850 Views

Группа “Ложные показания” была основана в Москве 4 февраля 2021 года поэтами и музыкантами Александрой Ластоверовой (вокал), Алексеем Караковским (гитара, вокал) и Валентином Спириным (бас-гитара). За первый год своего существования коллектив дал несколько концертов и выпустил два альбома – “Без сотрудничества со следствием” и “Страна мечтателей – страна героев“. Это программное интервью было взято в начале января 2022 года и долго пролежало неопубликованным, поскольку сразу после него Валентин Спирин уехал жить в родной Краснодар, а в стране началась новая эпоха. Тем не менее, “Ложные показания” смогли начать работу над альбомами “Санаторий Правда”, “Космический уклад един” и (чуть позднее) “ТРК Родина”, а совсем недавно Валентина сменили новые музыканты – Максим Соловьёв (бас), Василий Паллак (гитара) и Дмитрий Лавренюк (ударные). Мы решили опубликовать этот текст, потому что “Ложные показания” – это больше, чем просто рок-группа, и поэзия в ней трактуется как глобальное культурное явление.

История группы

Как появилась группа?

А. К.: Мне был 41 год, я играл со своей группой “Происшествие” уже 25 лет. И вот на фестивале “Противофаза-2020” в клубе “Археология” знакомая поэтесса Александра Ластоверова взяла в руки гитару и спела две своих песни. Я сказал “Ого-го!”, и мы создали фолк-рок-группу, для которой я придумал название “Санька & Чёртики” – после чего группа начала на глазах тяготеть к пост-панку. Санька вообще блистала оригинальностью: “Мне, бывает, снятся психоделические сны – например, к кошачьей миске подползает не обычный кот, а морской”. Со стороны это смотрелось поначалу немного нелепо – Санька с акустикой и я на басу. Моя знакомая как-то сказала: “Ну да, видела, ты теперь играешь с такой миленькой девочкой в очках”. Я говорю: “У девочки вообще-то двое детей и пипец взрослые песни, ничё так?”. Ну а подруга думала, что Саньке лет двадцать. Примерно в то же время я, наконец, решил бросить панк-проект “Блуждающие гормоны“, для которого написал большую часть песен, потому что за шесть лет это всё полностью исчерпалось и страшно надоело. Но панкуху играть всё же хотелось. Я предложил Сане спеть пару песен оттуда, чтобы она повеселилась и раскрепостилась, но было сразу ясно, что песни “Гормонов” ей не подходят, надо сочинять новые. Не успел я что-то понять, как 21 декабря Санька прислала мне начало “Вида из окна” с таким комментарием: “Написала ещё один средней степени упоротости текст для песни. Читаю – бред бредом”. А тут как раз стало понятно, что мои новые песни с “Происшествием” абсолютно не сочетаются и не звучат. 4 февраля у нас с Санькой произошёл исторический разговор, в течение которого мы придумали название, накидали репертуар и решили позвать на бас Валю Спирина, бывшего бойфренда моей дочери, потому что Вале нравился альбом “Происшествия” “Интифада” (больше сравнить нашу планируемую музыку было не с чем). Всё это мы придумали с нуля примерно за час. Саня была поражена: “Чёрт, становится всё интереснее и интереснее! Я… ни с того ни с сего… собираюсь петь в панк-группе!”. “Которой ещё нет”, – говорю. Саня: “И в этом большая сложность!”. Через пару дней Валя согласился войти в состав коллектива, а недели через две мы начали репетировать. Впрочем, ещё до этого мы с Санькой исполнили “Героин” на мирном хипповском квартирнике в Медведково. Надо было видеть, как охренел народ – кажется, мы всех перепугали. Потом я завёл сообщество в ВКонтакте и написал там, что группа основана “в честь годовщины расстрела наркома внудел Н. И. Ежова”, и что первое выступление “звучало примерно так же”. Санька и Валя это одобрили, и, кажется, одновременно с нами стала играть перкуссионистка Веста Липатова, с которой мы уже давно тогда дружили. Ну вот так это всё и получилось.

В. С.: С моей перспективы оно выглядело так. В феврале 2020-го я был студентом-айтишником, два года к тому времени играющим на гитаре. Причём учиться этому делу я начал в музыкальном кружке того же вуза, где получал образование. Я быстро там всех задолбал своим радикализмом, так как ни Любэ, ни Олег Митяев, ни Metallica с Red Hot Chili Peppers меня не интересовали, а мечтал я играть панк-рок и вообще быть оторвой-экспериментатором. Я знал, что отец моей девушки играет в группе под названием Происшествие, где исполняет свои песни. Некоторые из них мне умеренно нравились. Однажды мне приснилось, как я держу в руках бас-гитару и извлекаю из неё сладчайшие звуки. Просыпаюсь, а у меня улыбка во всё лицо! Тут же спускаюсь к соседу-басисту (дело происходит в студенческой общаге): Феликс, поставь мне руки! Феликс молодцом, объясняет мне основы и даёт болгарский Орфей потренироваться. Впоследствии я на этом Орфее отыграл около десятка концертов. Проходит немного времени, с девушкой я расстаюсь, страдаю и вообще являю собой печальное зрелище, а через месяц и вовсе уезжаю в родной город учиться дистанционно. Всю весну и всё лето слушаю Происшествие и окончательно зафанатеваю, о чём не забываю сообщать Алексею через соцсети. Ещё через полгода я, уже вернувшись в Москву, переживаю стандартный зимний упадок сил. И тут мне поступает предложение немедленно явиться к Караковскому на квартиру с тем, чтобы сформировать панк-группу. Я с радостью выметаюсь вон с одолженным комбиком и басом за плечами. Четыре месяца спустя я с гордо поднятым средним пальцем и подаренным Орфеем за спиной покидаю стены опостылевшей альма-матер, оставив замдекана полное наглости и ликования письмо о том, что я бросаю учёбу ради рок-н-ролла.

А. Л.: От себя добавлю, что я и не предполагала о своей способности петь оголтелую панкуху. Были попытки в “Саньке & Чёртиках” – песня “Колесо” бескомпромиссна в своей упоротости, например, но это всё равно другая стилистика. “Вид из окна” и “Кровавая Мэри” изначально были написаны для “Чёртиков”, но позже стало ясно, что истории суждено увести их в другое русло. А вот “Птицы мира”, тоже одна из наших ранних песен, появилась в момент осознания этого русла верным.

Почему именно “Ложные показания”?

А. К.: Первое название для группы, которое я предложил, было “Режь!” или “Rage” (правда, этот вариант оказался занят немецкими металлистами). Саня его отвергла, сказав, что оно жуткое. После этого мы сгенерировали пару десятков бредовых названий, по большей части, на птичью тему (песни “Птицы мира” тогда ещё не было): Тесла-чудотворец, Свободные радикалы, Шерсть и шарики, Пожарная станция, Чернь, Общество спектакля, Мёртвые кукухи, Хтонические голуби, Сломанные берёзки, Срочная госпитализация, Корпорация Дно, Ястребы мира, Акулы добра и др. И наконец, уже почти ночью, у нас получился такой диалог: “Кажется, я попал! Ты не забывай, что у нас будет куча социально-политического контента! ЛОЖНЫЕ ПОКАЗАНИЯ! Все эти песни – по нашим грёбаным законам и есть – ложные показания!!!” – “Ааааа!!! Каеф! Реально попал!” – “Принято!”. Ну вот, собственно, и вся история.

