657 Views
Прощание
1.
Друг позвонил, сказал, что больше не
присутствует в развязанной войне
людей любимых – разорвало сердце,
родные – в одночасье разноверцы,
а на хоругви мажется херня…
Творите, что хотите, без меня:
кусайте шавок и слонов еб*те,
и потребляйте тоннами «Сиббитер».
2.
Друг позвонил проститься: не умру,
но дьявольское это уруру
я выносить не в силах – исчезаю,
ты здесь держись, ныряю под радар,
храни, кого сумеешь, падла, да
пиши стихи, да сочиняй дизайн,
как говорил БГ, когда кранты,
спасают акты глупой красоты.
3.
Друг позвонил. Покурим по сети.
Его мне больше будет не найти,
нажал на крестик и стираю номер.
Отматываю память, сколько мы
тягали дружбу, лаялись-братались.
Кто позвонит ещё так, друга кроме?
Вокруг стена пульсирующей тьмы,
где каждый чих берётся на анализ.
4.
Друг позвонил, как Гёльдерлин ушёл
в глухую башню траура по миру.
Мне на прощанье переслал скриншот:
на пограничный столб повесил лиру.
Двенадцать струн, звените невпопад,
гармония покинула эстетов.
Безумием заряженный айпад
и предвкушенье ядерного лета.
5.
Друг позвонил. А я сижу-молчу.
Работнику отдела пропаганды
положено в ночи держать свечу.
Поскольку каждый вечер дел за гланды,
бычок в очко, прикрутишь фитилёк
и пялишься на Пояс Ориона.
Как интересно жить во время оно,
и только слёзы горла поперёк.
6.
Друг позвонил. Хотя бы помахал.
А скольких завтра я не досчитаюсь?
Зато мы дружим с правильным Китаем
и всеми, кто не уличил в грехах
Великую Империю. Не стыд,
а ярость перепахивает душу.
Не говоря о том, что Богу в уши
сейчас несётся… Но ребёнок спит.
7.
Друг позвонил. Последний диалог.
Мы больше не увидимся и в цифре.
Никто из нас не надевал пацифик,
но из айпада влёт стрелять не смог.
Мы оба понимаем: передел
планеты был рассчитан виртуозно.
Но мне с детьми уже спасаться поздно.
А он и так почти что не у дел.
8.
Друг позвонил. Короткие гудки.
Привет жене и дочери, которым
он на гитарах поправлял колки.
Какую ересь мы блажили хором.
Потом с утра болели котелки,
но никому не нужно было в школу.
Святые будни скотного двора.
Окончилась прекрасная пора.
03.03.2022
Скорбная элегия
1.
Совсем свихнулся, бедный карандаш,
ты столько лет был мною не наточен
и, лишь когда мир обращён в блиндаж
и всякий жест манерен и неточен,
обгрызенный – похоже, не предашь
единственный в глуши военной ночи:
выводишь строчки страшных русских букв,
у каждой пепел на графитном лбу.
2.
Поскольку прах и в прах вернусь, чего
бояться мне, помимо труб небесных,
мой Третий Рим корпел над очагом,
когда стучался в окна труп невесты,
чужое – отторгалось в неизвестность;
и я как гражданин и патриот
использовал набор шаблонных нот.
3.
Отныне проклят каждый, кто возьмёт
речь русскую для вольной партитуры:
да, санкции на скандинавский мёд –
за каждый шорох заплачу натурой.
«Шалом», прости Борисыч, «Лейтрайот»
сейчас череповат прокуратурой.
Донос претит душе карандаша –
сам для себя выводит антраша.
4.
Не музыка, а танец в пустоту.
Классический балет и дискотека
по дёснам кровоточащим во рту
перо в перо отвратны человеку,
который как замёрзший каракурт
ползёт по нескончаемому снегу.
Но зуд внутри пульсирующих жвал
выносит в небо, как девятый вал.
5.
Скрипи, мой карандаш, пока язык
для русского – надежда и опора –
и каждый, кто рождён внутри слезы,
наивной пропагандой не упорот,
что будут обещанья и призы
тому, кто сбагрит осаждённый город.
Эй, Збигнев Херберт, хорошо ль с небес
узрить мечту поляка. Эхо: Yes!
6.
Овидий в Томах пишет в Никогда…
Несёт река времён в своём стремленьи
народы, царства и царей. Вода –
бескрайнее живое искривленье
всех чаяний, прожектов; и вандал,
и мастер для грядущих поколений
неразличимы. Но способна жечь
ночная обезумевшая речь.
7.
