554 Views
Часть 1. Соблазн.
– Иван Петрович, здравствуйте!
На вокзале было тихо и довольно пустынно – пандемия заставила людей прятаться по домам, и обычный поток пассажиров давно иссяк, превратившись в весьма скромный ручеек, аккуратно обтекавший серые бесформенные фигуры, скрюченные на холодном каменном полу. В другое время и они сидели бы, тесно прижавшись друг к другу – так теплее, но в этом декабре все было иначе – между ними была социальная дистанция, на лицах были надеты выброшенные пассажирами одноразовые маски.
К ним никто не подходил, поэтому вопрос, обращенный к одной из фигур, прозвучал особенно громко. Все бездомные вздрогнули, как одно большое тело, и обернулись в сторону голоса.
Рядом с ними, невзирая на запах и социальную дистанцию, стоял средних лет мужчина, в коротком пальто – такие обычно надевают те, кто привык ездить на машине, а не в общественном транспорте, без шапки – еще одна причина думать, что он не пользовался метро или автобусом, без портфеля или даже сумки-барсетки. В руках мужчина держал дорогой телефон узнаваемой марки и модели.
– Иван Петрович, вы меня слышите?
Один из бездомных, наконец-то зашевелился, несколько раз согнул и разогнул колени, словно разминая их перед ходьбой, достал из карманов застывшие от холода скрюченные пальцы и поправил маску на лице. Показались глаза под шапкой, которую народ метко прозвал презервативкой, красный нос с ноздреватой раздраженной кожей. Бездомный пожевал ртом, словно пробуя слова на вкус, и без всякого интереса к мужчине ответил: «Слышу. Чего надо?»
Мужчина оживился, неожиданно быстро протянул руку, но Иван Петрович – было очевидно, что в прошлой жизни его звали именно так, не сделал никакого движения навстречу. «Не хотите здороваться – не надо, я и сам соблюдаю все меры предосторожности, сказал мужчина и вдруг наклонился к Ивану Петровичу – а вот поговорить бы нам надо с вами, очень надо!». «Мне не надо, – угрюмо ответил Иван Петрович, – разговорами сыт не будешь». Незнакомый мужчина улыбнулся и театральным, очень нарочитым жестом предложил продолжить беседу в другом месте, показывая в сторону вокзального буфета.
На этот раз соблазн был уже слишком велик, Иван Петрович поднялся с пола и пошел вслед за мужчиной к ларьку, где почти на улице продавали дешевую, поджаренную на подгоревшем масле еду, которая, однако же, пахла так завлекательно для остающихся бездомных, что они практически одновременно втянули воздух носами. Иван Петрович шел с достоинством и не торопясь, поэтому незнакомец легко опередил его быстрым спортивным шагом и уже ждал около прилавка с шаурмой в салфетке и стаканчиком дешевого чая, из которого уныло свисал хвост чайного пакетика. «Угощайтесь, Иван Петрович, – любезно сказал мужчина, – разговор долгий, все лучше не на пустой желудок».
Ел бездомный долго, словно показывал незнакомцу, что и у таких людей на самом социальном дне имеется достоинство, но мужчина явно не торопился и терпеливо следил за тем, как медленно и тщательно, словно следуя новомодным тенденциям здорового питания, Иван Петрович ест дешевую жирную еду, к которой сам бы даже не притронулся, и на его лице была легкая и слегка ехидная улыбка, словно он знал о чем-то очень важном, что может вполне испортить аппетит, но молчал, дожидаясь удобного момента.
Тем временем Иван Петрович покончил с шаурмой и так же неторопливо и даже изящно стал пить чай, причем делал это вполне благопристойно и без посторонних звуков. По его манерам было видно, как бы выразились в прошлом веке, что он знавал и лучшие времена, и на лице незнакомца явно читалось это устаревшее выражение, потому что он продолжал сдерживать свои эмоции и молчал.
«Ну что, Иван Петрович, поговорим?» – спросил мужчина, когда чай был выпит, а чайный пакетик уже болтался в стакане кипятка, налитого по просьбе мужчины совершенно бесплатно. И не дожидаясь ответа, приступил сразу к самой сути. «Я смотрю, вас и не удивляет, что я вас знаю по имени, да? И вправду, кто же вас не знает – из тех, кто занимается в этой стране бизнесом? Владелец заводов, газет, пароходов, знаменитый Иван Петрович Тюньков, банкир, меценат, олигарх, мужчина-мечта охотниц за богатым мужем, собиратель дорогих машин и бык-производитель – ведь у вас, кажется, 10 детей по разным городам и странам?». Иван Петрович молчал, прихлебывая чуть окрашенный заваркой кипяток, а незнакомец продолжал говорить.
«Все в вашей жизни – самое лучшее, и образование в Массачуссетском университете, и жена – топ-модель из США, и дом, построенный Захой Хадид, единственной и неповторимой, и яхта – Абрамович сотоварищи отдыхает, ведь так? Но главное ведь не это – главное мозги ваши – лучшие и уникальные, которые создали уникальный проект, аналогов которому нет, востребованный во всем мире. Вы наш русский Илон Маск, только лучше – потому что наш и потому что самородок из далекой глубинки. Но, – и тут мужчина сделал театральную паузу – где вы сейчас и где Илон Маск? Что случилось? Нет ли у вас случайно ответа?».
Иван Петрович молчал, однако пить чай перестал и, не отрываясь, смотрел куда-то в пустоту, как будто слова незнакомца вызвали к жизни какие-то воспоминания, которые он сейчас мысленно прокручивал в голове.
