167 Views
Я считаю, что человеку надо верить только в самом крайнем случае
х/ф «Бриллиантовая рука»
Вот вы знаете, что такое икея?
О, вы не знаете.
И не спорьте со мной.
Потому что это Мир – цельный, завершённый, совершенный… А никто не может похвастать, что знает мир.
Нет, то есть, похвастать-то может…
Ха-ха.
Я говорю о мире материальном, если что. Он неисчерпаем, как человеческая глупость. Это с духовным миром все просто. У многих его вообще нет. У оставшейся горстки внутри ясно, ровно и искания в заданном направлении.
У Зинаиды, к примеру, таким направлением на сегодня были ликерные рюмки, чеснокодавилка и простыня на резинках дивного серого оттенка.
Рюмки.
Потому, что старые поразбивались-поисчезали, а тут как раз поспел богатый урожай ягод. Женщина в исканиях, наученная подружками и вооруженная интернетом – страшная сила. Из клубники выготавливается напиток, совмещающий в себе также и закуску, под кошачьим названием «ксю-ксю». (Или это по-заграничному? Интересно, там кошки по-нашему понимают?) Крыжовник и смородина всех цветов дают из себя разнообразные настойки-наливки – без названия, но тоже очень хорошие.
Чеснокодавилка.
Потому, что старая – из чугуна производства социалистического военпрома. Там, как известно, решающим качеством была не красота или удобство, а надежность. Поэтому рукоятки режут ладонь, а выковыривание из дырочек остатков чеснока превращается в отдельный вредный для психики труд. И время, кстати, безжалостно для любой надежности – с одного боку потерялась заклепочка, и агрегат часто переклинивает, рождая в женской груди нешуточные страсти.
Простыня.
Ну это потому, что старую подрал когтями кот, а уцелевшие места пролежал до прозрачности муж.
Кстати, о муже.
Инакенций вздыхал. Его сегодняшние искания были посвящены суетности. Шагая вслед за Зинаидой, он горестно мыслил о том, что не было бы вещей – не появилась бы и потребность в них. В этой связи понимаешь весь ужас столицы, и как здесь только люди живут, а единственное, что здесь пиво вкусное. Это пиво прекрасно, если его грамотно охладить и вскрыть дома на балконе под…
Инакенций мысленно пошевелил пальцами, выбирая.
Но домой – здесь он весь внутренне замирал – ехать далеко, долго, в ночь, под дождем, и пробки, мать их, не рассасываются… А жена же – такая икееголичка, капец! Застрянем тут… Но это и хорошо, в принципе – чем позже поедем, тем меньше пробки…
* * *
Нет.
Вы, граждане, не думайте дурного.
А то я так и вижу ваши понимающе сморщенные носы – мегера, мол, с подкаблучником в унылом разгаре мещанского быта…
Отнюдь, говорю я и повторяю – они хорошие.
У них есть духовный мир. Например, паркуясь у икеи посреди растревоженного автомобильного муравейника, Инакенций оказался не чужд таких изысканных тонкостей, как осведомиться у Зинаиды, достаточно ли откроется с ее стороны дверца, дабы она вылезла с комфортом. Зинаида же сохраняла каменное лицо, но при этом внутри думала со скупой нежностью, что вот не любит Инакенций шляться по икеям, а поди ж ты – громко внушишь, и тащится как миленький.
Инакенций и Зинаида, короче говоря, умели различать скрытое в сердцах под налетом жизни.
А сегодня они вообще ладили – день получился удачный:
договорились со столичной теткой приютить в гости Нину Куприяновну – тещу и мать в одном лице – на зиму или хотя бы недельку;
хмурым для непонимающих граждан утром с шутками и прибаутками выгрузили в теткины объятия любимую родственницу;
насвистывая перевезли на лифте всего за два рейса сумки, мешки и картонный ящик – неотъемлемые нинокуприяновские принадлежности;
а потом отправились гулять по столице.
На эмоциональном подъеме, не чуя усталости бессонного муторного переезда…
Мегаполис тоже радовал. Толпа, трафик и шум, автомобильный перегар и воспаленные огни олицетворяли бессмысленность и беспощадность, напоминая и подчеркивая, что вот ведь есть же еще на планете места, где живется по-настоящему – например, дома.
Хоть и пиво там не очень вкусное.
Пообедали, вздремнули по славянскому обычаю, похихикали с теткой, облобызали Нину Куприяновну и сгустившимся вечером, когда начали рассасываться пробки, отправились вон.
Ну, в икею только заскочить – и домой!..
* * *
Осенняя ночь овладевала и подпускала чернил в элегическое настроение Инакенция с Зинаидой. Дождь смывал желания. Брызгались из-под колес лужи, сигналило и слепило. Идти к икее не понравилось.
Но вот и они – сияющие врата в Мир.
Лакейски разъехались створки. Кондиционированный воздух дохнул и огладил лицо, освежил чувства – как секундант с полотенцем в углу ринга приводит в себя бойца. Свет обогрел. Цвета обволокли. Разрозненные звуки – будто кот гулял по пианино – взбодрили. Внимательные обслуживающие глаза набросились и обещали…
Профессиональная улыбка девушки в униформе заставила вспомнить видеокассету – ту, в щёлке за книжками…
Инакенций расширил ноздри и – почему-то – почуял у основания шеи сладкое жжение, напоминающее ощущения в преферансе, когда ты выиграл торговлю за прикуп и ме-едленно открываешь карту…
Он даже остановился озадаченно.