А. Л.: Назвать группу “Ложные показания” – это такой хитрый ход: если охотники на экстремистов тоталитарно уведут нас с концерта, то мы ни при чём, ибо это изначально стёб, фарс и клоунада, а вы поверили. Не знаю, это ли Лёша изначально вкладывал в название, но я склонна воспринимать именно так. 

Квартирник у Дмитрия Урюпина, май 2022 года.

Много лет слушаю Караковского, а ЛП не вкатили, хоть ты тресни. Ну разве что отдельные песни. 

А. К.: Я не сильно преувеличу, если скажу, что Происшествие – музыкальный коллектив, который в целом старается понравиться слушателям. Ложные показания – наоборот, созданы для того, чтобы не щадить ни себя, ни других – всё только во имя своей надрывной искренности. Санька про это хорошо сказала в самом начале нашей группы: “Для меня важно участие в Ложных Показаниях чисто с психологической точки зрения. Потому что это будет реально музыка, которая мало кому зайдёт. Это что-то вроде тренировки по нестремлению нравиться окружающим”.

Лёха, что тебя заставило играть в этом стиле? Отразится ли он на “Происшествии”?

А. К.: Я хотел сделать шаг в сторону от Происшествия примерно столько же, сколько существует группа. Я уже говорил, в 2015 году мы выпустили самый тяжёлый наш альбом “Интифада”. Там есть несколько песен, которые написаны словно для Ложных показаний – со всем возможным политическим сарказмом. В итоге “Ложные показания” нашли свой формат. Обе группы спокойно делают свою работу параллельным курсом – альбомы распланированы на несколько лет вперёд, и я не вижу препятствий для работы над ними.

Алексей, в чём сходство и отличия между Ложными показаниями и твоей предыдущей панк-группой “Блуждающие гормоны”?

А. К.: Эти проекты имеют определённое сходство в стилистике (панк-рок с женским вокалом), но в остальном – абсолютно разные, как и все группы, в которых я играл. За шесть лет “Блуждающих гормонов” репертуар группы почти не вышел за пределы гедонистического поп-панка, лирическая героиня которого иногда иронизирует по поводу реальности, но больше всего любит выпивку и секс. Наш кайф состоял в эпатаже – как люди реагировали на провокативную сексуальность. Это, конечно, заводило, но всё равно странно, как такой примитивной идеи хватило на два альбома, третий такой я бы точно не сочинил. Но вообще эти два-три десятка номеров можно гонять хоть до пенсии: весёлые песни о простых жизненных удовольствиях будут нравиться всем, на то он и поп-панк. Однако, мне надоело их исполнять. У “Ложных показаний” песни посвящены самым болезненным проблемам общества, государства, быта, человеческой психики, отношений – эдакий гипертрофированный соцреализм. Бухло, наркотики и секс если и упоминаются, то означают не удовольствие, а боль – словом, здесь только пот, кровь и никакого удовольствия от жизни. Я не могу сказать, что одна группа лучше другой, мне нравятся обе. Их бесполезно сравнивать как, к примеру, Ramones и Dead Kennedys – у них попросту нет почти ничего общего. Даже тональности у Гормонов чаще в мажоре, а у Показаний – в миноре. Если уж на то пошло, у “Ложных показаний” проще найти общность с другими нашими музыкальными проектами – Санькой & Чёртиками и Происшествием (мы даже записали две моих песни из репертуара Происшествия – “Москва, я не люблю тебя” и “Безопасность”).

Песни Александры улёт! Настоящий психодел. Не думали записать альбом специально под её стиль?

А. Л.: У меня много чего ещё в задумках. После “Бессмысленно и хорошо” – будущего первого альбома “Саньки и чёртиков”, безбашенного и лёгкого, – планирую заняться альбомом “Янтарный одуванчик” – он должен будет получиться более реалистичным и насущным, где-то злым, где-то ироничным, но, в целом, без присущего ЛП перманентного сарказма (иначе это и были бы ЛП). Ещё в более отдалённых планах – мелодекламация. Много стихов собралось, которые хотелось бы озвучить, но пока не очень ясно, в каком формате. Возможно, они будут вперемешку с песнями в альбоме “Сказки о сотворении мира”.

А. К.: А вообще Саня очень разносторонняя. В 2021 году мы с ней и с поэтом Татьяной Вольтской создали этно-исторический проект «Сад Мандельштама». Сейчас доделываем альбом песен ГУЛАГа с оригинальными текстами заключённых. В дальнейшем будем писать в рамках проекта песни на стихи современных поэтов.

В клубе “Археология”

Музыка

Ваши песни по-разному звучат, иногда весьма неожиданно. Интересен культурный бэкграунд. Какую музыку слушаете в обычной жизни, например?

А. К.: Чаще всего в обычной жизни я слушаю как раз Ложные показания и другие проекты со своим участием (Происшествие, Кюрасао, Санька & Чёртики и пр.), потому что отвечаю за конечный результат. А вообще меня вдохновляет панк-музыка 70-80-х годов и некоторые группы шестидесятых годов – правда, многие названия ничего вам не скажут. Я не очень люблю русскоязычную музыку, потому что меня бесят тексты, составленные из штампов; это касается и русского панк-рока тоже. Это же очень простой и примитивный способ поиска аудитории – берёшь актуальную повестку из СМИ, нарезку из оппозиционных лозунгов и стандартных мемов о медийных фигурах – и всё, ты в топе у школоты, которой достаточно услышать что-то знакомое, чтобы испытать духовную близость, я и сам таким в юности был. Может, я не прав, но меня тошнит от таких строк, как “И внезапно в вечность вдруг превратился миг” (Цой), от панибратского похлопывания по пушкинскому плечу, которым славится мастер четырёх аккордов Шевчук, от группы “Порнофильмы”, которая уныло и посредственно пересказала своими словами композицию Dead Kennedys “Kill the Poor” под названием “Нищих убивай” – так себе импортозамещение, достаточно сравнить с оригиналом. Летов и Янка вне конкуренции, прочий культурный бэкграунд, боюсь, остался в прошлом – даже битломанское детство.

В. С.: Я на самом деле повзрослевший книжный мальчик и завсегдатай вымышленных миров. Люблю рок 60-ых, конца 70-ых, 80-ых, моих земляков Героев союза и Н.Е.Т. (Нормальный Еретический Транс). Но к этому я далеко не сразу пришёл. Мои предпочтения в музыке с детства определялись социокультурной средой: в годы лазания по гаражам и заброшкам со старшим братом я котировал то, что и он: пацанский русский рэп. Затем я полностью переключился на олдскульный американский хип-хоп 90-ых, потому что долгое время интересовался негритянской культурой в США. В старшей школе одноклассница познакомила меня с альтернативным и русским роком, что в её тогдашнем понимании было вершиной бунтарства. Но любовь к “серьёзным” жанрам я приобрёл после знакомства с Гражданской Обороной. Это был первый раз, когда я подумал: а что, так можно было? Второй раз был с Sonic Youth, а третий, контрольный, – с Происшествием. Дальнейшее развитие диктовалось принятием того факта, что я живу в мире чуждой мне массовой культуры, и что большинству людей моя принципиальная позиция будет непонятна. Долго ли, коротко ли, я добрёл до своих. Многие находят общество себе подобных раньше. Кто-то сильно позже. А кто-то никогда не находит. Не у всех в 22 года, на самом деле, есть то, что уже есть у меня. Я считаю себя счастливым в том смысле, что всё только начинается и ещё сто раз может перемениться.

