768 Views
Уже много лет назад, задолго до всех событий в Крыму и Донбассе, я ехал на поезде из Севастополя в Москву. В купе вместе со мной оказался моряк, боюсь сейчас соврать, в каком чине, капитан? Помощник капитана? Что-то другое? Ну, точно не матрос. Взрослый дядька, лет на 10 меня старше. Поколения моей сестры, родившийся в начале 1960-х. И так совпало, что это было накануне или даже в день 9 мая. Поэтому он сразу принялся выпивать водку. И я с ним. И очень быстро он пришёл в то особое состояние, когда случайному встречному (в данном случае мне) выкладываешь всё как на духу. Моряк рассказывал, что родился на севере, но дизельную подводную лодку перевели на юг. Что у России есть флот, а Украина всё продала, потому что «такие они люди». Что у него есть мечта — коз выращивать, вот в детстве у них были козы. Что татары в Крыму — предатели, правильно их выселили, «как и чеченцев этих». Что «победили фашистов». Что евреи — «ну, ты ж понимаешь, Саня». А я не понимал, но я молчал. Я мог сказать, что мой дед — еврей, а я, стало быть, не совсем русский. А прадед — вообще из бывших, и при Сталине сидел в лагерях. «Зря тогда никого не сажали, ну, ты ж понимаешь, Саня. Давай выпьем за Сталина! За победу!» И я пил за Сталина с ним, за победу, не возражал и слушал, слушал. И у меня тоже что-то внутри накапливалось. Понимал я, как нечто томит и мучает этого дядьку, оторванного от его коз, брошенного в чужое море и лишённого земли под ногами. Но теперь под ногами, да и в душе у него горело. Из него шла злая сила, обида на всё и на всех. «Какая страна была, Саня! Всем навалять могли, всем! Вот нас и развалили». И уже тогда, а это было примерно в 2000-м, я понял, что там что-то зреет, и если дать ему напитаться, то вырастет в жестокое и кровавое. Про то, что и Крым надо вернуть, и Польша с Финляндией, «они же русские были, Саня», это всё я тогда впервые услышал от ехавшего навестить северную родню 40-летнего военного моряка. Он говорил, а я молчал. Сейчас мне самому пятьдесят, и когда я думаю, куда мы заехали за эти годы на нашем «поезде в огне», с несменяемым машинистом, я понимаю, что поездка началась не в 2014-м, и пресловутый Майдан здесь не причём. У многих людей десятилетиями вызревала эта обида, это ощущение брошенности и великой потери чего-то главного в жизни, чему и названия нет, но стоит выпить на 9 мая с хорошим человеком, и оно сразу понятным становится. И хотя я тогда молчал, я запомнил. И вот так много лет спустя возникло стихотворение про поезд Киев — Москва, вы знаете теперь, что оно, как кино, по мотивам реальных событий. И сталинский, точнее, михалковский дядя Стёпа — у него в жизни другая история была. И искали его, а найти не могли в конце 1930-х, например. Мог ведь уехать далеко дядя Стёпа, по плану борьбы с иноагентами, простите, врагами народа. Что же я могу с этим сделать? С этими воспоминаниями, с этой чужой болью, которая понятна, даже можно не выпивать, но которая всё равно не оправдывает желание причинить боль другим, «отомстить», «показать им». Что делать? Что я могу сделать? Хотя бы — не молчать.
Киев — Москва
В скором поезде Киев — Москва
Забухал с пожилым офицером,
Застучали колёса «ать-два»,
И мой мозг закипал под прицелом.
«Крым – российский», – чеканил мужик,
Разливая горючую водку.
«Вздрогнем, Саня! Пусть сдохнет фашист,
Что приполз на поганую сходку –
В сорок пятом добили не всех,
Встав за Сталина, Родину, веру,
Этих гадов я вздёрнул бы вверх,
Будут знать, пидaрaсы, Бандеру!»
Офицер покраснел и вспотел,
Кулаком барабанил о столик.
