртой недели прибило льдину к земле. Вытащила девица братьев на землю, оглянулась кругом — туман, да горы в тумане. Спрятала братьев за кустом, сама туда, сюда, глядь — шалаш из тюленьей шкуры стоит, а в шалаше том мужичок сидит, сам из себя вроде индеец, на теле из одежды только плащ, сам весь краской расписан.
Заходит девица храбрая в шалаш и говорит мужичку:
— Доброго тебе здоровья, человек здешний. Позволь нам троим у тебя приютиться, я за четверых пищу добывать буду, а братья мои ни живы, ни мертвы. А как братья в себя придут, так мы и уйдём.
— Зачем же уйдёте? — мужичок говорит, — может, втроём-то вы ещё больше еды поймаете.
И осталась девица с братьями у мужичка местного. На охоту ходила — пингвина била, выдру била. Дрова собирала — бук носила, канело-дерево носила. А хозяин шалаша ракушки да папоротники собирал.
Долго ли, коротко ли, говорит мужичок сестре храброй:
— Ты, видать, девка непростая. Сказки вот мне каждый вечер сказываешь. Про зубной камень — ой, хороша сказка, слушал бы да слушал, да другим бы рассказывал. Но дак и я непрост — слушаю такое да всё разумею. Я тебе, девка, вот что скажу: я в здешних местах колдун. Выходи за меня замуж, меня боятся — и тебя бояться станут.
Девица ему и отвечает:
— Если мне надо, чтобы кто меня боялся, они и боятся, уж не обессудь. А замуж за тебя пойду, коли одолеешь меня.
Ответила — и птицей-кондорицей обернулась. Обернулась — и в небо взмыла. Обернулся мужичок кондором, взмыл за ней, а догнать не может. Только перья на солнце вянут.
Упала девица храбрая наземь и кактусом бумажные листья обернулась. Обернулась — и растёт себе. Мужичок рядом упал, другим кактусом бумажные листья обернулся, растёт в её сторону, растёт, а дорасти не может. Только листья бумажные в тумане свисают, влаги набирают.
Вынула девица храбрая корни из земли и кротом тукутуко обернулась. Обернулась — и в землю закопалась. Мужичок другим кротом тукутуко обернулся, землю роет, за девицей гонится, а догнать не может. Только земли зря наелся.
Выползла девица храбрая из норы своей, только хочет мужичка пожалеть да утешить, глядь — братья её очнулись. Один из них, что поспокойнее, оземь кинулся, кондором обернулся да крыльями сестрицу накрыл. Она и опомниться не успела — а он уж кактусом бумажные листья оборачивается, растёт прямо под ней, от земли её отрывает. Только она с братца спрыгнуть хотела, как он кротом тукутуко обернулся, всю землю под ней норами прорыл, едва девица сквозь землю не провалилась. А другой брат, что погорячее, только глядит на них да в ладоши хлопает.
Оборачивается братец спокойный человеком. Тут мужичок местный подходит к братьям и спрашивает:
— Вы кто таковы, что волшебство на моей земле творите?
Отвечают братья:
— Мы того не помним. Люди, должно быть, и по всему люди подземные. Небо любим, землю любим, подземелье пуще всего любим, не любим только море и морячков.
Тот, что поспокойнее, добавляет:
— Я летать могу, в землю врастать могу, под землёй проползать могу, а на земле красота передо мной стоит всех красот краше. Хороша девка-краса, возьму её себе в жёны. Под землёй был, уголь видел, не здесь, здесь угля нет, а лежит уголь на том краю земли. Я, должно быть, шахтёр. Я её на тот край земли заберу, весь уголь ей подарю.
Брат его горячий вторит:
— Я этого человека не знаю, а сердцем чую: похожи мы с ним, как родня. Я то же могу, что и он, только нравом погорячее. Буду у него на свадьбе свидетелем. Под землю не спускался, а сквозь землю руду железную видел. Руда лежит, магнитное поле дрожит, компаса в лад поворотились. Я, должно быть, горняк. Я молодым, как женятся, всё железо подарю.
Девица им говорит:
— Нельзя мне за вас замуж. Не будешь ты моим мужем, спокойный, а ты, горячий, не будешь на свадьбе свидетелем. Я сестра ваша. А будет свадьба — будет с ней и беда.