«Ну, не знаю, как у вас, а у меня ответ на этот вопрос имеется, и он достаточно простой, продолжил мужчина, не обращая внимания на то, что Иван Петрович не проявлял никакого интереса к его словам. – Вы, Иван Петрович, как та старуха из Сказки о рыбаке и рыбке, решили, что вам хочется быть морской царицею, а это плохо заканчивается. Как известно, старуха вернулась к разбитому корыту, а у вас и этого не оказалось – по меркам олигарха, конечно же. То есть, конечно же, у вас еще много всего оставалось после тюрьмы, сума вам явно не грозила, но вот гордость ваша и честь так и не оправились от удара. Вы или такие как вы можете быть только лучшими, а быть средними – не можете, не умеете, да и не хотите. Поэтому предпочли такую карьеру – опуститься на самое дно, чтобы быть худшим, самым падшим из всех попавших на дно. Гордыня, конечно же, невероятная, зато – как и все в вашей жизни, в превосходной степени».
Иван Петрович вздрогнул и словно пришел в себя. Он медленно повернулся к незнакомцу и вдруг словно прежний Иван Петрович Тюньков вернулся в изношенную оболочку вокзального бездомного. «Что вам от меня надо? – резко спросил Иван Петрович. – Для чего вы мне всю эту давно прожеванную прессой историю рассказываете?».
«Ну, слава богу, – выдохнул мужчина, – наконец-то вижу господина Тюнькова собственной персоной. У меня к вам деловое предложение».
«Я делами не занимаюсь, – отрезал Иван Петрович. – И на сегодня у меня нет никаких ресурсов для распоряжения. Я в некотором смысле чист от активов и пассивов заодно. Нечего больше терять, но зато и отнять не получится».
«Так и я вам не бизнес купить предлагаю, это было бы слишком мелко – не только для вас, но и для меня тоже. Я предлагаю вам нечто большее, ту самую власть, которой вы так и не получили, только гораздо больше, чем вы можете себе представить» – ответил мужчина и бросил исподтишка быстрый и внимательный взгляд на лицо Тюнькова.
На лице Ивана Петровича было теперь выражение собранности и сосредоточенности, известное в прежние времена его партнерам и конкурентам, однако, как и раньше, эмоции он умело держал при себе. Мужчина еще раз оценивающе взглянул на Тюнькова и продолжил. «Я знаю, что говорю, это предложение даже не на миллиард – это предложение на несколько миллиардов, но только не долларов, а жизней, обычных человеческих жизней. Вы ведь понимаете, о чем я?».
«Не совсем, выражайтесь яснее, – ответил Иван Петрович, вернее, прежний Иван Петрович, вернувшийся в тело постаревшего бомжа. – И давайте побыстрее, не люблю зря терять время».
«Да все элементарно, Иван Петрович, я вам все объясню. Вы ведь знаете, чем этот год так примечательно отличается от всех прошлых? Ведь и вас эта зараза, чума 21 века тоже коснулась? Я имею в виду коронавирус? Пусть вы здесь, на самом дне, но вы же знаете, что люди болеют, и болеют страшно, что мало кто понимает, что творится, но все уже почти год живут в страхе и в панике. Болен весь мир, никто не знает, как лечить, иммунитет нестойкий, а вакцинам нельзя доверять? Еще немного, и человечество вымрет или разделится на две неравные части – тех, кто имеет иммунитет или паспорт вакцинированного и тех изгоев, которые либо не могут противостоять вирусу, либо не хотят искусственного иммунитета, и именно они станут новыми бомжами – людьми-изгоями, людьми-париями, людьми-неприкасаемыми. По сравнению с ними ваша судьба покажется легкой долей – я ведь знаю, что ваша дочь иногда пытается с вами связаться, а ваша жена продолжает подкидывать вам денег на карту. Скажу вам больше – этот страшный водораздел пройдет внутри семей, друзей и компаний, и даже ваши новые коллеги поделятся на тех, кто примет вакцинацию как благо и снова сможет вернуться в социум, и на тех, кто либо не захочет, либо – в силу неясных причин – не сможет выработать нужный для паспорта и чипа иммунитет. И по секрету – вы будете одним из этих изгоев – ваш организм не выработает антител к вирусу, и вы станете дважды изгнанным и дважды павшим, причем, по собственной вине – ведь для чипизации человечества будут использованы ваши собственные разработки».
И тут Иван Петрович впервые за весь разговор проявил к собеседнику неожиданный интерес. «А вы кто такой, чтобы обо всем этом судить и делать такие странные обобщения и предсказания? – усмехнулся он. – Был бы верующим человеком, подумал бы, что вы дьявол, а так сильно похоже на бред городского сумасшедшего».
«Ну что вы, – улыбнулся и незнакомец, – какой из меня дьявол, я для этого слишком люблю земную жизнь. Я скорее коммуникатор, есть информация, я ее вижу, делаю выводы и хочу и могу ее донести. Я ведь даже решения не принимаю, в этой ситуации именно вы принимаете решения. Ну, или те силы, которыми вы владеете, как ни странно. Знаю, это трудно понять, но иногда судьбы мира лежат не вне этого мира, а внутри него, и потому их так трудно изменить, находясь в самой системе. Кому, как не вам это знать?».
«Какие судьбы мира зависят от бомжа, живущего на вокзале, – спросил Иван Петрович с плохо скрываемым сарказмом. – Я своей собственной судьбы не знаю, а вы мне про какой-то мир бред несете. Не интересен он мне, этот мир, и судьба его не интересна. Я с ним закончил, если честно».
«Не скажите, – возразил мужчина. Только представьте себе, вашу судьбу можно прожить иначе, и дело не в коронавирусе. Вы же помните тот момент и тот разговор, когда ваша история приняла плохой оборот? Думаю, помните, такое не забывают. Так вот, прямо сейчас можно сделать так, что всего этого не будет. Не будет разговора, не будет следствия, не будет изолятора, где вас опустили, не будет того эпизода, когда вы резали себе вены в прямом эфире на глазах у жены и детей, не будет колонии, не будет потерянных лет жизни, не будет позора, потерь, боли, не будет психиатрической больницы и карцера, не будет возвращения к пепелищу. Не будет по-настоящему, как будто этого никогда не было. Вы просто выберете другую опцию.