А. Л.: Я самый неправильный панк, ибо почти всеядна. Тру-панки, наверное, должны слушать панк и околопанк, а я даже хип-хопом и танцевальным электронным туц-туц не гнушаюсь. От Янки Дягилевой до Мельницы, от меланхоличной финской дарк-фолк группы Tenhi до колоритной Сезарии Эворы. С самого раннего детства знаю ДДТ, о коем Лёха выразился весьма нелестно. Надо сказать, что я с некоторых пор перестала следить за творчеством Шевчука, но многое из того, что я знаю, до сих пор бы переслушивала. То же самое касается и Сплинов. Лёха их на дух не переваривает, а я прусь. Чего стоит одна песня “Рыба без трусов” – мне лично выносит мозг и веселит. В более позднем подростковом детстве слушала готику вроде Evanescence – и тоже до сих пор заходит, а параллельно с этим была какая-то особая любовь к рэпчику в лице группы Многоточие. Для меня, пожалуй, на первом месте текст и драйв, а уже потом жанр. Ну а когда текст не на русском и даже не на английском, остаётся только драйв. Англоязычные тексты я тоже понимаю не всегда с ходу, поэтому предпочтение отдаю тому, что творится в пределах нашей необъятной и где-то около. Вообще люблю делать так: включаю известный сервис на букву Я и гоняю случайный выбор по понравившимся трекам. А так как их скопилось довольно много, что не переслушать, каждый раз чему-то новому удивляюсь.

Есть ли связь между ЛП и ГО?

А. К.: Я как-то сказал, что мне хочется дополнить и улучшить Летова. Отчасти так и есть. Мы не фанаты, не последователи, не единомышленники – я думаю, нас можно назвать коллегами Егора Летова. Мы заняты точно таким же амбициозным занятием, строя для себя глобальную вселенную со своим космизмом, системой символов, поэтическим языком, культурным бэкграундом, ощущением нарастающей пассионарности – героического преодоления ломающейся в ладонях эпохи. История России идёт по тоталитарной спирали, ведь так? Летов пел во времена рушащейся андроповщины, когда дряхлые генералы спецслужб цеплялись трясущимися руками за власть. Сейчас мы наблюдаем всё то же самое в виде фарса – над рушащейся страной дрожит дряхлый полковник ФСБ. И да, у нас множество отсылок на песни Егора и Янки, сделанных абсолютно сознательно. Это как бы язык для посвящённых, но ни в коем случае не мотив для творчества.

В. С.: Я думаю, сходство в следующем. Летов в свои 18 лет пришёл к выводу, что, если хочется послушать хорошую музыку, надо её сыграть. В остальном делать выводы пока рано, за исключением того, что ГО всё ещё моя любимая группа на русском языке. Иронично, что я ставлю позднего Летова на порядок выше раннего. Лёха – наоборот. Кто из нас кого старше, загадка.

А. Л.: Я не большой знаток творчества Летова, но мне постоянно говорят, что я пишу “летовщину”. Не знаю, может, в каком-то смысле так и есть. Песня “Жить хорошо”, например, была написана по приколу в летовском стиле. Не из желания подражать, а из соображений продолжить мотивы его творчества в нашем, сказать то, что он не успел и не застал, так, как бы, возможно, он бы и сам сказал. Тем не менее, при всём сходстве исторических периодов, при всех отсылках к СССР, мы всё же явление своего времени, здесь и сейчас, и у нас с ГО много отличий: у нас не столь непричёсанный звук и чуть менее психоделичные тексты, например.

В клубе “Массолит”

Подход к написанию песен. Все трое пишут? Музыку и текст отдельно? Как оно всё у вас устроено?

А. К.: Каждый из нас – сложившийся автор с многолетним творческим опытом, поэтому у нас равноправное коллективное лидерство троих человек. Когда кто-то из нас сочиняет песню, мы первым делом обсуждаем, подходит она группе или нет. В этом плане больше всего повезло Саньке – за всё время мы отклонили лишь одно её сочинение, да и то ради того, чтобы оно выстрелило в “Чёртиках”. Но кроме этого мы с огромным удовольствием сочиняем в соавторстве. Если говорить о содержании, то, как и во всех группах, песни делятся на те, которые написаны под имеющуюся концепцию, и те, которые выходят за её рамки, двигая концепцию вперёд. Понятное дело, таких песен не может быть много, иначе образ группы распадётся. С этой же целью мы стараемся придавать материалу некое аранжировочное единство. А ещё мы с Санькой с самого начала решили не использовать в песнях ЛП обсценную лексику, потому что выстебать без мата – это высший пилотаж панка. Ну и ещё хочется сказать, что, несмотря на коллективный труд, каждый из нас раскрывает свою индивидуальность. К примеру, тексты Валентина звучат более абстрактно, чем мои или Санькины, но они очень здорово дополняют безудержную Санину фантазию и мою колючую конкретику.  

В. С.: Чаще всего там, где в авторах указаны мы все, один из нас придумал фразу, вокруг которой всё строится, другой написал музыку, а третий – текст. В песне «Канонизация» первом случае сначала появился рифф, который наиграл Лёша. Я попытался написать текст, в котором фигурировало слово “канонизация”. Саша выдала свой вариант. Его и взяли. Идея композиции под названием “Вандализм наказуем” возникла у меня, когда я поздно вечером возвращался домой мимо стройки, рядом с которой увидел большой угрожающий знак с соответствующей надписью и ссылкой на статью уголовного кодекса. Санька за одну ночь написала текст, а я за несколько дней написал музычку, развесёлую, будто для японской аркады. Песню “Шаг вперёд” я собрал буквально по кусочкам из нескольких риффов, родившихся в импровизации.

А. Л.: Секрет нашей плодовитости именно в соавторской деятельности. Когда в группе три автора, дело движется объективно быстрей, чем когда один. Я в жизни не писала такого количества песен, как для ЛП. Для “Чёртиков” и то пишу намного реже, хотя это мой основной авторский проект. Очень помогает наша внутренняя атмосфера. Если б ребята не генерировали идеи с бешеной скоростью, вряд ли так могло бы происходить. Не скажу, что я всегда в восторге от текстов, но даже песни, не являющиеся моими любимчиками, мне интересно петь, интересно вдохнуть в них стёбную и суровую панковскую душу, а потом посмотреть, что получится. Бывает так, что окончательный образ песни складывается только на репетиции, когда все внесут что-то от себя.

Спасибо за песни! Мне интересно, как вы композиционно выстраиваете альбом, какими ориентирами руководствуетесь?

