730 Views
Молчим
И это всё, что нам осталось –
Сырой стены тупая явность.
А мы, вмурованные в камень,
Безмолвно кулаки сжимаем.
Молчим, как будто век молчали,
Как омут тёмный и печальный.
Нас приковали к бездне этой,
И мы молчим тысячелетья.
Они – тюремщики и стены.
Мы – кремень тишины нетленной.
Они – злость, плети и побои.
Мы – льдинки на губах бескровных.
Над пропастью, над сменой вёсен
Молчим как сажа, как заноза,
Как лезвие, чей край отточен.
Молчим пожизненно, бессрочно.
Как зверь, нам кости лижет холод.
Они – распятий гулкий молот.
И каждый день – сплошная рана.
Но мы молчим, молчим упрямо.
Не ртами, а замками камер
Молчим, как будто в пепле пламя –
Молчим… во тьме полночных тюрем
Внутри у нас рыдает буря.
Нам слышатся вдали раскаты.
Как будто стены наши смяты
И цепи сыплются на камни.
А мы всё ждём и ждём в молчаньи.
Мёртвые
Поток гробов внизу течёт.
В них трупы наших камарадов*.
Вчера, сегодня – вечность к ряду.
Кто знает: сколько их ещё?
Телегу тянет старый зэк
Всё вдаль – по тропам тополиным.
И нет знамён, крестов и гимнов.
Ни плача, ни молитвы нет.
Невестин стон не полетит
За мертвецом давно забытым.
Лишь в воздухе прощальным всхлипом
Печальный желтый лист шуршит
А мы застыли у окон
И видим – смерть взметнула крылья.
И задаём вопрос в бессилье:
Кто следом – я? ты? или он?
Колыбельная
Спи, сыночек мамин, баю, баю,
Ласточки последней след простыл.
Старый дуб и клён покрылись ржавью.
Из тюрьмы, что годы пожирает,
Папа твой дорогу позабыл.
Слышишь, осень жалобно рыдает?
На плече её рубец расцвёл.
Падает листва багровой лавой,
Каждый лист летит слезой кровавой.
Папа к сыну так и не пришёл.
Баю, баю, слабенькое чудо,
За окном по-птичьи плачет дождь.
Волки тьмы в засаде скалят зубы.
Вся страна — голодных тюрем срубы.
Плачь — не плачь, а папу не вернёшь.
Баю, баю, папы нету с нами,
И с душой убитой плачет мать.
Кто расскажет сказки вечерами,
Кто коснётся сонных век губами?
Слёз сиротских некому унять.
За святой закон великих предков
Твой отец в темнице смерти ждёт.
На висках осядет время пеплом.
Вырастай большим скорее, детка,
Мсти за нашу кровь и наш народ!
281
Номер клетки моей.
Номер тюремной робы.
Номер ключа,
что, как зверь,
в замке скрежещет зубами,
пережёвывая меня
и вечности старые кости.
Номер, которым зовут меня
жрать баланду
и чистить парашу.
Число моего зверя.
Номер, что жжёт меня
в тысячелетней клетке.
Число моих слёз
И капель моей крови.
Его забивают в грудь
гвоздями из злого железа
глубже и глубже —
до сердца.
дальше и дальше —
до смерти.
Двести восемьдесят один.
Число-проклятье.
С ним я курю,
Сплю, жру баланду,
Со стоном выплёвываю огонь.
С ним меня варят в лаве.
Выжгли ядом на снах моих
Огромные цифры —
до самых звёзд.
Моего зодиака номер.
Двести восемьдесят один.
До моей камеры
ещё двести восемьдесят
клеток, цепей и тварей —
Харкают и рычат
они, царапая камни,
Жизни в глотку вцепившись,
Душат её, как и я,
Память в клочки раздирают,
Вонзают в горячую грудь
Зубы и бьются об стены,
Совсем как летучие мыши.
Или просто гниют,
Как внутренности могил.
Их двести восемьдесят.
Двести восемьдьесят первым
ползу я в крови,
рычу и лаю.
Двести восемьдесят первым
Я ржать готов, как безумец,
рисуя голые бёдра на стенах.
Двести восемьдесят первым
Готов каждый миг убивать.
Radu Gyr. Tăcem din gură
Din tot, ne-a mai ramas aieve,
acest zid grav, aceste dreve.
Crunt ferecati in piatra dura
cu pumnii stransi, tacem din gura.
Tacem, parc’am tacea de veacuri
ca niste funduri vechi de lacuri.
Si ferecat in bezna sura,
de mii de ani, tacem din gura.
Ei: ziduri, lanturi, temnicerii,
noi, numai cremenea tacerii.
