534 Views
* * *
Петляет электричка “Буча-Выхино”
(не говори, что нет в миру такой).
Скуратов аккуратно трубкой пыхает,
Играя невзначай моей рукой.
И пальцы затрещали и посыпались!
Малюта, как младенец – чист и прост.
Но где-то в Бологом или Касимове
Благая весть приходит каждый пост.
Успеет и другой нутром художника
Запечатлеть печаль и красоту
Израненных ладоней подорожника
Кирзой, идущей в бездну на свету.
* * *
На грани гениальности и гибели
Ходили на ходулях времена.
И землю из-под ног, как глобус, выбили.
Голландские сгребая семена,
Израильский редис, китайцев “вечности”,
Египетский картофель, пересорт
Зерна для недобитой русской печеньки,
Сырьё заморское, закрытый порт…
Ещё бы сказочку, до отупения,
Да просыпаются,
а Третий сын не спал,
Скрывая рубленное до кости мнение,
Ведь время – дикое, ведь Дремль – ал.
На стыке отчуждения и чуткости
Ещё мы любим, бачишь? Злу капут.
Из пут и липкой вязкой лилипуткости
Мы вылезаем. В королей-капуст
Играть устали. Веришь, – переможемо
И мы – иные вспомнив имена,
Нагрев знакомое под русой кожею,
(так распрямляется страны спина),
Напев полузабытое бурлацкое,
Полузавытое, до блях и дыр,
Внеклассовое, ласково-ГУЛАГское:
“Всем мiра ртом гутарим мы за мир!”
* * *
Танцы на оттаявшем асфальте,
Руки за спиной, дубинка ухает.
Как слетают масочки и фантики!
Как по нотам в стенах – глаз и ухо.
Бдительные выскочки доноса
По-собачьи гадят на свободу.
Человек с разбитым ртом и носом
Недорезанную за сто лет породу,
Словно чадо, на руках качает,
Возлелея благородство чести,
В полосатой робе ставит чайник,
Вырубая из эфира “Вести”,
Бутафорность коих – лишь незрячий,
Купленный за двадцать девять блёсток,
Не втыкает… А свободный ячку
Варит в котелке – открыт и хлёсток.
А свободный опускает руки
В воду – видом вол на водопое.
Да, утихнут стуки, перестуки.
Люд заткнёт, как варежку за пояс
всех тиранозавров и ушлёпков,
попиравших раненого Бога…
…а пока вари свою похлёбку,
о, Свобода, ласка, недотрога…
* * *
Бьётся в тесном сердечке огонь,
На коленях измялись бинты,
Пропагандою сколь не трезвонь,
Не срубить у свободы винты.
Замолчим – камни возопиют
В полумёртвых и грозных полях.
Ах, когда же проснётся наш люд,
О прозрении Бога моля…
Между нами на век замело
То ли пеплом, то ль снегом пути…
Даже письма писать тяжело,
Не сказав через строчку: “Прости”…
Все уйдут: и друзья, и враги,
Отпускай иль надрывно зови…
…но, прошу, в тесноте сбереги
негасимое счастье любви…
* * *
Солнечный круг небо вокруг
Это цвета Украины
Там лучший друг там сердца стук
Бомбы сирены руины
Как улететь как не смотреть
Душу коверкая ложью
Словно во мне плавили медь
Кинув к Ареса подножью
Останови прах на крови
Голос каждого важен
Восстал и пророк Исус Навин
Средь спящих многоэтажек
Добрыня ты где иди по воде
Люди сбиваются в стаи
Русь бьёт в огне Россия в беде
Железные сроки настали
Слышишь солдат люди летят
Руками хватаясь упрямо
Губы как трубы ало твердят
Пусть пусть всегда будет мама
Пусть всегда будет солнце
Дом комод и оконце
Пусть всегда будут люди
А тиранов не будет
* * *
Две Родины-Матери… Две Матери-Родины…
Суки стравили вас у речки Смородины.
Разума хватит ли путы чугунные
Мечом разрубить, глазоньки лунные
Вынуть из паблика пропагандистского,
Сущность садистскую
Богу да в рученьки, как в речку неводы
(экая невидаль)
Кинуть, да Ихтиса
Ждать у прилив-воды.
Алого привкуса
Не замечать щелчков,
Что до того тверды
– крепче иных оков.
Одна с ликом-молнией
Летит в дикой ярости,
Вторая безмолвная
От млада до старости
Руки сложив щитом, бьётся за каждый дом…
Господи, Господи, князя бы Игоря?
Князя б Владимира?
Ольгу бы грозную?
Может, земля моя вся-то не выгорит?
И по периметру
Власть одиозная
Сгинет, спадёт волной, словно нечистая
Сила, отпетая такими же бесами
С липовым кулаком
(ах, да не бойтесь их!)
Верьте – таков закон:
Родится неистовая,
Почкой на ветке, крестная, честная,
Позднеморозная,
Что из могил нагих,
Что из упавших крон
Сила небесная
В теле до слёз земном.
* * *
Пережившие блокаду
Не устроят ад другим.
Говорим мы, говорим,
Словно в ночь на эстакаду
Вдоль по встречной полосе
Вышли в нижней связке все.
Русские, вставайте, люди!
Или больше нас не будет,
Станут только номера,
Станут только опера,
Станут страшные речёвки.
…стынут свежие верёвки…
* * *
Повяжи мне белую ленту,
Радужную – хваткой тугой.