А. К.: Ложные показания, как и Происшествие, использует принцип, согласно которому тональности песен чередуются: мы избегаем ситуаций, чтобы на альбоме, к примеру, соседствовали две песни в си-миноре или, скажем, в си-миноре и ре-мажоре. Каждый альбом Ложных показаний – концептуальный, как отдельная книга со своим сюжетом.

Идея первого альбома, “Без сотрудничества со следствием”, вызревала постепенно. Мы знали, что это будет антитоталитарный рок с отсылками к современной ситуации в России, но не более того. Потом я как-то попал на концерт Алисы Тен и Руста Позюмского, они сделали цикл на стихи Эллиота, и прямо на концерте под их музыку звучал голос Эллиота. Мне показалось это интересным решением, и я решил сделать что-то подобное с Ложными показаниями. Главным было выбрать исходный текст. Мне хотелось найти записи Нелли Закс со стихами о Холокосте, но это оказалось невозможным, зато попался Пауль Целан – её близкий друг и единомышленник. Так появилась “Фуга смерти”.

Потом мы набрали ещё стихотворений. Раду Джира предложила Санькина подруга, поэтесса и переводчица Ирина Гет. Обозреватель “Новой газеты” Алексей Поликовский рассказал о Миклоше Радноти, которого мне пришлось переводить с венгерского самостоятельно. Элизабет Симмз я нашёл сам – по-моему, в России её не знает ни один специалист по европейской поэзии. О Мисаке Манушьяне я узнал из романа советской писательницы Н. Кальма “Книжная лавка на площади Этуаль”, его стихотворение тоже пришлось переводить самому. Что касается песен, то они возникали по большей части спонтанно, и было сложно понять, какие из них подходят к альбому, а какие нет. Я предложил, чтобы все композиции, в которых оговаривается действие в России, ушли в следующий альбом, а здесь остались бы неопределённое время и место действия. Чтобы усилить эту абстрактность, Санька предложила использовать цитату из Кафки. Затем Валя расставил по порядку песни и стихи.

Второй альбом мы назвали “Страна мечтателей, страна героев” в честь советского “Марша энтузиастов”, который звучит в течение первых двадцати секунд диска перед начальной песней, “Социализм неизбежен”.

Мне кажется, у нас получился совершенно яростный, непримиримый, антисоветский альбом в духе ранней “Гражданской обороны”. Мы показываем общество управляемых спецслужбами гопников, которым, чтобы находиться в постоянном тонусе, непрерывно нужны не просто праздники, а праздники Победы. Под войной эти существа понимают избиение заведомо беззащитного соперника (подгон автозаков и Росгвардии, налёты с цепями, шокерами и дубинками на невооружённых людей и всё в таком духе), но не войну как таковую. Я уверен, это самая провокационная идея, которую сейчас можно выразить в российской панк-музыке.

Сейчас у нас в планах ещё два альбома. “Космический уклад един” – это антиутопия, сюжет которой рассказывает о том, как российские гопники сумели-таки завоевать космос. Их божеством стал Гагарин, патриархом Рогозин, а на Земле бушует апокалипсис. Естественно, эта идея появилась как развитие “Страны мечтателей”, но по-настоящему она заработала, когда Санька сформулировала название альбома, и тут мы поняли, что имеем дело с мифологической квази-реальностью. В то время я пытался смоделировать какие-то странные истории на основе чукотской мифологии и чудесных якутских топонимов наподобие Ытык-Кюёль или Ымыяхтах. В итоге ни то, ни другое использовать не удалось, зато возникла песня о гигантском подземном черве Ираминау, поглощающем всё живое и неживое. Ну а Саня придумала гениальную “Апокалиптическую колыбельную”, в которой гопники летят на космическом корабле то ли к звёздам, то ли к горящим бычкам. Сейчас мы полным ходом сочиняем новые песни для этого альбома и записываем старые.

Четвёртый предполагаемый альбом, “Санаторий Правда”, повествует о карательной медицине и различных отклонениях от нормы, поэтому героями песни зачастую становятся маньяки, психи и просто люди, чувствующие странные ощущения. С моих слов это всё звучит страшно, но на самом деле, в этом альбоме мы впервые отошли от надрывного пафоса в сторону эдакого слегка придурковатого юродства, так что, думаю, он будет слушаться довольно легко. Кроме этого, стоит отметить, что я полностью беру на себя заботы по оформлению дисков, и пока, вроде бы, получается хорошо. Оформление альбома “Страна мечтателей, страна героев”, совмещающее коллажи из советских фотографий и надписи на китайском языке – предмет моей гордости. Ну и не могу не сказать, что сильно добавляет красок сообщество в ВК, которое, в основном, ведёт Валентин. Стилистика тоталитарного юмора, на мой взгляд, в нём просто незабываема.

А. Л.: Хотелось бы ещё добавить, что важна преемственность альбомов. Например, песня “Космос на связи” пойдёт в альбом “Санаторий Правда”, а не в “Космический уклад един”. Потому что там хоть и космос, но концептуально иной. Тем не менее, тоже космос. Ну а о преемственности альбомов “Без сотрудничества со следствием” и “Страна мечтателей, страна героев” могу сказать так: мы вообще думали, что СМСГ выйдет раньше, но получилось, что у нас больше сведённых песен именно для БССС, и было решено закончить его первым.

В. С.: Как-то мы вывели шуточный итог: первый альбом получился инородным, второй – антинародным, третий – неоднородным, а четвёртый – всенародным. В процессе, как правило, становится более ясно, в каком направлении мы движемся и как лучше его раскрыть. Например, мне нравится “Страна мечтателей – страна героев” поистине выдающейся наглостью. Мне раньше казалось, что смелость сказать именно то, что думаешь, без самоцензуры с поправкой на время и место встречается только в музыке прошлого. “Космический уклад един” не настолько агрессивен. В нём есть надрыв и искренность, и, хоть на первом плане всё ещё беспощадный сарказм, музыкально альбом гораздо мелодичнее первых двух. “Санаторий Правда” же просто незатейливо хорош, этакий Сплин от панка. Крайне эмоционально заряженный, с очень популярными текстами, мелодизм опять-таки на высоте. По поводу преемственности добавлю к сказанному до меня: большое счастье, что мы сначала сделали БССС, а потом СМСГ. Изначально первый задумывался концептуальным, а второй – как придётся. На деле же во время первой записи мы копили опыт, а на второй уже сполна его выплеснули. Отрадно видеть, что вышло наоборот тому, как мы предполагали.

Акустическое выступление в клубе “Шагал”

Не раз говорилось, что ЛП быстро прогрессируют, что звук стал мощнее и так далее. Чем объясняется это отличие?

А. К.: Мы пришли на студию в апреле 2021 года после полутора месяцев репетиций, там, по сути, впервые осознали, что мы играем, а уже в сентябре выпустили первый альбом. всё было не просто быстро, а молниеносно быстро – просто потому, что нас дико пёрло, мы никак не могли и не хотели остановиться. Но проблема была в том, что мы не очень хорошо представляли себе свои возможности. Поэтому у дебютного альбома довольно традиционная концепция. К счастью, ко второму альбому мы раскрепостились. Саня ещё год назад на сцене тряслась как осиновый лист и пряталась за гитару, а теперь поёт на полную катушку. Валентин при таком количестве практики тоже вырос как басист. А я понял, как много зависит от моих аранжировочных решений, и стал прокачивать гитарные соло. И ещё хочу подчеркнуть, что наши студийные записи сделаны руками Яна Сурвило, без него мы не смогли бы достигнуть такого результата.