Ei, biciuri cu batai si ura,
noi, urias inghet pe gura.
Deasupra vremii si genunii,
tacem ca spinii si taciunii.
Tacem ca lama de custura,
tacem mereu, tacem din gura.
Ne linge frigul pe ciolane,
ei, foame, cuie si ciocane
si orice zi e-o muscatura.
Scrasnind din dinti, tacem din gura.
Tacem ca lacatul pe use,
tacem ca focul sub cenuse,
tacem… dar noaptea sub celule,
vuiesc torente nesatule.
Un zgomot bubuie departe,
se darmă parca ziduri sparte
si parca lanturi cad in zgura.
Noi asteptam, tacem din gura.
Radu Gyr. Morţii
Pe sub fereastră trec sicrie
cu trupuri reci de camarazi;
trecură ieri, trecură azi,
numărul lor cine-l mai ştie?
Căruţul tras de un ocnaş
pe drumul plopilor îl duce;
nu sunt nici prapuri şi nici cruce
şi nici-o vamă prin oraş.
Nici o logodnică nu plânge
în urma mortului uitat,
ci din vazduhu’nvolburat
o pană galbenă se frânge.
Noi stăm la geam, privim în zare
cum fâlfăie aripa morţii
şi ne’ntrebăm: pe mâine, care
o să-l atingă zarul sorţii?
Radu Gyr. Cântec de leagăn
Adăugat de: Adina Speranta
Dormi, copilul mamii, nani, nani,
a plecat și ultimul lăstun.
Ruginiră plopii și tufanii
și din temnița ce-i surpă anii
nu s-a mai întors tăticul bun.
Dormi, copilul mamii, toamna plânge
dezgolindu-și umărul rănit.
Cade frunza, cade și se frânge,
orice frunză-i lacrimă de sânge
și tăticul nu a mai venit.
Nani, nani, mâini de crin plăpânde,
la fereastră păsări plâng, și ploi.
Lupii beznelor rânjesc la pânde,
țara-i toată temnițe flămânde
și tăticu-i dus de lângă noi.
Nani, nani, tata nu mai vine,
maica stă cu sufletul răpus.
Cine să-ți mai spună basmul, cine
să-ți sărute pleoapele senine?
Mama plânge și tăticu-i dus.
L-au zvârlit în temniță dușmanii
pentru sfânta-i lege din străbuni.
Or să-i ningă peste tâmple anii.
Să crești mare, puiul mamii, nani,
neamul și părinții să-ți răzbuni.
Radu Gyr. 281
Numărul celulei mele.
Numărul hainei vărgate.
Numărul cheii turbate
intrând în lacăt, scrâşnind din măsele,
ronţăind ciolanele mele
Şi oasele Veciei uscate.
Numărul cu care mă strigă
la terciul cu mămăligă,
la dus hârdăul afară…
Numărul meu de fiară.
Numărul care arde mereu
pe cuşca mea milenară.
Numărul plânsului meu,
numărul săngelui meu.
Îl simt bătut în piept cu ciocane,
îl simt infipt în piroane…
adânc, adânc, pân’n inima-adâncă,
şi incă, şi încă
mai adânc, mai departe,
până în moarte.
Două sute optzeci şi unu…
Numărul ca un blestem,
cu el înfulec tutunul,
cu el hăpăi ciorba, cu el dorm ghem
cu el scuip flăcari şi gem,
cu el fierb în lava.
Îl văd zugrăvit enorm, cu otravă,
pe somnul meu, până’n stele…
Numărul zodiei mele.
Două sute optzeci şi unu.
Până’n celulă, la mine,
alte două sute optzeci,
de lanţuri, de cuşti, de jivine,
zăngăne, hăpăie, urlă ca mine, –
alte două sute optzeci,
de bestii, cu ghiare haine,
zgârie pietrele reci,
gâtuie viaţa, ca mine,
rup hălci din aduceri aminte,
muşcă, prin somn, o ţâţă fierbinte,
se izbesc de pereţi ca nişte lilieci,
sau doar putrezesc înainte,
ca nişte morminte,
alti două sute optzeci…
Două sute optzeci şi unu.
Numărul cu care mă târâi
prin sângele cuştei, şi latru, şi mârâii.
Două sute optzeci şi unu.
Numărul cu care râd ca nebunul,
scriu coapse şi sexe pe zid,
si’n fiece clipă ucid…
Рисунок: Джо Вокс (США)
Ирина Гет
Поэт, литературный переводчик. Автор восьми сборников стихов. Заместитель главного редактора по работе с молодыми авторами сетевого журнала «Причал» (Ярославль). Проживает в Таганроге.