Проведи, мягко, но твёрдо
Руку сжимая, до Фиолента,
Там, где яблоки мокнут по вёдрам,
Где облако на водопой
Первым бежит, толкая
Других, зазевавшихся, в бок…
…но я лежу на дороге, нагая
и красным течёт мой висок…
Расстрельное 3
Спасибо кровавищу Маленькому
За наше стыдливое место
Фальшивое следствие
Гнилое наследство
Сопливые средства
(массовой профанации)
Смазливое духовенство
(при-ва-ти-за-ци-я)
(о-бля-га-ци-я)
А как нация?
Цацки – циникам!
Гордым – гробы (не 200, мирным).
Фаталистам – финики.
Хармсу – воскресение по талону,
Пусть под акацией
Давит инжирины
Полные:
Это будет неплохая акция
Протеста
Всех местных,
У кого мозг не из теста –
Из мозга.
Но ждёт плаха и розга
С лихо вымоченным боком
Нововымученного Мандельштама
(о, говорят, утвердили штампы:
за отрицалово пускают по кругу).
Лучше пять штаммов,
Присущих короне,
Чем сгореть в танковом троне.
Дай, ради Бога,
Дай свою руку,
Есенин, ты знаешь, как надо.
Блок – камнем немым в отделение
Ада.
Клок с Адама,
Клок с Мандельштама,
Слог из Хар… Хар…
(харкает кровью)
Из Хармса росой.
Харьков, постой…
Ты – в облаках.
Ты – в кулаках.
Любовью с тобой займусь
Я – твой преданный Маленьким Русь.
…только я никогда не проснусь…
* * *
Прилёт… Грачей… Как радикально… Страшно
Мерещатся средь веток и стволов
Берёзовых те – рваные, вчерашние
Глаза на чёрном месиве голов.
Так “Мессершмитт” выныривал из марева –
Прапамять хорошо тот слышит рёв –
Коровы, кони, люди, птицы в зарево,
Как в реплику, как в реку или в ров
Кидались (да, не антреприза Чехова,
Не масло на саврасовских руках)…
Когда я в Киев первый раз приехала,
Мне не сказали: “Русский, иди нах!”
Но в парке, средь прохлады, вдруг мороженое
Ребёнок – весь в мороженом – протянул
Доверчиво, и мама настороженно
Его коснулась тряпочкой у скул.
И укатили… Рёбра карусельные
Творили мироздание, но тварь
Одна уже жила среди рассеянных
И выдыхала копоть, ложь и гарь.
Я струсила.
Я – русская, не русская,
С австрийской тонкой синей ДНК,
С огромной силой в белой кости узкой
(ладонь, да – по-казачьи широка).
Гражданские я помню, революцию,
Расстрел, падение дерева семьи…
Но нет мне оправдания ни унции
За то, что на судебные скамьи
Не брошена жрецами и арахнами
За правду, что хлестает из горла.
…я так любила русскую монархию,
толпу у ног гигантского орла…
* * *
Игорю Телевицкому в ответ на его простой непростой вопрос
Спросил мой друг: “А как же жить
Теперь с душой ребёнка в саже
В коричневой стране, ножи
Раздавшей прихвостням и страже,
Готовой за паёк паять
Утробных горлиц по живому?”
…у ней особенная стать,
дороги, гири, робы, вобла,
да роботы, да тишина
у заповедной белой кости
(то – отголоски горя “Дна”,
неистребимой быдла злости,
желания рушить красоту
до основания и остова)…
Не тот, не так, не с тем, не ту
И снова, снова, снова, снова…
Как жить, и я ору, как жить?
Где топливо найти такое,
Чтоб быть беспечным, как стрижи,
О, “Дно”, о, “Питер-Бологое”!
Вот призрачный Ипатьев дом
На Вознесенском перекрёстке
Меня хватает жадным ртом
(я – кроха – полкопейки в горстке),
В напёрстке топят в кислоте,
За слово чести выдрав челюсть,
Обыкновенные не те
(так Голлум убивал за “прелесть”),
Так в эшелоны тени шли
С местами казни эполетов,
Так пели мы, пока могли
Из горла Цоя, Янки, Летова.
Как жить, ремнями правя нож,
Сверяя лезвие по коже,
Терпя то ли озноб, то ль дрожь
И уговаривая: “Сможет
Тревогу разум взять в обхват,
Словно гулящую невесту!”
Гори, гори пятнадцать ватт –
Всё, что осталось от прогресса.
Бежать бы детством по росе,
Перебирая параллели,
Петь: “Возвратились мы не все”…
Тогда ещё так чисто пели…
Но что и как мне петь теперь,
Когда по горлу вдарил молот?
…ипатьевская воет дверь,
воюют смерть, и мор, и голод…
Мио Гранд
Мила Ильина, москвичка. Окончила Литературный институт имени Горького, семинар Анатолия Приставкина. Работала редактором социально-патриотической телевизионной программы "Улица твоей судьбы" (эфир на канале ТВ Центр). Выступала со своими стихами в Московской филармонии имени Чайковского, в Доме композиторов, в Центре славянской письменности и культуры, в клубе православной молодёжи и других организациях. Сотрудничает с композиторами. Публикации: "Наш современник", "Фома", "Дружба народов", "Эхо Бога", "Поэтический альманах", "Textura", сборник рассказов для детей с ограниченными возможностями "В каждом человеке — солнце" и др. Пишет прозу и стихи. Увлекается живописью, рисованием и другими видами художественного творчества. Псевдоним Мио Гранд (фамилия предка и детско-юношеское прозвище).