В. С.: Ближе к концу записи “Страны мечтателей” я наконец-то понял, как нужно сочинять на басу для Ложных показаний, сменил технику игры и сам инструмент. Сейчас моя работа имеет больше конкретики, я изобретаю приёмы и фишки в отдельных песнях. Например, четыре наложенных друг на друга дорожки баса, обрамляющие Санькин голос в “Двести восемьдесят одном” – одно из моих наиболее удачных изобретений. Мы продолжаем генерировать идеи, часть из них предлагаю я.

А. Л.: Для меня все эти игры со звуком – чистой воды магия. Я мало в этом понимаю, поэтому предпочла развивать вокал (спасибо Александре Нероновой, которая в своё время научила многим фишкам и помогла поверить в себя). С гитарой не сложилось, да – на сцене мне трудно одновременно играть и петь, поэтому и тряслась. Петь, не думая, куда поставить пальцы, оказалось гораздо проще. Сложнее было отпустить контроль, отдавая гитару в другие руки.

Расскажите про песни, которые написали лично вы.

А. К.: Мне сложно говорить о песнях, их надо слушать. “Праздники” мне нравятся тем, что я собрал в кучу все самые омерзительные клише из русского национализма, шовинизма, правых – в общем, нарисовал обобщённый портрет русского гопника. Впервые столь ярко проявившись в “Праздниках”, этот литературный герой стал у нас одним из главных персонажей. От его лица такие песни, как “Героин”, “Война”. Поскольку антифашистская тематика у нас одна из главных, то, вероятно, этот портрет будет постепенно обрастать новыми чертами.

Песня “Взорви реактор” – это стёб над европейскими “зелёными”, чья свирепая гуманность уже начинает заслуженно вызывать насмешки во всём мире. Даже такое осторожное и корректное издание, как The Wall Street Journal, назвало политику Европы по отказу от углеродного и атомного топлива «энергетическим мазохизмом». (“The West’s Energy Masochism”, 20.10.2021). Ещё бы – можно поставить солнечную батарею или ветряк, чтобы зажечь пару лампочек, но вы попробуйте таким путём заставить работать заводы концерна Volkswagen! Вероятно, для того, чтобы победить своих ментальных монстров – глобальное потепление и мировые корпорации – “зелёные” должны либо застроить Землю концлагерями, либо провести маленькую победоносную ядерную войну. На самом деле, бред, который они несут – это частный случай типичной левацкой шизофрении. У Маргарет Тэтчер есть известная фраза: “Проблема социализма в том, что у вас в конечном итоге заканчиваются деньги других людей”. Подмечено верно: вся суть социализма заключается в его аморальности. Социализм – это грабёж и, естественно, убийства тех, кого грабят. Почему? Потому что в стране, где человеческая жизнь и частная собственность – пустой звук, это единственный социальный лифт, предназначенный исключительно для мерзавцев. Как раз об этом поётся в песне “Социализм неизбежен”, написанной в нехарактерной для русского рока манере – это положенный на музыку верлибр (из моих знакомых чем-то подобным занимается группа “Змеи и лестницы”). Идея не использовать фиксированный размер и отказаться от рифм хороша сама по себе, но мне нравится, как её в своё время обосновала поэтесса, лауреатка Нобелевской премии Нелли Закс, пережившая Холокост: ужасы социального насилия и войны нельзя декорировать и приукрашивать, поэтому когда мы пишем об этом, нашим инструментом может быть только простой и грубый массив текста, этакая поэтическая “Герника”. И ещё что-то подобное я слышу в раннем творчестве Егора Летова, Романа Неумоева и Янки – сплошной массив текста, прерываемый настолько неряшливыми и наивными соло, что становится понятно, насколько они не имеют значения перед страшными картинами в текстах – “у малиновой девочки взгляд откровенней, чем сталь клинка”, “очередь за солнцем на холодном углу”, “за сахар в чай заплати головой”. Все эти песни были написаны во времена СССР. Наша задача – найти нужные слова об этом в изменившееся время и в изменившейся стране. По-видимому, стратегия властей заключается не в решении проблем государства и народа, а в выстраивании положительного имиджа. Если исходить из того, что на войне не боятся только дураки, у нас уже сформировалось целое поколение таких дураков, закрывающих глаза на чудовищность реальности. Они будут с пеной на губах твердить, что “всё у нас хорошо”, что бы ни происходило. Я тут недавно читал в Интернете пост, автор которого на полном серьёзе считает, что Covid-19 не существует, а +1200 человек в день умирает от страха перед пандемией. Эти мифологически мыслящие идиоты не берутся из ниоткуда, они воспитаны нашими властями. Любое суждение становится для них реальностью просто по факту высказывания и, что иронично, именно эту иррациональность они называют “рациональностью”. Но есть нюанс. Этих зомби создавали для того, чтобы они некритично воспринимали всё, что им говорят, однако не учли, что они могут сами генерировать мифологию. Теперь их поведение абсолютно непредсказуемо, и я надеюсь лишь, что они пока не умеют убивать. Хотя я мало что знаю о стрельбе в школах – может, это тоже отложенные последствия зомбирования. Но тут больше Валентин расскажет, это он написал “Тринадцатый этаж”.

А. Л.: Расскажу о нескольких самых значимых для меня. Например, “Пропаганда суицида” была написана с подачи Лёхи – он придумал первые две строчки (“Заблокируй меня, Роскомнадзор, отключи мне половую связь”) и сказал, что было бы круто о каждом министерстве что-нибудь эдакое написать. И меня попёрло, это же отличная структура для песни. Получилось стёбно, но жутко. А что делать, если в реальности такая расчленёнка и происходит: каждое щупальце государства стремится отрезать от тебя кусок, да побольше.

“Птицы мира” – одна из самых ранних песен. Голуби на мусорке – прекрасная метафора, все мы видели бабушек, которые их кормят. Здесь, конечно, некое лукавство: ордена на полке есть далеко не у всех из них, ну просто те, у кого они были, в большинстве своём уже умерли, так и не дождавшись ни обещанных квартир, ни приличных пенсий. Но здесь не столько даже об этом, сколько о том, что “мир” – слишком невозможное состояние для тоталитарного государства, этот “мир” выкинули на помойку за ненадобностью вместе с его символами. Ибо такому государству нужно насилие, будь то пытки за посты в соцсетях или военные действия на чужих территориях. Тоталитарное государство питается кровью. В “Кровавой Мэри”, кстати, эта тема раскрыта ещё лучше. Там и тошнотворное “можем повторить” обыграно неплохо. “Личное дело” было написано специально для БССС. Я люблю слова и сочетания слов с двойным дном. Здесь всё просто: любое твоё “личное” может быть подшито в “дело” и использовано против тебя. Я обожаю в этом плане Кафку – мотив априорной виновности и невозможности узнать, в чём же твоя вина, раскрыт в его “Процессе” просто великолепно. “Дети-камикадзе” – доведённое до абсурда мракобесие по мотивам “Дядя Вова, мы с тобой” и прочего такого военизированного детского творчества. Это страшно, когда взрослые вовлекают детей в свои грязные политические игры под видом патриотического воспитания. Ибо что в итоге усвоят дети? Что война – это круто, что кругом враги, что можно не думать, а сотворить себе божество и подчиняться его приказам? Мне становится плохо, когда я думаю о том, сколько гнили и помоев льётся в неокрепшие детские умы.