Братья и говорят в голос:
— Нет у нас сестры. И не тебе, женщина, нам указывать.
Взял спокойный брат храбрую сестру под мышку и мигом её в Донбасс перенёс. И горячий вслед за ним. Только их мужичок огнеземельский и видел.
А умная сестра между тем из пещеры антарктической выбиралась да с думами собиралась. Да и как ей думу не думать? Последний наказ отцов выполнила, первый выполнять сестру храбрую отправила, всё бы ладно — да сколько кликом дальним ни кличет, не отзывается сестра. То ли в беду попала, то ли связь в Антарктиде плохая. Цела ли сестрица? Братья целы ли? А коли того прознать нельзя, как второй наказ отцов выполнять, как жениха себе искать?
И пошла сестрица умная куда чутьё женское ведёт. Идёт себе прямо, идёт, глядь — будто пещера ледовая, а перед пещерой пингвины, да не те, с которыми бунтовала, а из хозяев. Видать, другое племя. И так её в пещеру эту тянет, что сладу нету.
Подумала сестрица умная — и рыбой обернулась. Обернулась — и к пещере.
Пингвины друг другу говорят:
— Гляньте-ка, до чего Отец наш додумался. Уж и не носят ему рыбу, сама к нему в клюв идёт.
Расступились — и пропустили девицу.
Заходит она в пещеру, в пещере темно, ничего не видно. Говорит:
— Кто здесь есть? Меня чутьё женское к тебе привело, покажись.
Ей голос из темноты отвечает:
— Показаться не покажусь, а тебя насквозь ведаю, от тебя человеком пахнет. Да не ты ли, девка, в дальнем стойбище бунтовские дела делала? Нехорошо.
Умная сестра и говорит:
— Нам с сестрой отец наказал братьев беречь, а твои пингвины их в плен взяли. Наказ надо выполнять. Прости, коли что не так.
Голос из темноты ей отвечает:
— Пришла бы ко мне в своём обличьи — сторговались бы. А теперь придётся тебе за меня замуж идти, и торга не будет. Ты одна двумя оборачивалась? Тремя одна тоже оборачивалась? Вот теперь навсегда у меня останешься. Да силой со мной мериться не вздумай, на такое, может, сестрице твоей ума хватит, только она не здесь, и я не индеец. Да и не было этого пока.
Чует сестрица умная, такой из темноты силой прёт, что никак не сладить. Говорит она в темноту:
— Быть по твоему, об одном тебя только попрошу: покажи мне, что с сестрицей да с братьями, и скажи, что с ними дальше будет.
Глядь — одна стенка пещеры осветилась, и видно на ней льдину белую, а на льдине той сестрица её да два брата, ни живы, ни мертвы, а она их кормит да теплом своим согревает.
Голос говорит:
— С братьями твоими всё ладно будет, выходит их сестра, отогреет, память к ним вернётся, обидчиков они найдут и отомстят им, а потом к отцу воротятся. А женщинам не положила судьба домой возвращаться. А то, если хочешь, я тебе всю жизнь твою покажу.
Отвечает сестрица умная:
— Ты ведь меня для виду спрашиваешь, всё равно покажешь. А как бы мне весточку отцу послать, что я у тебя остаюсь век вековать?
Голос ей говорит:
— С отцом твоим я сам полажу.
А как сказал он ей это, так она всю свою жизнь вмиг увидела. И вышла девица умная за Отца всех пингвинов замуж.
Жила она с ним, жила, что с сестрой стало, не ведала — в Антарктиде связь плохая. Как братья к отцу воротились, тоже не ведала. А время прошло — и забыла их.
Однажды только вспомнила она об отце. Спросила у мужа, ведомо ли ему, как там тесть его поживает. А муж ей и ответил:
— Тебе ничего помнить нельзя. Будь покойна, и не приведи к тебе судьба каких-нибудь спелеологов. Если они тебя отколют да наверх поднимут, будет на всей земле великое несчастье.
На том, кажется, и остановились.
Сергей Алхутов
Практикующий психолог, мастер НЛП, писатель, член СПМ. Публиковался в журналах «Знамя», «Полдень», «Уральский следопыт», автор трёх книг, лонглистер премии «Национальный бестселлер — 2009»