99 Views
Елабуга, 31августа 1941года
Зачем-то дрожит огонь,
и пепел летит на платье,
и тени со всех сторон,
и некогда разогнать их,
и некому. Здравствуй, Смерть!
Узнала? Встречай жилицу.
Вдвоём веселей, поверь.
Подай мне стакан – напиться.
Иди сюда: говорить
хочу, задавать вопросы.
Позволь мне лишь докурить
последнюю папиросу,
да выпить глоток воды,
да Муру черкнуть два слова…
Ну где же ты? Подходи.
Готова. Давно готова.
1978
Ташкент. 1943
«Удивительный мальчик! Вылитый Марин Цветаев».
С. Эфрон, 1925
«Я всё глубже проваливаюсь в пустоты мрака».
Г. Эфрон, 1943
Нелепый мальчик, выпихнутый в мир,
ест непрерывно: организм растущий
нельзя насытить. Пища – ориентир,
иные мысли – побоку. А пуще
всего – проевший душу едкий страх
воспоминаний. Сын спешит туда же,
куда спешила мать. Всё глубже мрак,
всё неотвязней – голод. На продажу
он ставит стопку материнских книг
и выручку в охотку проедает.
…Не гибель ли твоя ведёт дневник
несостоявшийся Марин Цветаев?
2011
Цветаева: 1939. Отъезд
Марина Ивановна вышла из полпредства и пошла домой, к сыну. Новостей не было, отъезд вновь откладывался. Она уже не знала, огорчаться или радоваться. Точь-в-точь старая крыса, одурманенная флейтой крысолова. Настолько, что думать о собственном будущем совсем не хочется.
Сотрудник был вежлив – и равнодушен. Видимо, она недостаточно убедительна. Видимо, к мужу и дочери просятся не так. Цветаева понимала это, но ничего не могла с собой поделать.
Она без конца уговаривала, заклинала себя, вбивала в голову, что её место там, на родине, где уже живут Аля и Серёжа, где у них снова будет семья. Что они с Муром никому не нужны в этой чужой, самодовольной Франции. Особенно сейчас, после Серёжиного бегства, когда желающих общаться с ней совсем не осталось. Разве что Ходасевич, да и тот умирает в больнице. Жалко, конечно. Очень.
Уговаривать уговаривала, но сама себе не верила. С жадностью читала, что пишут об СССР русские газеты: это она-то, на дух их не выносящая! И понимала с отчаянием и обречённостью, что всё написанное там – немыслимая, неправдоподобная правда. А бодрые письма Али, которые ей регулярно передавали в миссии – чушь. Мелодийка для глупой, беспомощной крысы.
– Марина, почему так долго? – Муру было скучно: после того, как мать отменила школу, приходилось целыми днями торчать дома. – Что ты узнала? Мы едем или нет?
– Не знаю, Мурёныш. Говорят – ждите.
– А ты рада стараться. Будь твоя воля, мы бы вообще остались. А я хочу к папе и Але. Если тебе всё равно, то мне нет.
– Что ты, сыночек… Думаешь, я по ним не скучаю?
– Думаю, нет. Тебе никто не нужен. Только письменный стол.
– Только стол? Ты уверен?
Странно, Сергей уже полтора года в Москве, а Мур до сих пор говорит его языком. Те же костяные фразы. Сыночка, куда же мы с тобой тащимся? Ладно, тебе четырнадцать, а мне? Хороша малолетка…
Она прошлась по комнате, посмотрела на упакованные вещи. И сколько им так жить? Чтобы выйти из дома, приходится разбирать какие-то узелки, а после возвращения всё складывать назад. Не оставаться же взаперти. Пока хоть разрешено куда-то выходить…
– Мур, давай прогуляемся: хороший вечер. Кто знает, сколько мы ещё здесь пробудем?
– Чего? Месяцев или недель?
– Нет. Дней или часов.
– Ну, ты даёшь, Марина! Откуда такой оптимизм?
Мать с сыном долго бродили по июньским улицам. «Этот город так и не стал ближе, – Цветаева поймала себя на мысли, что сожалеет. – Нужно ли было кичиться своей «русскостью»? В этой гордости есть что-то сатанинское. Если бы я раньше поняла…» Она посмотрела на сына. Полное лицо было довольно и спокойно. Мальчик любил Париж: дворцы и мансарды, музеи, аллеи, улицы, парки. Воздух. Это ведь его город. Вопрос, как встретит их её Москва.
Когда они вернулись, было уже поздно. Только-только зайдя в дом, Марина почувствовала странное беспокойство.
– Что с тобой? Спишь на ходу? – Мур смотрел на неё, ничего не понимая.
Не говоря ни слова, она приоткрыла дверь и подняла с пола письмо. Как оно попало сюда? Никаких, совсем никаких звуков не было слышно. Послание было коротким. Их информировали, что отъезд назначен на завтрашнее утро, и просили
никуда не отлучаться. Мелодия была доиграна: крысоловка захлопнулась.
Май 2012
Борис Суслович
Борис Зиновьевич Суслович родился в 1955 году в Днепропетровске, закончил мехмат ДГУ, программист. С 1990 года живёт в Холоне. Пишет много лет. Стихи и проза публиковались в журналах "Новая Юность", "Крещатик", "Семь искусств", российско-израильском альманахе «ДИАЛОГ», иерусалимском альманахе "Огни столицы", сетевом альманахе "45 параллель". В 2006 году вышел поэтический сборник "Просыпается слово", в 2014 - сборник стихов и прозы "Царскосельский Эйлат". С 2014 года - член Южнорусского союза писателей. Женат. Дочь и сын.