«Что за бред вы несете? – отрывисто сказал Иван Петрович. – Кто вас подослал ко мне, что вам еще от меня надо?».
«Мне от вас ничего не надо, поверьте, это не вопрос того, что я могу вам дать. Это вопрос того, что вы сами можете дать или не дать этому миру. А чтобы вы поверили в мои слова, я вам оставлю свой телефон. Это в целом весьма обычный смартфон, но у него есть одна занимательная функция – если там в календаре выбрать в качестве текущей даты любую дату до сегодняшнего дня, система покажет, какой была бы ваша жизнь без всего того кошмара, который вам пришлось пережить. У вас будет ровно один день, чтобы прожить его как надо. А после мы с вами снова встретимся – эта встреча уже включена в ваш деловой календарь – и обсудим условия. Ведь вы же понимаете, что ничто не бывает так дорого, и не ценится так мало, как время, так вот, ваше время стоит очень дорого, вы даже не представляете, как дорого».
Мужчина положил на стол смартфон и убрал руку. На темном экране высветились цифры – 23 декабря 2020 года, затем изображение растаяло на поверхности, и мужчина, довольный результатом, улыбнулся Ивану Петровичу. «Ну что, договорились?» – спросил он, и, не дожидаясь ответа, поднял воротник пальто и так быстро пошел в сторону касс, что Иван Петрович даже не успел возразить. Смартфон вновь зажег экран, на котором мелькнуло сообщение – «До встречи через 24 часа». Иван Петрович машинально провел по экрану разблокировки, как делал это сотни тысяч раз в прошлой жизни, и увидел настройки календаря. «Какая же чушь, и ведь даже не пил сегодня, – мелькнула в голове странная непрошеная мысль, – но попробовать-то можно?».
И он дрожащими негнущимися пальцами переставил текущую дату.
К телу бомжа, неожиданно осевшему на пол у ларька, уже бежал дежурный полицейский. Очередная смерть или коронавирус, думал он, на ходу натягивая маску поглубже на лицо. Скорая помощь приехала достаточно быстро, но бомж на удивление был жив, хотя и без сознания. Санитары, похожие на космонавтов, загрузили Ивана Петровича в машину и повезли в огромный госпиталь, расположенный на юго-западе Новой Москвы. В это же самое время женщина в огромном дизайнерском доме за городом получила получила сообщение и вызвала персонального водителя. Ее муж наконец-то пришел в себя после долгой комы. Двадцать четыре часа из новой жизни Ивана Петровича начали свой отсчет.
Часть 2. Искушение.
Иван Петрович открыл глаза и увидел Ясмин.
Много лет назад, когда он женился на топ-модели 90-ых, все считали, что это брак по расчету, причем, с обеих сторон, но Иван Петрович и Ясмин знали, что это настоящая любовь. Еще в далеком детстве Ваня увидел у сестры куколку-негритенка цвета темного шоколада, с пластмассовыми голубыми бусиками на шее, и влюбился. Много лет спустя уже взрослый и состоявшийся в российском бизнесе Иван Петрович Тюньков увидел на обложке модного журнала девочку-негритенка, только выросшую и превратившуюся в темно-шоколадного лебедя невероятной красоты. Решение, как и другие решения в бизнесе, он всегда принимал быстро. Завоевать красавицу было бы трудной задачей для кого угодно, но только не для Ивана Петровича, но надо сказать честно, что крепость пала задолго до сдачи. Иван Петрович и сам был не промах – фотография русского олигарха в волчьей шубе и с бутылкой самой дорогой водки в мире посреди сибирской тайги украсила обложку журнала Форбс приблизительно в то же самое время, когда Ясмин покоряла подиумы своей дикой черной красотой.
С тех пор прошло много лет, Иван Петрович построил для любимой уникальный дом, Ясмин родила мужу дочку и сына и после родов продолжала оставаться топ-моделью и легендой, и конечно, как во всякой жизни, у них было все, пока не произошло самое горькое и непредсказуемое – суд, тюрьма, позор и добровольный уход Ивана Петровича из нормальной жизни на вокзал. И только этого последнего шага жена не захотела и не смогла ему простить, развелась и отсудила все, что осталось, а Иван Петрович и не сопротивлялся. На суде Ясмин держалась прямо, отстраненно, говорила по-русски, который знала в совершенстве – если конечно, не нервничала – тогда сразу же переходила на родной язык. С тех пор они не виделись, их отчуждение было взаимным и не требовало обсуждения.
«Айван, боже мой, ты вернулся, – сказала Ясмин и заплакала. – Я знала, я знала, что это рано или поздно случится!» И тут же затараторила дальше по-английски, мешая в кучу слова из обоих языков, о том, что когда он ровно пять лет тому назад возвращался после поездки наверх, куда его так внезапно вызвали, то прямо в машине впал в глубокую кому, из которой его не могли вывести лучшие врачи, кого бы только Ясмин не приглашала к его постели. В конце концов, врачи перестали лечить, несмотря на огромные деньги, и даже дети устали верить в его возвращение, и только она, словно жена этих ваших революционеров декабря, продолжала ходить к нему три раза в неделю и рассказывать новости про себя, детей, бизнес и жизнь в стране, чтобы тогда, когда он решит вернуться, он был полностью в курсе. Ты ведь помнишь, что я тебе рассказывала, все-все, говорила она, и слезы, словно южно-африканские бриллианты чистой воды, катились по ее шоколадным щекам. Иван Петрович смотрел на Ясмин и медленно осознавал, что этих пяти лет жизни в тюрьме и на вокзале в его жизни не было, они не случились по той самой странной причине, о которой говорил незнакомый мужчина за столиком. Не было пяти лет, как будто ему приснился страшный сон, разрушивший его жизнь и жизнь его семьи, а вместо этого в их памяти оказалась пауза длиной в пять лет, а в его – страшные воспоминания, которым всего на один день дал отступить обычный смартфон, лежащий тут же, на прикроватном столике.