Мне холодно. Мне страшно. Я устал.
Не верю ни родителю, ни другу.
Уйдёт бумага – будет береста.
Закончатся слова – глухая ругань
срифмуется, и пропоют уста
такое, что тотчас забанит Google.
Но с карандашных строчек на стене
на сердце стало так вольготно мне.
8.
Спасибо, карандаш… Почти стило:
не грифель, а оправа рвёт обои.
Мне пальцы от усердия свело.
По формуле: от русского с любовью –
благодарю, гонители. Свезло
сложить свои «Записки» к изголовью.
На потолке смешное «Глобус – наш!»
выводит сумасшедший карандаш.
14.03.2022
Оторвыши
1.
Нас растили на органы, на элитарный корм.
Нас учили прислуживать, слушаться, поддаваться.
Мы, естественно, верили в лучшее «Далеко»
и готовились к лучшему лет через десять-двадцать.
Оказалось, что «Барби», с которою спал в ночи,
заунывную песню которой хранил на сердце,
содержала в подвздошье особо мудрёный чип,
превративший меня в одинокого извращенца.
2.
Сбои программы нормальны, один процент
подлежит изоляции, раньше не напрягались:
выдавала нервозность, экзальтированность, акцент,
начинал пить кефир и слушать ночами «В.А.Л.И.С.».
Но снижение личных коммуникаций внутри панде-
мии сломало контроль за растущим трэшем.
Секта разносчиков прятала чип в еде,
ну а мы за безумие сами платили кэшем.
3.
Эксперимент провалился. В моей стране
выросло поколение нелюдимых:
тех, кто не ищет кайфа на стороне,
тех, кто не плачется в паблики нелюбимым.
Бремя покорности, выучка plug & play,
наши протёртые джинсы и феньки скопом
выпали в общий потлач. Ори и тлей,
и вместо слез растирай по веснушкам копоть.
4.
Всё, что читали в фантастике, так и есть.
И эзотерика тоже пришла: встречайте!
Рухнули Штаты. В целом творится жесть.
А над вселенской помойкой летают чайки.
Та, у которой фамилия Ливингстон,
видишь, старается так же держаться края.
Что я запомнил из прошлого? Вальс-бостон
и говорящего пса. Я скулю и лаю.
5.
Надо учиться существовать с нуля.
Ни для кого не прикидываться пушистым.
Я — не прислуга. Это — моя земля.
В ней под ногами в объятьях сплелись фашисты.
Празднуем свадьбы, жарим шашлык, вино
стали бодяжить, как греки, — с утра бодрее.
Нет запчастей для старенького «Рено» —
ночью используем в качестве батареи.
6.
Дети – нормально. Умеют собрать «калаш».
Ибо «Скайнет» не построен – не будет взрыва.
Чёрные ягоды собраны в патронташ.
Время усердно старается быть счастливым.
Борька охотится. Лёшка завёл козу.
Новая Библия пишется по соседству.
Нас ненавидят. Не видим в своём глазу…
Но ощущаем иголку в упрямом сердце.
7.
Мы нелюбимы, мы нелюбимы, мы
брошены и отвергнуты, мы – отвратны.
Мы – добровольно сбежавшие из тюрьмы
думали, как вернуть этот рай обратно.
Воет сирена, на вышках горят огни,
но ощущенье травы под холодным пузом
что-то меняет. И новые наши дни,
словно нектар, кузнечик кидает в кузов.
8.
Мы избегали объятий, пришла пора
снова держаться семьями и родами.
Дети вбегают в гостиную со двора,
в спичечных пальцах журавлики-оригами.
Мир не взорвался, планета почти цела,
силы надмирные чинно ведут беседу.
Синяя кружка падает со стола
и зависает в тёплой руке соседа.
16.03.2022
Сергей Ивкин
Родился в Свердловске в 1979 году. Рисовать начал после того, как с коробкой карандашей в пять лет вынули из пожара. Окончил Российский государственный профессионально-педагогический университет, кафедра декоративно-прикладного искусства. В 2007 году защитил высшую категорию педагога дополнительного образования. Работает в сфере производства русских сувениров. Время от времени иллюстрирует книги и регулярно делает быстрые портреты на выступлениях музыкантов и поэтов. Автор 10 книг стихотворений. Один из составителей Третьего тома антологии Современной уральской поэзии и энциклопедии Уральской поэтической школы. Публиковался в журналах «Урал», «Знамя», «Дети Ра», «Крещатик» и др. Стихи переведены на французский язык. Член Союза писателей России. Живет в Екатеринбурге.