536 Views
* * *
Сердце вольноотпущено или вольноотпизжено?
Слишком уж много вокруг матерьяла писчего…
Тело, квартира, город, страна – тюрьма.
Я задыхаюсь, я просто схожу с ума.
Это не горе, это усталость с бешенством
В черепе-тигле булькают, перемешиваются:
То я амёба, то ждущий взорваться атом, –
Но миротворцев НАТО не вызвать на́ дом.
То ли напиться с кем-нибудь (чтоб в развалины!);
То ли втыкать в потолок, словно рыба, вяленым;
То колумбайна хочется и обрез;
То мухожук, как в книжке, – башку под пресс.
Выйдешь курить и не можешь найти Меведицу,
Сядешь за комп и окно монитора светится…
Это бессмысленность, блядство, разруха, гнусь…
Можно я просто выйду и не вернусь?
Она утонула
Ларри Кинг президенту вдруг на́ ухо жарко так шепчет:
«Сексуально картавите, чьёрт бы вас там поберрилл…» –
И рука под столом то сжимается крепче и крепче,
То становится явно нежней брачных игр горилл.
Разве кто-то осмелится выбросить это из песни?
Это то, из-зачем бренный мир состоит из песка.
Кто умеет читать между строк — непременно исчезнет,
И никто, никогда не сумеет его отыскать.
И поэтому можно всерьёз и надолго уняться,
И дышать в свою тряпочку (лучше бы в ней — хлороформ!),
Чтобы было побольше число, не «тире девятнадцать»,
И заранее позже, чем ты был отправлен на корм.
Подхвативши столбняк, полтора электрических стула
Я на гос-ритуальных-услугах легко застолблю.
Человечек-то смертен, и даже она – утонула.
Так бывает, что смерть и звезда наступают рулю.
* * *
Воздух опрошенных,
воздух опарышей…
Жить на боксёрском снегу
пачку и маску запачкавшей барышней
я уже не могу.
Были татами,
а стали батутами –
маты на каждом шагу.
«Нехрен тут шастать непереобутыми!» –
домохозяйка – врагу.
Только затарившись
связкой товарищей,
можно идти на правёж
тварью дрожащей, но честно шагающей
в ногу,
в нагрузку,
в апож.
Воздух опрошенных
воздух ошпаренных,
пара непарных сапог…
Тэги проставлены, фотки расшарены:
амен, мой друг, и амок!
* * *
Так тягуче и долго течёт между пальцев припой,
Что я все свои трещинки пересчитать успеваю,
Но из красочных слов, что не съедены резвой толпой,
Только – «но пассаран», остальные – уже по сараю.
Никакого «он сам, бля!», и красный конвой-каравай
Окружает меня и коня в синем гербовом поле,
А бессмысленный и беспощадный нерусский кавай
Наступает во всех человецех и Савонароле.
Но ведь я не забыл ни шизгары, ни хлипкой грязцы,
Я коня искупал, а на карме – опять, что ли? – пятна!
Вон торчат из воды, недопрятаны кем-то, концы,
И гонцы, подышавши в пакетик, идут на попятный.
Словно грустный мастиф, я смотрю на испорченный стафф:
Это думы царя отозвались жестокой икотой.
Уведи меня в ночь, в чисто поле, и в угол поставь,
А когда настоюсь, окружи, как и прежде, заботой.
* * *
Броня хрупка, и танки наши ржавы,
И слышен скрип потёртого седла
Под жопой дохуядерной державы
С необщим выражением ебла,
И катятся «катюши» дружным строем,
Но важные чинуши говорят:
«Дед с ходунками, признанный героем,
Не должен портить нам видеоряд».
Паденье освящённых сателлитов
Нам освещает крестные ходы
Идущих цугом гопников-гоплитов
И складки нависающей пизды.
За миллиард наносекунд до взрыва
Аплодисментов крикнуть: «Там пизда!» –
И тем освободиться от нарыва
Бессилия и гнева, и стыда.
Броня хрупка, и танки наши ржавы.
Боюсь, уже и на моём веку
Из в кулаке сжимаемой державы,
Как из гранаты, выдернут чеку.
* * *
Недавно калькулятор «Электроника»
С тобою программировали мы,
А скоро нас уже теледильдоника
Убережёт от ядерной зимы.
«Make love, not war», и члены с микросхемами
Уж точно лучше бомб, торпед, ракет,
Которые нам всем грозят проблемами,
Когда с соседом ссорится сосед,
Друг перед другом похваляясь кнопками,
Чья больше, чья ядрёней, чья красней…
Давайте мир любить со всеми сопками,
Приливами, просторами полей,
А воевать – в постелях, если близко мы,
И через интернет, коль вдалеке.
Наш мир спасётся сиськами и письками,
А уж никак не пулею в башке!
Рисунок: Зои Рудзински (США)