Но думать о том, что будет через 24 часа не хотелось, как не хотелось терять ни минуты этого удивительного дня, поэтому Иван Петрович тут же написал отказ от дальнейшей госпитализации, сердечно поблагодарил врачей и под руку с Ясмин, улыбаясь на камеры журналистов, откуда-то прознавших о том, что некогда опальный олигарх вышел из продолжительной комы, вышел на улицу. Жизнь была хороша необыкновенно, причем, хорошо в ней было все, потому что казалось, что все это происходит с ним впервые. Первый весенний ветер, обдувавший лицо, первые лучи солнца, слепившие глаза, первые улицы, которыми проезжала машина, первые объятия Ясмин на заднем сиденье автомобиля, первое прикосновение настоящей, не больничной одежды, купленной по дороге домой, первая загородная зелень, встретившая Ивана Петровича на шоссе.
Дом ждал хозяина на пригорке, огромный, нереальный, словно голубой кит, встреченный в океане, спасибо Захе, она сотворила то, что всегда было трудно объять разумом, но Иван Петрович знал, что когда-нибудь замысел архитектора ему покорится. И это произошло именно сегодня, когда Иван Петрович вернулся домой с Ясмин после пяти лет пребывания в дальнем темном космосе, куда ему рано или поздно придется вернуться. Но только не сегодня, сказал он себе, сегодня у меня еще есть, и оно – мое.
Машина дочери стояла перед домом, она и сын ждали его у входа. Дочь – высокая красивая, умная, самостоятельная девушка, выбравшая свою дорогу в жизни и в искусстве, в котором пробивалась, не пользуясь его силой и влиянием, и сын-подросток, которого Иван Петрович помнил еще совсем ребенком, в хоккейной форме на льду. В их семье всегда было принято мало говорить и много делать, но эти объятия без слез, как будто сдержанные и все же такие теплые и искренние, заставили сердце Ивана Петровича болезненно сжаться – все в них было настоящее, ни капли фальши, наигранности, все было необыкновенно реально, но реально ровно на один день.
Телефон – не тот, который Иван Петрович положил в дальний карман пиджака, а обычный рабочий аппарат, разрывался от звонков и уведомлений, но Иван Петрович уже принял решение. Он отменил все встречи и отказался через своего пресс-секретаря давать комментарии до завтра, как он написал в сообщении. Сегодня он твердо решил провести день с семьей и насладиться тем, чего у него давно уже не было и что стоило дороже всего – временем. Семейный бранч на открытой террасе, неспешная беседа, разговор с дочерью по душам в библиотеке, поездка с сыном на тренировку – Иван Петрович специально попросил не менять расписание. Вечер он предложил провести в своих новых апартаментах над городом, на 90-м этаже, откуда из панорамных окон была видна вся Москва, и даже, при наличии хорошей оптики, необычный дом в ее западном подбрюшьи.
Такие воскресники с семьей, как их называла Ясмин, у них бывали и раньше, в эти дни Иван Петрович пытался втиснуть все упущенное во время работы, и это всегда получалось не очень, потому настоящая реальная жизнь требует куда больше и стоит намного дороже. То, что Иван Петрович стремился наверстать за считанные часы, требовало от него и от семьи каких-то невероятных усилий и концентрации. Иногда ему приходило в голову, что он с облегчением выдыхает после того, как воскресник заканчивается, и точно так же выдыхает и расслабляется его семья – Ясмин и дети, которые могут вернуться к обычному, нормальному ритму и ходу событий. Сам он приписывал чувство облегчения тому факту, что совершенно не умеет отдыхать, но он бы сильно удивился, если бы задумался о реальных причинах того немного искусственного семейного веселья во время таких вылазок.
В этот раз все было иначе. Иван Петрович словно невероятно замедлился за эти пять лет в коме, каждая минута и даже секунда в его жизни стали значить необыкновенно много, стали продолжаться так долго и остро, как будто он проживал их в детстве, когда время не бежит, а тянется. Да, детство – это было бы лучшее определение тому, что произошло с Иваном Петровичем, он как будто стал мальчиком Ваней, который наблюдает жизнь со стороны и в то же время находится в ее гуще. И каждое мгновение этого дня он не переставал любоваться и удивляться миру своей семьи, который ему открылся. Он наблюдал за дочерью, впитывая ее рассказы и словно ребенок, удивлялся тому, как из маленькой кукольно-красивой девочки с рекламных фотографий выросла такая рассудительная, опытная, деловая юная женщина, которой он безмолвно восхищался и любовался как редким цветком. Он наблюдал за сыном, как ловко и технично он передвигается по льду, как точны и выверены движения парня, в котором уже проклевывался будущий мужчина, гроза соперников и погибель девчонок-фанатов, и это будило в нем огромное чувство гордости за своего ребенка, которого он помнил бутузом и увальнем на коньках.
Но больше всего Иван Петрович любовался Ясмин. Конечно же, она изменилась за эти годы, пока его не было, и дело было не только в морщинах или особенностях фигуры. Такие женщины, как Ясмин, даже взрослеют и старятся красиво, и именно это произошло с Ясмин, она стала иной, более зрелой, более независимой, и, что удивительно, еще более желанной.
