165 Views
Н.Ф.Б.
Не красавица, не эффектная –
Не как Вы, не из Вашего времени –
Стала Вами я (что я делаю?),
Ваши тайны отныне мне вверены.
…В кулачонках сжав
Отболевшее,
Я на сцене стою –
Сумасшедшая…
Тело плавится под софитами,
Расплывается взгляд, губы высохли –
Слово мокрое, горьким вымыто,
Голос вымотан – в шёпоты – визгами.
…И свои слова
Жалят шершнями:
Вон поди! Прочь поди!
Сумасшедшая!
И твердить, твердить, чуть не падая:
«Будет мой – и навеки, пусть с падшею,
А она сбежит, девка наглая,
Побежишь – одна – гордая барышня!
Прикажу – пойдёт,
Пусть за грешною!
При-ка-жу! При-ка-жу!
Сумасшедшая!»
И упала в плач, плечи вздрогнули…
Только роль? А я так полюбила Вас.
И упала в смех, вскинув голову –
И ещё одна жизнь моя кончилась.
…Ведь таких, как мы,
Раньше вешали –
Без ума, без ума,
Сумасшедшими…
Август в Большом Тобосо
Август. И я – Альдонса.
Весь мир – в радиусе моего носа,
а дальше размытые все и плоские.
Мне окулист
посоветовал линзы,
но страшно:
а вдруг это всё всерьёз?..
Я снимаю изюм с пожелтевших лоз.
В огород – не к добру – летят камни низко.
Август. В большой деревне
я льну к стволу Мирового Древа,
а Мать печёт пироги с ревенем
и канючит:
ну что ж ты, доченька,
всё без мужа,
ты слышишь, дочка, –
топочет время…
Но во мне ворочается Дульсинея:
Дон Кихот – или вовсе никто не нужен.
Август завяз в глотке.
Каждый шёпот мне – что твоя верёвка,
а чудеса не сбываются вечно с грохотом.
Отоларинголог
всучил беруши,
но страшно:
а вдруг – топот там, за горкой?..
Только вот изюм этим летом горький,
но, надеюсь, Алонсо, ты любишь груши.
Женщина
Меня, наверно, зовут Кэтрин,
и мне, наверно, за пятьдесят.
Меня, сухую, сдувает ветром,
сижу, вяжу словеса, как гетры,
а завтра, может, меня казнят.
И всё прошло, всё уже случилось,
да только память уходит в минус:
как это было там?.. Столько лет…
«Эй ты, сэр Томас, скажи на милость,
меня ты помнишь? –
Я занят, Кэт»?
А время вязко, а в Лете густо:
в ней столько крови убитых львов.
А крыс – как грязи, живых, шустрых,
слова грызут они, как капусту,
и нас сгрызут.
Плоть вкуснее слов.
Меня, считай, поминай, как звали.
Но я почему-то молчу в финале,
хотя под занавес нужно вслед:
«Эй ты, на небе, ведь ты неправильно
всё решил! –
Но я занят, Кэт».
Донна Анна
Соль земли – на дне,
глубоко во льду,
надо льдом висит февраль.
Добрый донный день,
я наверно
дальше пойду.
Через край.
Я наверно
вырасту вверх,
буду стержень мира,
волшебный ясень,
буду радостный
добрый
Бог.
Или, может,
низвергнут меня мои страсти,
здравствуйте,
бесы и
царь-Молох.
Буду донная Донна Анна,
колонна пятая,
и решето,
и сито,
и сквозь меня
манна небесная,
первобытная
будет рассеяна
на шутов.
Дьявольски холодно
здесь, на дне,
и колко
звенят кольца сотней тонн.
Ясень смотрит волком
и сыпет на голову
снег.
Соль земли
на щеках
застывает льдом.