“Космос на связи” – вариация на тему путешествия Габышева. Увы, карательная психиатрия до сих пор существует, да поможет шаману космос. “Апокалиптическая колыбельная” должна стать одной из ключевых песен в КУЕ. Я не знаю, что о ней сказать, кроме того, что там происходит тотальный трындец, охватывающий и космос, и Землю. Изначально она должна была называться “Космической колыбельной”, но сюжетная линия повернула немного в другую сторону. Жалость к миру смешалась с любованием красотой разрушения. 

В. С.: В отличие от песни “Шаг вперёд”, где слушателю предлагается примерить на себя довольно искреннюю и личную историю подростковой озлобленности на мир, “Тринадцатый этаж” – это стилизация. Конечно, только ленивый тогда не кинул в Галявиева камень, однако целью было не только оттоптаться по горячим следам. Здесь я попытался вынести на свет духовную болезнь, что привела к катастрофе. В парадигме альбома “Без сотрудничества со следствием” прогрессирующая болезнь является катализатором тоталитаризма на уровне общества. По этой же причине используется повествование от первого лица – как сказал Лёша, это добавляет ему психологичности. Текстуально песня интересна многочисленными аллюзиями на сибирский панк, Леонида Андреева, техасскую гаражную сцену и даже альбом Происшествия “Интифада”. Получился очень насыщенный тоталитарный коктейль. Что касается других моих песен, некоторая их часть реально была написана в тяжёлых чувствах разрушительной степени. Особенно этим выделяются “Солдаты Гринписа” и “По необходимости драматургической”. Первая представляет собой вольное эссе на тему “что будет, если дать экоактивистам машину времени и карт-бланш на насилие”, вторая же – многоплановый грустный рассказ, отсылающий к массовому убийству в станице Кущёвской в 2011 году, печально известным автобусным маршрутам и предельному отчаянию загнанного в угол человека.

“По необходимости драматургической” – это как? В чём необходимость и почему она драматургическая?

В. С.: Термин придумал не я. Когда мне попалось это сочетание слов, я захотел самым издевательским образом обыграть с помощью него мировоззрение, при котором человек проживает свою жизнь не потому, что занят радостным и полезным делом, а потому, что видит себя беспомощной пешкой, выброшенной на бесконечную шахматную доску, и убеждён, что способа жить иначе не существует.

“Тоталитарная юность” интересная вещь. Как вообще появилась идея такой песни?

В. С.: В феврале 2021 года я узнал о существовании художницы Аделины Копыльцовой из Иркутска и был очарован ей настолько, что ощутил внезапный порыв немедленно туда ехать. Однако тогда я удержал себя. Летом мне пришла (видимо, явившись прямо из космоса) та самая строчка про Рогозина, а Лёша отправился в путешествие по городам Сибири, где, помимо прочего, встретился и с Аделиной, передав ей от меня привет.

Настала осень, я изредка подумывал о Сибири, и однажды ночью из меня вылез этот монументальный опус. Я тут же приправил его припевом, который и дал название песне – единственное, что в ней сочинил не я. Самое настоящее в тексте – как раз замыкающие образы: промзона, изба, Сибирь.

А. К.: Как-то в августе мне приснился сон, в котором Роман Неумоев остервенело орёт песню с припевом “Тоталитарная юность моя”. Я запомнил эту строку и мелодию к ней, но сделать песню не получалось. Я уже и по Сибири автостопом поездил, а песня никак не шла. Тогда на помощь пришёл Валя – он сочинил остальную часть текста, а я мелодию к нему. О связи Валиных туманных образов с легендарной избой художницы Аделины Копыльцовой я даже не подозревал. В результате получился нечеловечески серьёзный стёб над невыносимо сюрреалистической реальностью. И все эти игрушечные, ненатуральные Шойгу, Рогозин, Навальный – это не люди, это такие пластмассовые куклы детсадовского возраста, игра в которых продлилась до юности. Это символика инфантилизма и психологической незрелости детей и взрослых, которые искренне верят в то, что они занимаются политической жизнью. И даже превращение детских кукол в куклы вуду им не помогает, потому что “Сибирь горит”, и вокруг бесконтрольная глобальная катастрофа. Многие, кстати, обращают внимание, что первые четыре ноты припева напоминают песню “Зеленоглазое такси” в исполнении Михаила Боярского. Прикол в том, что мне реально приснилась именно такая мелодия! Конечно, этот косяк было бы несложно исправить, но я специально ничего не стал менять – это же очень смешная пост-модернистская аллюзия, добавляющая “игрушечности”.

В чём смысл песни “Улица Гитлера”?

В. С.: Эта песня написана про оккупацию моего родного города в Великую Отечественную войну. Улица в историческом центре Краснодара, которая называлась в честь Сталина, в немецкую оккупацию была переименована в улицу Гитлера – по крайней мере, если верить городской легенде. Я вспомнил об этом, когда в День России мне на улице преградил дорогу какой-то старик с кучей наград на груди и агрессивно попытался продать патриотический мерч.

А. К.: Позволю себе продолжить мысль Валентина. То-то и оно, что война прошла, а оккупация осталась, а с ней и “улицы Гитлера” в каждом городе. Россия – это страна, победившая фашистскую армию, но полностью провалившаяся в мирной жизни. И в этом нет вины нашего народа. Это целиком вина советской и постсоветской власти.

А что с Москвой не так? Или вся песня – художественное допущение?

А. К.: “Москва, я не люблю тебя” – одна из немногих наших песен, написанных очень давно, не для Ложных показаний, а для Происшествия. Но она пришлась очень в тему, потому что это как бы версия Янки “Я стервенею”, возросшая посередине буржуйской, зажравшейся, равнодушной к тебе Москвы со всеми этими атрибутами самодержавия и тоталитаризма – Москвой-рекой, Кремлём, Мавзолеем. Это если говорить о песне. А если говорить от своего лица – я всё-таки единственный в группе москвич – то города моего детства уже нет, и это очень грустная и поучительная история, к которой я постоянно возвращаюсь в своём творчестве. Я сумел адаптироваться к современной Москве, но я никогда не забываю, что этот новодел построен на костях.

Что вам сделали веганы? 

А. Л.: Лично мне – ничего. В мою тарелку никто не лезет, и я не лезу ни в чью. А песня “Я больше не ем животных”, на мой взгляд, – это стёб не над веганством, а над топорной его пропагандой. Есть такая группа – “Магнитная аномалия”, у которой целый альбом этому посвящён. Там и свинья, зачатая от бегемота, и какой-то ещё подобный сюр. Сделано это с таким надрывом и драматизмом, что невозможно было не придумать пародию. Лёша начал, мы с Валей подхватили. Задача нас так увлекла, что куплеты понеслись с бешеной скоростью. Потом я привела их к общему знаменателю, и получилась весёлая песенка, которую любят слушатели на наших концертах.