Иван Петрович всегда был ценителем женской красоты во всех проявлениях, несмотря на любовь к жене, и надо честно признаться, он редко отказывался от соблазнов, искренне считая, что совершенно не вредит этим крепости своей семьи. Он верил в то, что жена ничего не знает о его изменах, или делает вид, что ничего не знает, так же как он сам делает вид, что верит в безмятежность Ясмин. Как было на самом деле, Иван Петрович не знал и особо не задумывался – семья была его тылом, и предательства он бы не потерпел ни в какой форме. Ясмин была не только красивой, но и умной женщиной, на редкость быстро выучившей русский язык, приспособившейся к жизни в другой стране, в холодном городе, с неулыбчивыми, но такими искренними и настоящими людьми. Никто не умел пить водку с русскими мужиками лучше Ясмин, никто не умел лучше нее общаться с женами его деловых партнеров, никто не умел лучше нее выглядеть на светских фотографиях, и да, никто не умел лучше нее баловать и заботиться о детях. Этого Ивану Петровичу было вполне достаточно.
Но сегодня он увидел новую Ясмин, ту Ясмин, которую, пожалуй, никогда не знал и никогда не интересовался. Это была незнакомая умная, опытная, мудрая женщина, необыкновенно притягательная своей внутренней красотой, которая сияла изнутри нее, словно свет внутри лампады. Такого света силы и мудрости внутри нее Иван Петрович никогда не видел или не мог видеть раньше, поскольку был занят собой и бизнесом, воспринимая семью как место, куда усталый мужчина-охотник возвращается отдохнуть, чтобы затем снова ринуться в бой.
Однако сейчас Иван Петрович никуда не торопился, скорее наоборот, она растягивал минуты, он смаковал часы, он раздвигал сутки, чтобы ощущать вкус каждого мгновения, чтобы чувствовать ритм каждого движения.
Стоя перед панорамой ночной Москвы, Иван Петрович обнял жену и понял, что хочет ее. Хочет так, как, наверное, хотят только в самой ранней молодости, когда одна мысль о теле любимой женщины заводит сильнее любого порнографического зрелища. Хочет так, как, наверное, не хотел тогда, когда они провели медовый месяц, разъезжая по Америке на машине-легенде 60-ых, занимаясь любовью в придорожных мотелях и в шикарных гостиницах, в национальных парках и в хижинах на берегу океана. Та страсть забылась, погребенная под грузом обстоятельств, семейной жизни, большого бизнеса, ушла, как уходит большая волна от спокойных берегов, ушла и больше не вернулась, потому что для нее не было ни места, ни времени.
Но сегодня, здесь и сейчас, у Ивана Петровича было все – и место, прекрасный романтичный лофт на огромной высоте, вознесенный над городом, и время – часы на смартфоне шли очень медленно, словно провоцируя Ивана Петровича на сумасшедшие поступки. И он решился, понимая, что другого шанса в его жизни не будет.
В тот момент, когда он встал с бокалом в руке, слова еще не успели прийти к нему в голову, но как только он заглянул в заблестевшие глаза Ясмин, он вдруг ясно понял, что именно ему нужно сказать.
«Мои дорогие и любимые дети, моя Ясмин! Вы, наверное, подумаете, что я сошел с ума, что я повредился рассудком, пока пять лет лежал овощем на больничной койке, и, возможно, захотите лишить меня дееспособности и упрятать обратно в реанимацию, воля ваша. Но я все равно скажу вам правду – какой бы странной она ни была. На самом деле, редко кому так повезло как мне – я получил возможность прожить один день своей жизни еще раз, и у меня есть ровно 24 часа, чтобы исправить все ошибки, которые я сделал, чтобы сказать все слова, которые я держал внутри себя, чтобы сделать все то, что я всегда оставлял на потом. Я думал, что у меня есть вечность, а потом, когда эта иллюзия силы и бесконечности рухнула, я опустил руки и банально сдался. Я видел и ценил только силу, не догадываясь о том, что этого мало, потому что слабость человека тоже его сила, которая смиряет его с неудачами и строит основу для дальнейшего возрождения. Я хочу поднять этот тост за вас, за вашу долгую и счастливую жизнь, со мной ли или без меня, я хочу поднять этот тост за вашу силу и за вашу слабость, а больше всего я хочу поднять этот тост за мою жену Ясмин, которую я любил, но не ценил в этом мире, так как она того была достойна, которую я баловал и осыпал подарками, но не видел в ней той личности и того человека, которым она стала, которую я сделал своей женой в радости, но которая осталась ей и в горести! За вас!» – и Иван Петрович поднял бокал.
Поздно ночью того же дня, когда дочь уехала домой и сын заснул в соседнем апартаменте, Иван Петрович поманил Ясмин за собой. В свое время, тайком от жены, возможно, в расчете на всякие амурные шалости, он запроектировал тайный ход на общую смотровую площадку, где мог бы в случае конфуза легко затеряться среди туристов. Только Иван Петрович знал место, где спрятан кодовый замок, отпирающий ход внутри башни. Ясмин улыбнулась, протянула мужу руки и доверчиво шагнула из комнаты на темную лестницу. Сначала они долго спускались, и Иван Петрович помогал жене, подсвечивая дорогу телефоном, потом вошли через сверкающую сталью кухню и оказались одни в пустом ресторане над городом. Жена только всплеснула руками, совсем как обычная русская девушка при виде неожиданного подарка. «Вот это да, Айван, как это волшебно, – сказала она, когда он нашел пару бокалов и вытащил из винного шкафа бутылку вина наугад. – Ты знал, что так будет, ты все это спланировал, да?».
«Нет, дорогая, – совершенно искренне ответил Иван Петрович, – это чистой воды экспромт, и это чистая правда, как и то, что я сегодня сказал. Все это чистая правда, и все это происходит наяву».
Ясмин прижалась к нему, и он понял, что другого такого же острого по ощущениям момента в его жизни больше не будет, и это тот самый миг, когда надо делать то, что надо, а там – будь что будет.