А что касается Зинаиды, так я вообще говорить ничего не буду. Прицелившись бровями, она бросилась вперед.
Инакенций едва успел выхватить из стойки икейный путеводитель и рванул следом.
А зря я, наверное, решил про Зинаиду не говорить. Никак нам без этого не обойтись.
Лицо Зинаиды горело. В душе с грохотом сталкивались, кроша друг друга, айсберги.
Во-первых, икея.
Это же как же! Я в икее! Земной рай. Сбылось… Вот всё, что только можно себе вообразить. И к тому еще то, чего нельзя и представить. В одном месте. И пощупать можно. И даже полежать… И всё хочется! Потому что вот умеют же, сволочи, а?! Да я бы здесь жить осталась!!.
А во-вторых, муж.
Он такой молодец. Не любит это всё, а терпеливый. И вообще – маму вот придумал сбагрить. И осуществил! А теперь ему опять за руль, до утра. Надо поэтому быстро, четко, по плану… Ну вот что он там застрял!
Зинаида в раздражении развернулась.
Инакенций стоял у деревянного стеллажа, ощупывая его, как слепой.
Вот что мне на балкон надо! Где тут размеры… Да! Ёлы – именно так и должно быть в углу за подоконником. Ну-ка, ширина полок… Точно! Сюда ящик с инструментом как раз встанет, здесь автоприбамбасы, и еще сверху для банок-склянок место… А крепеж? Ага! Навесы, и еще под саморезы…
– Что ты тут забыл? – Зинаида подошла караульным шагом и дернула за рукав. – Нам в кухонный зал!
Инакенций открыл рот и… шарахнулся куда-то влево.
Столик! Откидной стол – туда же, на балкон, между стеллажом и креслом. Крепится к стене… Вот как раз напротив подоконника. 60? Нормально! И в одном стиле всё. Сидишь в кресле, локоть на подлокотнике, здесь бокал и пепельница…
– Прикинь! – он поднял голову и осекся.
Зинаиды не было.
«Вот же…» – чертыхнулся Инакенций и посмотрел в икееводитель. – «Где там эти кухни?..»
Зинаида стояла перед бескрайней полкой с рюмками. Клондайктической. Челюсть безвольно отвалилась, палец замер в носу.
Инакенций неспешно обошел весь зал, рассмотрел в подробностях открывалки для банок и, в особенности, бутылок, изучил ассортимент пивных бокалов…
Торопиться не надо. Эти пробки проклятые когда еще рассосутся…
– Констанция, куда вы всё время исчезаете? – зевнул он и остановился рядом с женой.
Зинаида судорожно вздохнула, вынула из ноздри палец и потянула с полки коробку.
– Так. Эти! На. Держи! – и ринулась прочь.
Инакенций хмыкнул и отправился следом.
За углом открылось царство светильников.
В глазах заломило.
– Стой! – крикнул Инакенций, испугавшись. – Мне лампа на балкон нужна! – и двинулся вдоль переливающейся стены шагом сапера.
Зинаида зависла в прыжке.
Нащупала землю.
Медленно выпустила воздух.
Двинулась наперерез Инакенцию.
– Какая еще лампа? – спросила неприятным голосом. В глазах бултыхнулось удивление. – Ты не заболел часом? Или переутомился?
– Светильник… На балкон… – Инакенций замер, пораженный в самое сердце хромо-стеклянным изяществом на ломаной ножке.
Он поднял руку, провел пальцем по тонкому абрису абажура. Глаза замаслились.
– Йогурт… – протянул с глупой ухмылкой.
– Что ты мне нервы треплешь? – прошипела Зинаида. Удивление утонуло, в очах разгоралось ярче всех лампочек в икее. – А ну, пошли отсюда!
Взмахнула челкой и добавила неожиданно жалобно:
– У меня и так сердце болит…
* * *
Пробки рассосались – ну, насколько это вообще возможно в столице. Улицы улеглись меж домами. Унялся даже мелкий осенний дождь. Инакенций удобно откинулся в кресле, палец барабанил по рулю в такт хорошей дешевой песенке из радиоприемника, уголок рта поигрывал как-то сам собой.
Набитый под завязку багажник томно поскрипывал. Серьезно пришлось попыхтеть, чтобы впихнуть туда стеллаж, стол, светильник с запасными лампочками, а еще набор пивных бокалов и – не день, сплошная удача! – купальный халат дивного оттенка.
А на пассажирском сиденье горестно скрючилась Зинаида, обняв пакет с простыней (серых не было) и ликерными рюмками.
Жизнь утекала сквозь пальцы. Когда хочешь получить весь Мир – не можешь выбрать и остановиться вообще ни на чем! Рюмки не те взяла. Еще надо было доску разделочную с бортиком и желобками. И коврик тот плетеный. И постилку в ванную. И еще…
Ай! Ну как не сообразила… Почему?!
Вот же глупость моя бабская…
А вдобавок…
Нет, в это невозможно поверить вообще!
Когда отъехали от столицы на расстояние, исключающее даже мысль о возвращении, Зинаида поняла, что чеснокодавилку-то – так и не купили…
Артур Петрушин
Родился в 60-х. После некоторых скитаний по городам и странам осел в Минске. Жизнь проходила в суете – служил, учился, зарабатывал деньги, бил баклуши… Смыслом жизни положил борьбу с этой самой суетой.