Не боитесь ли вы, что ваши тексты будут понимать буквально?

А. Л.: Значительная часть наших песен – это “послание-перевёртыш”. И я настолько уже к этому привыкла, что иначе не могу их воспринимать. Но, вероятно, могут найтись и те, кто послушает “Детей-камикадзе”, “Войну” или “Ночной Дозор” и скажет, мол, молодцы, ребята, а ведь и правда везде происки иноагентов и американцев, так что юное поколение нужно воспитывать правильно. Что ж, тогда посмеёмся. Или поплачем, в зависимости от ситуации. А вообще на то мы и Ложные Показания, чтобы постоянно водить слушателя за нос. Так что будьте внимательны!

Когда репетировать начнёте? Хочу ваши песни послушать вживую, но лажа на концертах убивает всё удовольствие!

А. К.: Электричество и тяжёлый звук сами по себе нас не устроят. Мы тяготеем к перформансу, к вовлечению зрителя в сценическое действие, чтобы люди творили какие-то непривычные, ломающие их стереотипы вещи “по драматургической необходимости”. Я вот, например, уже третий год отстаиваю идею, что мы должны найти таких же отморозков, как мы, и вместе с ними сделать некий концерт-наоборот, который я для краткости назвал Антифестом. Настоящий смысл этого действа – в том, чтобы стать создателем и свидетелем того, что делали дада, ситуационисты, венские перформансисты, московские концептуалисты и т.п., чтобы всё это стало чем-то другим, бо́льшим и личным.

Вкратце идея такова. В качестве площадки выбирается пустынная, труднодоступная местность в городе — заброшенное здание или забор в промзоне. Участникам Антифеста необходимо представить свои произведения. Это могут быть любые виды искусства, подразумевающие бытие в виде копии на бумажном носителе — изобразительное искусство, фотография, поэзия (в том числе, песенная поэзия). Тематика должна непременно касаться именно того, что приносит автору боль и раздражение. В отличие от типичных городских праздников, куда приходят пожрать и поглазеть, на Антифесте положено действовать. Поэтому посетитель Антифеста может переписать текст на бумаге или зачеркнуть, если он не нравится, может написать свой, нарисовать что-нибудь поверх текста маркером, а может вообще сорвать листок со стены и порвать. В заключение акции из всех произведений складывается костёр и поджигается под общее хоровое пение с принципиально бессмысленным текстом, как у дадаистов.

Обычно многим непонятно, зачем нужно уничтожать работы. Сжигание работ для автора – это символическое моделирование самосожжения как наиболее радикального акта протеста. Огонь даёт очищение и освобождение – через страх, боль и эмоции. Чем больше мы сожжём отживших связей и привязанностей, тем больше мы будем готовы к тому, чтобы создать нечто новое. Я думаю, это близко к буддистской школе Риндзай (“увидишь Будду – убей Будду”). Потом ещё очень важно, что речь идёт именно о копии работы. Рукописи (то бишь, оригиналы) и впрямь не горят: произведение искусства, родившись, живо в сознании творца и всех, кто вступал с ним в контакт, оно уже отпущено в космос. Копия же – это слепок сознания, форма существования произведения искусства, предназначенная специально для социальной жизни. Соответственно мы сжигаем эту самую социальную повинность, отказываясь от неё в том виде, в котором она есть сейчас. Ну и ещё это своеобразный отказ от авторского права – в том числе авторского права на Антифест. Я вообще надеюсь, что после первых двух-трёх раз формат Антифеста приживётся, и эти акции будут проходить независимо от нас по всем городам страны.

В. С.: Мне тоже не нравится, что наши сценические возможности ограничены. Исправляется это легко – регулярными репетициями с участием барабанщика.  Загвоздка в том, чтобы собрать в одном месте в одно время четырёх (при необходимости и пятерых) людей, у которых есть работа на полный день, членство в нескольких музыкальных проектах, а иногда ещё и семья с детьми. Я удивляюсь, как у нас находится время на сочинение, разбор и запись новых песен.

Повседневность

В реальной жизни вы ведёте панковский образ жизни или нет? Как он отражается на творчестве?

А. К.: Думаю, в моей жизни нет ничего панковского. В юности я был инициатором анархокоммун, много ездил автостопом. Сейчас для меня важнее работа и семья. Ну и ещё одно совсем не панковское обстоятельство – мы с Санькой являемся членами поэтической секции Московского союза литераторов. Это очень славный интеллигентский кружок, в котором я отдыхаю душой. Валя после героического ухода из вуза работает на пролетарских работах и живёт в хостеле. Не знаю, может, это приносит ему какое-то панковское вдохновение. По крайней мере, когда мы сочинили “Я больше не ем животных”, он сказал, что прототип одного из персонажей – это его сосед по хостелу.

В. С.: В последний год я веду очень открытый, холистический образ жизни – сказалось многолетнее общажное житьё, в котором я привык существовать с людьми впритирку. Этому способствует также недавнее сближение с людьми из тусовки путешественников, а также спонтанные творческие проекты со знакомыми музыкантами. Осенью 2021 я впервые осознанно и самостоятельно путешествовал автостопом. Если умение организовать совместный неформальный быт важно для панка, то да, я практикую панковский образ жизни. Хотя я по натуре больше миролюбивый хиппи (вне зависимости от того, какую музыку играю): люблю яркие краски, обнимашки, фенечки и ходить босиком. Ну что ж, говорят, в Сибири панки ходят с хайром ниже плеч и носят фенечки до локтей. Сойду там за своего.

А. Л.: Вряд ли меня можно назвать панком в реальной жизни, разве что волосы крашу в разные цвета радуги периодически. Образ жизни я веду довольно тихий. Работаю учителем английского языка в языковой школе (да-да, мне сложно воспринимать английские тексты песен на слух, но что поделаешь, всю жизнь чему-то учусь и сама). Работаю в основном с младшими школьниками и дошкольниками. Никогда бы не подумала раньше, что скажу это, но мне нравится. Когда я пошла учиться в педколледж, я для себя решила, что иду учить английский, а не вот эту вот всю педагогику и вообще учителем в жизни никогда не стану. Но оказалось вполне себе интересно наблюдать за детьми и взращивать у них интерес к жизни через изучение языка. 

У меня есть семья – муж и двое детей. Частенько выбираемся куда-нибудь вместе погулять. Да и на наших концертах дети порой отплясывают. Репетиции с детьми – тоже бывает. Вообще семейная жизнь – совсем не панковская штука. В моём представлении, настоящий панк живёт одним днём, а я много чего планирую заранее, от концертов, студии и репетиций до походов в магазин. Плюс ко всему, дети ходят в сад и школу, на кружки, а это тоже время и часть образа жизни. На творчестве всё это отражается мало. Скорее, наоборот: если занимаешься творчеством, жизнь приходится под него подстраивать. 

В Арт-Избе.