«Ясмин, я люблю тебя, – прошептал он ей на ухо, целуя в шею. – Я хочу тебя здесь и сейчас, и пусть весь мир подождет, как говорил однажды один старый киногерой».
И весь мир ждал, потому что так каждая секунда длилась невыносимо долго, каждое движение внутри отзывалось такой болью и наслаждением, каждое прикосновение взрывалось где-то в голове вспышками страсти и желания, каждый стон сплавлял их плоть настолько, что в конце концов он перестал различать, где начиналась Ясмин и где заканчивался он сам, и в этот самый момент, когда они породнились полностью, они осознали, что нет ничего ближе, святее и выше таких отношений между мужчиной и женщиной, и только ради этого и стоило жить эту долгую и тяжелую земную жизнь.
Но вечность уже закончилась. Ясмин положила голову на подушку и тут же заснула, как будто ушла от Ивана Петровича в свой собственный мир, оставив ему милую, теплую оболочку рядом с ним в постели, а он все боялся закрыть глаза, потому что понимал, что последние минуты его суток уже начали отсчет. Может быть, думал он, если не спать, то сутки продлятся дольше, но мысли путались, бежали от него прочь, мир перед глазами стремительно выцветал и заполнялся холодом.
Бездомный мужчина почувствовал дуновение ветра из открытых дверей и открыл глаза. Мужчина в коротком пальто держал перед ним телефон, на котором догорали секунды прошлой жизни. «Нам пора, – коротко сказал он, – разговор еще не окончен».
Часть 3. Искупление.
«А вы, я смотрю, сильно изменились с нашей последней встречи, – незнакомец, стоя за столиком все того же кафе, на этот раз и сам энергично жевал шаурму. – Я вижу, вам там понравилось в том, новом мире».
Иван Петрович молча пил обжигающий кофе из пластикового стаканчика. Смартфон, с помощью которого он только что совершил непостижимое уму путешествие во времени, лежал между ними на середине стола.
«И, что, ни одного вопроса, как, почему, зачем? – продолжал допытываться незнакомец. – Вы ведь умный, начитанный, образованный, не может быть, чтобы у вас не возникло никаких вопросов, связанных, так сказать, с технологией».
«Технология меня мало интересует, главное, что стоит за этим опытом. Вы ведь не просто так проделали со мной такой эксперимент. Жду истинной причины, которая за всем этим стоит. Любая технология не стоит ничего, если не знаешь, каким образом ее использовать» – ответил Иван Петрович.
«Прежняя ясность и острота ума вернулись к вам в полной мере, и это меня радует. Значит, вы точно поймете то, о чем я вам сейчас расскажу. У меня есть объяснение технологии, но я думаю, оно вам и вправду не нужно, и единственный вопрос, который вас сейчас волнует, – зачем я обратился именно к вам, ведь так? – и незнакомец сочно хрустнул листиком салата. – В мире почти восемь миллиардов человек, среди них есть и гораздо более выдающиеся личности, но информация, которой я владею, говорит о том, что причина, по которой именно вы оказались внутри этой истории и получили так называемую ОПЦИЮ, никак не связана с вашей успешностью или другими личностными качествами. Это явление, как выражается наша молодежь, носит абсолютно рандомный характер. Так получилось, и все тут. Ваша жизнь и жизнь одного очень небольшого и незначительного животного, оказались сцеплены в одной и той же вероятности, понимаете меня?»
Иван Петрович отрицательно помотал головой. Горячий кофе отвратительного качества все еще горчил во рту, словно напоминал о том мире, который Иван Петрович потерял всего несколько часов назад.
«Я продолжу, – незнакомец продолжал пережевывать остатки шаурмы, запивая ее тем же дешевым кофе, который сегодня казался Ивану Петровичу неким символом его собственного глубокого падения. – Иногда судьба мира зависит от того, кто по природе своей лишен всякой возможности выбирать. Думала ли летучая мышь в горах Китая о том, что ее организм станет причиной таких огромных бедствий, приведет к таким драматическим последствиям, вызовет к жизни такие резкие и неотвратимые перемены? Конечно же, нет, потому что это мышь, и она в принципе не способна думать. Изменилось ли что-нибудь, если бы я полтора года назад появился в ее пещере и задал ей вопрос, стоит ли ее жалкая несчастная короткая жизнь такой глобальной катастрофы? Думаю, что нет».
Иван Петрович продолжал молча пить горький невкусный кофе, словно наказывая себя за те крамольные мысли о дне, проведенном с женой и детьми.
«Вот поэтому и я не стал задавать мыши этот глупый вопрос, понимая, что она не способна делать выбор, тем более, выбор, ведущий к ее собственному уничтожению. Вы спросите, мог ли я убить эту мышь – может быть, если бы я знал, где именно она находится, как ее изловить таким образом, чтобы убить наверняка и еще куча всяких других «если», которые наверняка сложились бы в отрицательный результат. Но самое главное, в какой-то момент я понял, что это совершенно не обязательно. Может быть, вы спросите у меня, почему?».
Незнакомец задал вопрос, однако Иван Петрович твердо сжал губы, словно решил отмалчиваться как можно дольше, пока у него еще была такая возможность. Но незнакомцу, уже покончившему с шаурмой и кофе, похоже, было все равно, собирается ли Иван Петрович как-то реагировать на его слова. Он подался вперед и продолжал говорить все быстрее и быстрее, словно боялся, что Иван Петрович сбежит от него, не выдержав груза его слов.
«Я вас вычислил, – торжествующе заявил незнакомец. – Я понял, что у всего в мире существуют проекции, и вы – проекция той самой мыши. Вы и эта мышь сцеплены друг с другом. Если что-то происходит с мышью, что-то, пусть и совершенно другое, происходит с вами, вы понимаете?»