Я всего лишь с ним выпить хотел,
К сожалению, я – алкоголик.
Мы неслись сквозь январскую гнусь,
Путь наш был утомительно длинный.
Впереди стыла хищная Русь,
Позади жгла костры Украина.
Жаль, что жизни порой, как дрова,
Прогорают, к огню не готовясь.
В скором поезде Киев — Москва
Пропивал я последнюю совесть.
[2014]
Дядя Стёпа
Дядя Степа был репрессирован в тридцать восьмом
По доносу родителей мальчика, спасенного им от пожара.
На допросах выбили зубы. Он плакал, признался во всем.
Воду пил из стакана – вода становилась как ржавая.
Ему дали срок. По этапу – на Дальний Восток.
Исхудал, чуть не крякнул, да сдюжил – спасибо здоровью.
Тут – война. Непонятных мучений внезапный итог –
Искупить перед Родиной долг дяде Степе предложено кровью.
Служба – дело привычное! Не бери ты, начальник, на понт!
Путь с востока на запад обратный не так уж и долог.
Стал бойцом заключенный и был переброшен на фронт,
Челюсть ныла ночами, но разве Господь – стоматолог?
Разве счастье – антоним несчастья? В истории – сбой.
Дядя Степа форсировал Одер, попортил попавшихся немок,
В Подмосковье вернулся, чудил. За запоем – запой.
Не женился. До смерти жалел, что не может грызть семок.
[2014]
«Нет войне!»
«Нет войне!» – говорили мы, но война не кончалась,
А наоборот, разгоралась, становилась сильней,
Ужас и Отчуждение шли по следам за ней,
А нас становилось всё меньше, пока почти не осталось,
И я помню пустынную площадь, и дождь, и слякоть,
Я выглядывал в щель занавески и видел в моём окне,
Как маленький человечек с плакатиком «Нет войне!»
Стоит там один, и от страха хотелось плакать.
Я боялся начальника, вдруг уволит меня с работы,
Боялся удара дубинкой и чувства, когда никто ты,
Боялся соседей, что будут шипеть мне вслед,
Боялся потери достоинства (которого уже нет),
Боялся вообще просто так – каждый мой вздох был жуток,
Боялся уехать в СИЗО на пятнадцать суток,
Боялся людей в униформе (чуть позже – любых людей),
Боялся, что дети в школе будут пuздuть моих детей,
Боялся, что в дверь постучат в пять утра, закричав: «Открывай нам, сука!»
Боялся любого стука (чуть позже – любого звука),
Боялся своей собаки, боялся собственного кота,
Боялся, что не смогу перестать бояться уже никогда,
Боялся того, кто грызёт изнутри (сам себе больше всех ты страшен)
Боялся насмешек и улюлюканья от прохожих граждан,
Боялся войны, вдруг придёт и мне отомстит она,
Боялся жены, вдруг скажет: «А я – за войну!» (в результате ушла жена),
Боялся, пока был с тобой и когда сам с собой остался,
Да я ещё не родился, а только боялся, боялся, боялся,
И подглядывал в щель занавески и видел в моём окне,
Как маленький человечек с плакатиком «Нет войне!»
Стоит там один, а к нему уже бегут полицейские.
Я-то причём тут? Что тут поделать мне?
Уж я-то за мир во всём мире, что же тут сделать мне?
ЧТО ЖЕ ТУТ СДЕЛАТЬ МНЕ?
[25.02.2022]
Александр Дельфинов
Александр Александрович Дельфинов (Смирнов-Гринберг) - поэт, музыкант, журналист, перформер. Родился в 1971 году в Москве. Учился на историко-филологическом факультете РГГУ, а также в университетах Бохума, Вены, Берлина. Поэт, музыкант, журналист. Автор поэтических сборников «Веселые нечеловечки» (2000), «Анестезия 2084», «Воробьиный атом» (2013). В 2017 году в Берлине вышла книга под названием #TriggerWarningPoetry. Живёт в Германии с 2001 года, проживает в Берлине и Кёльне.