713 Views
* * *
Как уберечь мальчишек от войны?
Тут не поможет ни семья, ни школа,
и так ли уж для этого важны
двенадцать форм английского глагола?
Мне новости приходят прямо в кровь,
минуя сайты, блоги и фейсбуки –
не НТВ же слушать. Катастроф
этических оправдывать не будем,
поехали посмотрим. Тут – война.
Совсем под боком. Рядом. С Украиной.
Во мне, внутри развёрнута она,
она в тебе, во всех. Нас раскроили
по их лекалам. Взгляд из-под моста.
Там те же, наши тополя и липы!
Мир в бесконечность верить перестал,
стал маленьким, несчастным, серым, липким.
Пиши своё и говори своё,
не слушай тех, чужих, они – прозреют,
из нас упорно делают зверьё
десятки современных фарисеев.
Нацбол – похоже на игру с мячом.
Похоже, доигрались. Знает мастер,
как перекрасить наше «ну и чо?»
в защитный цвет господствующей власти…
2014
* * *
Я из тех, недобитых, по малости лет позабытых
неучтённых статистикой, радужной и показушной,
недостреленных, меченых огненным соком обиды
несогласных, нетрадиционных, неместных, ненужных
Пригаси огонёк, рядом с горем улыбка некстати,
не живи – здесь война, а не утро в июньских ромашках,
ты родился не вовремя, знай своё место, приятель,
за версту обходи свои радости, аки монашка,
не до них. В этом сером аду все равны и безлики,
солнца не было на небе двести неправедных суток,
я цепляюсь за мир рыжей проволокой повилики –
просто неба живём, может, всё-таки включим рассудок?
Это я виновата – но как доказать свою правду?
Не смогла – я ж кричала, но кто же за громом услышит,
за стрельбой, за враньём, с БТРами через ухабы…
Разве что – первый снег. Или звон колокольчиков свыше.
В страшном месяце августе кладбищу нет передышки.
Нас спасёт красота? Эта радуга, блин, коромыслом?
Телевизор включу, просто хочется голос услышать
чей-нибудь, чтоб живой, не вникая в чудовищность смысла…
2014
* * *
Бедный город!
И мальчики в касках.
Блокпосты,
пара спрятанных танков.
Что потом мы об этом расскажем,
как мы вывернем всё наизнанку,
что напишут на их обелисках?
Как посмотрим в глаза украинцу?
Непредвиденных факторов риска –
избежали? Ввозили гостинцы,
оголтело орали и врали,
чтобы криком заткнуть свою совесть,
обучались имперской морали,
к роковому прыжку изготовясь.
Сонный ком, только ниточка кофе
еле брезжит во мне, извиваясь
чутким графиком, кардиограммой
ни на что не нацеленной жизни.
Белый сквозь аромат абрикоса
луч предутренний ласковый брызнет,
только чайки кричат виновато
и не верят в незыблемость храма….
Боже мой, как всё хрупко и страшно,
правда чаще всего некрасива,
медь и бронза батальных сюжетов
есть проекция крови и грязи.
Как её воспевают поэты
в дрессированной чистенькой фразе –
от газетной желтухи вальяжной
до слепой пропаганды спесивой.
Мы и в самых серьёзных вопросах
остаёмся на уровне стёба.
Взявший меч от меча и погибнет –
не пора ли очнуться, для жизни?
Время лечит – а кто его просит?
Заметают сознанье сугробы.
Снежный вихрь, задержись на изгибе
и возьми на крыло пассажирку.
2014
* * *
Над Абхазией – дождь,
над Сухумским шоссе, где весна
побеждает войну,
эвкалипты несут изнутри
спелый космос… ты пьёшь
эту чашу сухого до дна,
это просто любовь,
это небо в тебе говорит
Чья-то родина. Свет,
и щемящая нежность, и боль,
и тревожная гордость,
в сосудах пульсации сбой,
и сарказм – но не кровь,
хватит крови, пусть в жилах течёт.
Над Абхазией дождь. И весна.
И другое не в счёт.
В рот набрать кипятку
и абхазское слово сказать
Этот дикий язык
придыханьем терзает гортань,
этих чёрных одежд
нагляделся разбитый вокзал,
пик отчаянья пройден,
сложнее сорваться за грань.
Если родина – страх, злая сила, циничная ложь –
тем сильнее жалеет её мой простуженный дождь.
2014
* * *
Полупустой автобус – тоже благо
неистребимой жизни – сквозь войну.
Не перебежчик ты, простой бродяга,
не дезертир… Огромную страну
кроили наспех, ночью, по живому,
по-свойски – мы ж сочтёмся, мы ж свои.