И тут терпение Ивана Петровича лопнуло, словно гитарная струна, и он взорвался. С силой хлопнув кулаком по столу, он хрипло сказал: «Да вы что, с ума сошли, что ли? Какую ересь вы несете, какая еще проекция? Что вы там такое курите у себя в лаборатории или где вы всем этим занимаетесь? Неужели что-то в моем прошлом или настоящем дает вам повод держать меня за последнего идиота в этом городе?».
Незнакомец миролюбиво погладил Ивана Петровича по руке. «Ну-ну, успокойтесь, пожалуйста, ведь это пока что чисто теоретические рассуждения, – сказал он. – Я веду речь о тех исследованиях и вычислениях, которые проводил в течение этого года, пока не пришел к некоторым выводам, и то, что я только что озвучил, есть результат моей научной работы, точнее, ее теоретической части. Теперь же настало время эксперимента, и именно поэтому я нашел вас. Потому что, в отличие от мыши, вы можете принять решение, вы можете сделать выбор, вы можете сознательно пойти или не пойти на жертву».
У Ивана Петровича вдруг пересохло во рту, однако стакан был пуст, и он беспомощно оглянулся вокруг. Незнакомец словно прочитал его мысли, быстро метнулся к продавщице и принес бутылку воды без газа. Иван Петрович с силой открутил пробку, словно свернул шею летучей мыши, и жадно стал пить. Все это время незнакомец терпеливо ждал, чтобы вернуться к разговору.
«Однако продолжим. Вы и мышь, маленькая летучая мышь, в теле которой происходит знаменательная мутация до сих пор вполне себе безобидного вируса, и вы, человек, уничтоженный властью, брошенный и павший, выбравший путь самоуничтожения. В этом мире вы проекции друг друга, разнесенные по времени и в пространстве, и все же вы связаны. Пока рожденная в этом мире мышь производит в своем теле коронавирус, вы попадаете в тюрьму и оказываетесь на вокзале. Но существуют и другие опции, я их только что проверил с помощью своего смартфона. Если вы возвращаетесь в свой прекрасный мир семьи и счастья, то рано или поздно летучая мышь попадет на китайский рынок, и наступит хаос и то самое будущее, о котором я вам рассказывал вчера, с той лишь разницей, что вы в нем окажетесь среди тех, кто выживет и с выгодой воспользуется этой ситуацией. Скорее всего, гарантировать этого я не могу, но предполагаю, ваша семья не пострадает, и именно вы и ваши разработки приведут к созданию вакцины, которая разделит мир на тех, кто сможет жить и на тех, кто будет обречен стать изгоем. Вы лично будете богаты и счастливы. Согласитесь, это прекрасный вариант для вас и ужасный для – целого мира?».
Иван Петрович кивнул.
«Но есть и иная вероятность, и она логически вытекает из предыдущей истории. Если я уберу эту мышь, то в мире не будет коронавируса. Вы меня понимаете – не будет КОРОНАВИРУСА ВООБЩЕ! Не будет хаоса, локдауна, карантина, смертей, не будет черного движения, не будет кризиса, не будет вакцинации, чипов и паспортов, не будет тех, кто обречен стать изгоем. 2020 год станет самым обычным годом, когда люди будут ездить отдыхать туда, куда им вздумается, когда они продолжат болеть и лечиться от самых разнообразных, но вполне понятных болезней, когда они будут ходить в рестораны и салоны красоты, покупать машины и дома, рожать детей и разводиться, бороться за свои права и пить в барах. Ничего особенного, никаких прорывных технологий, никаких открытий. Впрочем, нет, одно открытие в Уханьской лаборатории все же будет сделано, но оно будет иметь чисто научное значение. Заведующая лабораторией создаст вакцину от нового неизвестного науке коронавируса и положит ее в хранилище – на всякий случай, если лабораторная мутация вируса произойдет в реальной жизни. Но я вас уверяю, что на вашем веку этого точно не произойдет».
Иван Петрович откашлялся и, не глядя собеседнику в глаза, тихо спросил: «Скажите, зачем вы все это мне рассказываете? Какое отношение имеет к этой занимательной истории моя ничего не значащая для вас жизнь? Мышь, мировое зло, коронавирус, проекции – каким образом я на все это могу повлиять? И точно ли по адресу вы ко мне обратились? Может быть, вам нужен не я, а эта заведующая лабораторией или тот, кто продал летучую мышь условному пациенту номер один?
«Иван Петрович, – укоризненно сказал незнакомец, – не надо делать вид, что вы ничего не поняли из моего рассказа. Но если вы все же хотите полной ясности, то вот вам чистая и незамутненная правда. Если я уничтожу мышь, то коронавируса не будет, и наступит другая версия 2020 года. Она наступит для всех, кроме вас. Вас в ней тоже не будет, как не будет уханьской мыши. Может быть, это произойдет не сразу, может быть, вы умрете от переохлаждения, или вас убьют в пьяной драке, этого я не знаю, но в целом картина выглядит именно так. Нет мыши – нет вас, все просто. С другой стороны, у мыши, как вы понимаете, нет никакого выбора, у вас же он есть, и он таков. Вы можете вернуться назад в прошлое, и тогда мир все равно придет к коронавирусу, но только вы окажетесь на самом верху пищевой цепи, вместе с любимой семьей и в иммунной безопасности. Назовем его так – ОПЦИЯ КОРОНАВИРУС. Другой путь – дорога самопожертвования, избавления мира от угрозы, но, увы, в ней не будет вас лично. Назовем его для отличия – ОПЦИЯ БЕЗ КОРОНАВИРУСА. Все ясно и понятно, по-моему. И главное, предельно честно по отношению к вам».
«Но ведь есть и третий путь, – почти прошептал Иван Петрович пересохшим ртом. – Я могу ничего не решать. Я могу просто остаться здесь и не принимать никаких решений. Давайте представим дело так, что вы меня просто не нашли там, в углу вокзала. Я просто уйду и забуду все, что вы мне тут рассказали».
«Увы, – вздохнул незнакомец, – сие уже невозможно. Если бы вы не выслушали все это, если бы не переставили часы на смартфоне, если бы не прожили один день в альтернативной реальности, такая опция имела бы право на существование, но часы начали обратный отсчет, взгляните на экран». И с этими словами незнакомец повернул смартфон к Ивану Петровичу. На темном экране буднично работал самый обычный таймер, мелькали секунды, до конца времени оставалось всего несколько минут. Иван Петрович дрожащими руками схватил телефон и попытался разблокировать экран, однако аппарат не реагировал.
«Это бесполезно, – вежливо заметил незнакомец, наблюдая за попытками справиться со смартфоном. – Эти квантовые гаджеты, знаете ли, живут своей жизнью. Его нельзя отключить или перезагрузить, он на самом деле такая же проекция, как летучая мышь, и его работа происходит совершенно в другом месте. Не тратьте драгоценные минуты, нужные вам для того, чтобы собраться с мыслями, на бессмысленные манипуляции с техникой. Сосредоточьтесь на главном, мой вам совет. И да, пожалуй, на этом интересном месте я с вами попрощаюсь. Было чрезвычайно занимательно с вами познакомиться. Кто знает, мир не так уж линеен, вполне возможно, мы с вами где-нибудь когда-нибудь пересечемся. Прощайте в любом случае».
Иван Петрович не сразу понял, что произошло, когда мужчина в коротком пальто церемонно протянул ему руку и, не дождавшись ответного жеста, повернулся спиной и быстрым шагом пошел в сторону пригородных поездов. Ошеломленный, Иван Петрович проводил его взглядом и машинально нажал на экран смартфона. Неожиданно для него самого, аппарат вдруг разблокировался. На заставке Ивану Петровичу ослепительно улыбалась Ясмин, обнимая за плечи дочь и сына. Иван Петрович прекрасно знал и помнил эту фотографию, сделанную в один из семейных отпусков на островах. На минуту прошлое вновь овладело Иваном Петровичем – ему ясно представилась обновленная жизнь с Ясмин и детьми, честолюбивые планы, которые он мог бы реализовать, выбери он опцию, подразумевающую жизнь с коронавирусом. Он понимал, каким уникальным знанием обладает он сам, держа в руках нити собственной жизни, сосредоточенные на экране таинственного гаджета. Весь мир лежал у его ног, и сам он зачарованно следил за его движением и собственным величием момента.
Изображение вновь высветило таймер, который отсчитывал последние секунды. Иван Петрович очнулся и попытался принять самое быстрое и самое важное решение своей жизни, но мысли путались, убегали, цеплялись за какие-то смешные воспоминания, незначащие детали, какие-то детские обиды, как будто в этот судьбоносный для всего мира момент Иван Петрович не мог очистить свое сознание, чтобы ясно и трезво совершить выбор. Совершенно некстати вспомнилась девочка в школе, которая нравилась Ване в 10 классе, потом промелькнула мама, давно лежащая на кладбище, куда Иван Петрович не любил ходить, первая машина – пятерка цвета «коррида», потом во рту отчетливо проступил вкус домашнего вишневого варенья. Цифры на экране погасли, Иван Петрович нажал на клавишу сбоку и увидел две кнопки, похожи на стандартные функции – перезагрузка или выключение. Но только сейчас на этих кнопках были другие надписи, и Иван Петрович понял, что его время закончилось. Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. В голове неожиданно всплыла любимая фраза из романа известных братьев-фантастов, которой заканчивался зачитанный в детстве до дыр «Пикник на обочине». СЧАСТЬЯ ВСЕМ. ДАРОМ! И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!».
«Какая только ерунда не придет в голову, какой из меня Рэдрик Шухарт, спаситель человечества?» – спросил себя Иван Петрович, нажимая на кнопку. Но ответить на этот вопрос уже не успел.
В 2020 году семья Тюнькова объявила его в розыск, однако тело так и не удалось найти. Некоторое время Ясмин платила частным детективам, чтобы найти бывшего супруга, однако он явно не горел желанием встречаться. Среди вокзальных бомжей его не было, заграницу он не выезжал, значит, просто не желал общаться с семьей. Несколько лет спустя дочь вышла замуж и родила Ивану Петровичу внучку. Сын к тому времени уже играл в молодежной хоккейной лиге и подавал большие надежды. Ясмин Тюнькова учредила благотворительный фонд, помогающий тем, кто пропал без вести, и вела на телевидении передачу «Найди меня». Человечество планировало полет на Марс и освоение Антарктики, боролось за чистоту мирового океана и отказывалось от одноразового пластика. В США выбрали нового президента, а летом состоялась олимпиада в Японии.
И никто в мире ничего не знал об одной совершенно непримечательной летучей мыши, которая так и не попала на китайский рынок, потому что умерла естественной смертью. Возможно, она этого даже не заметила.
Мария Полянская
Родилась в 1966 году, живет и работает в Москве. Окончив в конце восьмидесятых филологический факультет и аспирантуру МГУ, прожила несколько лет в Нидерландах, где преподавала русский язык, писала диссертацию и работала переводчиком. Была владелицей арт-кафе "Колония" в Москве. Автор книг «Чужестранка» (1998), «Сон городского воробья» (2008), «Терминал» (2012). Лауреат премий «Золотое перо Руси» (2006), «Добрая Лира» (2008), победитель театрального конкурса «Премьера» (2010), конкурса «Хай концепт» (2018), «Москва инноваций-2050» (2020. Писатель, блогер, консультант, руководитель социальных проектов.