А Спрут не спал и плёл свои оковы,
тенета, скрепы, ближние бои…
Он не отпустит – это баобабы
планету разрывают на куски,
как пел Экзюпери.
Страна могла бы –
но Спрут велик… И страхи велики.
Мы выжили, мы дети тех, кто выжил,
мы внуки их, – и вот идём во тьму,
и правда самых главных детских книжек
опять не научила ничему.
Ты говоришь с надменностью мейнстрима.
Не страшно, я привыкла – в меньшинстве.
Всё лучшее, что было – было мимо
имперской паранойи в голове.
Где сила есть – уму не удержаться,
не помогли семь пядей. За черту.
А на земле становится всё жарче,
но Арканар пока ещё в цвету….
2015
* * *
Там, волнуя траву, мягко стелются овцы,
сами – волны, опаловы, пеги, черны,
и невинны… Их суть – из бесчисленных опций –
там, где стелются овцы – нам не до войны.
Где в зените акации отяжелели
знойным маревом, и опоили июнь,
воздух гуще, и овцы плывут еле-еле
по летейским волнам, и неслышно поют,
в серебре встань–травы, в сонмах ласковых духов,
с детским сонным доверьем левкои звенят,
отголоски беды не касаются слуха
и не тронут тринадцатидневных ягнят.
Над равнинной рекой – к водопою – склониться
и протечь вдоль неё чуть повыше – туда,
где не так безнадёжно чернеет вода
и ещё пробивается свет сквозь ресницы…
Июль 2015
Дорога в обход Украины
Я когда-то умела одна уходить в ноябри,
вот бы вновь научиться –
и пусть перемочат друг друга
все Дантесы, неважно, а значимо то, что внутри,
утро больше не просит пощады, срывается с круга,
власть фальшивит донельзя – наверное, будет война,
что ты, я ж пацифистка, я даже футбол не смотрела,
я когда-то могла, в ноябри уходила одна,
только как тут уйдёшь – отвлекает гипноз перестрелок…
Взять дорогу за шкирку и вытащить вдаль, за бугор –
это, в общем, несложно – но душу в объезд не направишь,
сквозь фантомную боль – неизбежный себе приговор
отовсюду – устами детей, и рассветов, и клавиш.
Пётр казнил бы меня – я всё время пишу, запершись,
а у нынешних хватка не та, комильфо – а туда же,
скрепы ищут – и степлером ржавым прошьют твою жизнь,
никуда не взлетишь – на обрезанных крыльях лебяжьих.
2016
* * *
В резиновом автобусе веселье.
Ты пробку, давку, сам себя прости.
В своих больших, распахнутых и серых
всего и не пытайся уместить.
С тех пор, как люди изгнаны из рая,
вот так и ездим – а кому легко?
Младенцы с крокодилами играют,
и Ромул пьёт волчицы молоко.
Как правду режут – в украинских, в русских –
на лживые газетные листы –
в своих весёлых, чёрных, умных, узких –
не фокусируй, сплюнь, перекрестись.
В своих зелёных, влажных и раскосых
не отражай чужого торжества,
ведь каждый мелкотравчатый философ
тут состоит из антивещества.
Не красота спасает мир, а зрячесть,
не слушай – просто жми на тормоза,
пока не отразилась сверхзадача
и счётчики кровавые в глазах.
2016
Автобус Ростов-Одесса
Золотые подсолнухи, тряска разбитых дорог,
серебристой маслины дичок раскудрявил пространство.
Это родина, мама, любовь, это дети и бог,
всё моё, всё, чем держится мир, соль его постоянства.
Повиличьего цвета растрескавшиеся дома.
Я вольна не спешить, не мудрить, быть блаженно неточной.
Но с другой точки зрения эта свобода – тюрьма,
значит, буду держаться подальше от названной точки.
Факты – вещь не упрямая, нет – их довольно легко
размешать, измельчить, выпечь с корочкой, сдобрить корицей,
но всегда горьковато у дикой козы молоко,
и всегда виновата от всех улетевшая птица.
А в разреженном воздухе пули быстрее летят,
это если – в горах, там и мысли мелькают быстрее,
а в степи – зависают… Лишь дикий горчит виноград…
С точки зрения ангела – быстро летим. Всё успеем.
*
Вечерами мяукали совы и падали звёзды,
Млечный Путь завершался парным молоком тёти Маши
рано утром, слова украинские ладились в гроздья,
большеглазый младенец взрослел на глазах у домашних,
зачарованных тайной явления бога в ребёнке,
в кавунах и веселках, в рождении ливня из зноя,
а хлеба в зерновозах сломали дорог перепонки,
но язык всё наладил, срастил, слил рекой подо мною…
Октябрь 2016