Убеждения

Я так понял, что вы очень не любите левых. А сами к кому себя относите?

А. К.: Единственная цель левых (кстати, я к ним функционально отношу также Навального) – социальное равенство, когда богатые отдают часть материальных ресурсов бедным. Но эта схема не может быть добровольной. Поэтому идеальный левый убивает и грабит богатого. Причём вы не думайте, что под богатыми я имею в виду миллионеров из списка Форбс. Эти господа спокойно уедут за границу, где проживут долгую счастливую жизнь. Я имею в виду относительное богатство, когда у твоего соседа есть работа и зарплата, а ты по жизни только бухаешь и тупишь. Вот именно эти “богатые” соседи – подлинные враги левых, я и сам в полной мере к этим врагам отношусь. Но дело в том, что грабёж и убийство – это не только революция, но также страшные грехи христианства. Как показывает практика, в наше время левые слишком плюшевые, чтобы бороться за социальное равенство ценой адских мук, ну и уголовный кодекс ограничивает, конечно, тоже. Поэтому в реальности левые – это домашние хомячки, занимающиеся саморекламой в интернете, на митингах и в автозаках – но в реальности никто из них не хочет добиться выполнения своих целей. Такая примитивная деятельность не требует интеллекта. Я осилил какое-то количество видеороликов Навального и его последователей – это обвинение государственной власти, во многом оправданное с точки зрения морали, но сопровождающееся такими фактическими неточностями и манипулированием, что позитивные стороны этой агитации обесцениваются. Опускаться до такого уровня крайне не хочется, поэтому я бы не сказал, что мы активно топим против левых. Им от нас досталось, главным образом, в песне “Социализм неизбежен”, а на самом деле основной наш враг – это правые, причём я имею в виду не носителей идей, а дремучие, примитивные, уродливые архетипы массового сознания, которым государство создаёт режим наибольшего благоприятствования. Этот враг крайне хитёр, изворотлив, массов, принимает множество обличий, обладает огромным административным ресурсом. Он требует гораздо больше художественных средств и даже элементарно количества текстов, чем примитивные формы разума левых. 

Что касается наших взглядов – они у нас достаточно близки, чтобы не вступать в споры во время работы над материалом, но в то же время отличаются в некоторых нюансах. Я называю своё мировоззрение христианским анархизмом, хотя ни разу не встречал людей, которые бы позиционировали себя таким образом. Но я никого насильно не пихаю в эту лодку. Я считаю, все должны быть разными, у меня и круг общения такой – в нём и коммунисты, и националисты, и верующие люди встречаются, мне интересно сравнивать с ними свой угол зрения. Ну а Валя и Санька пусть за себя сами говорят.

В. С.: Я сторонник действий, которые приносят пользу. По этой причине я чувствую неприязнь ко всем без исключения политическим силам в мире и никого из них не поддерживаю. К сожалению, сущность выборной демократии (по крайней мере, в нашей стране) предполагает выбор из нескольких одинаково бесполезных вариантов, которые и попали-то в предвыборные списки лишь по причине своей бесповоротной неспособности на что-либо повлиять. Я не застал то время, когда в бюллетене можно было отметить вариант “против всех”. Говорю положив руку на сердце: когда эту практику снова введут, я не пропущу ни одних выборов, потому что в них наконец-то появится реальный выбор! Я буду первым, кто станет топить за демократические институты. А пока – увы, это напоминает игру в куклы, из которой давно пора вырасти. Частично об этом песня “Тоталитарная юность моя”; я считаю, что мне удалось в ней максимально точно выразить свою политическую позицию. Мне уже удалось выстроить парадигму своей жизни так, что любые говорящие головы принимают в ней самое незначительное участие, чему несказанно радуюсь и чем очень горжусь.

А. Л.: Понятное дело, что не к “левым” и не к “правым”, раз уж мы так феерично проехались по этим полюсам. Мне сложно даётся политическая самоидентификация (да я и не вижу смысла как-либо себя определять), но, пожалуй, назвать свои взгляды антифашистскими будет правильно. Несколько лет назад я была абсолютно аполитична, потом в какой-то момент начала следить за деятельностью Навального и его команды. На митинги ходила (однажды даже была поймана, после чего суды, штраф и все дела. На штраф, кстати, оперативно собрали ребята из чатика сторонников, за что им до сих пор благодарна). Сейчас почти не слежу за тем, что у них там творится. К Навальному можно относиться по-разному, – я, скорее, с сочувствием. Нет, я не верю в идеальный мир, в котором он пришёл к власти и вдруг стало всё у всех хорошо. Может, его тоже испортила бы власть. Но я не могу судить о том, чего не знаю. 

Позволю себе немного философии. Нужны ли вообще обычному человеку власть и государство? Такое, как мы наблюдаем в современной России – точно нет. Государство, если оно есть, должно быть ДЛЯ человека, а не человек для государства. (Представить, что государства нет совсем, всё же довольно сложно). Это должна быть функциональная штука без вмешательства в частную жизнь и грабежа. Строительство дорог, медицина, образование, благоустройство городов, пенсии – государство должно заниматься чисто технической организацией таких вещей. Оно не является чем-то одушевлённым, поэтому люди не могут быть ему должны. А вот государство им – да, ведь это истинный его смысл: делать жизнь людей проще и удобнее. Иного смысла в существовании государства нет и быть не может. Люди, наделённые государственной властью, не божества и не высшая каста – это своего рода менеджеры, управляющие. То, чем они управляют, не принадлежит им лично. И тут возникает закономерный вопрос: ну Саня, ты же только что сказала, что не веришь в идеальный мир, разве ты не понимаешь, что честных и праведных “менеджеров” на белом свете не бывает? Понимаю, что не бывает – идеальных. Но искренне стремящиеся принести пользу людям вполне могут быть. Являются ли такими людьми Навальный и его команда? Возможно. Не знаю, сколько лукавства в их расследованиях, но они делают своё дело, бросают вызов властям и за это подвергаются преследованиям. Да, с коррупцией “и так всё понятно”, но говорить об этом стоит, ибо если нечто не называемо, этого как бы и нет. Поэтому хорошо, что есть люди, которые говорят. Кстати, я не стала бы относить их к левым, потому что здесь, на мой взгляд, не “грабь награбленное”, а “соблюдай Уголовный Кодекс”. Я не верю в Страшный Суд и жизнь после смерти, поэтому считаю, что наказания за преступления должны последовать исключительно в жизни земной. Как быть с судебной системой, чтобы не допустить, с одной стороны, подкупов и продолжения безнаказанности, с другой – излишней жестокости по отношению к подсудимым, – вопрос для меня открытый. Тем не менее, если взять ситуацию в вакууме, где Навальный на свободе и участвует в более-менее честных выборах, я бы, скорее всего, поставила за него галочку. Да, тогда это была бы и моя ответственность, если бы последствия выбора оказались плачевными, но она хотя бы была, а в нынешней системе координат человек вообще лишён права на выбор. Но вообще я не вижу ничего зазорного в том, что люди и сейчас участвуют в политической жизни. Кто-то вовлечён в неё меньше, кто-то больше, и это нормально, все мы разные. А веру в людей я пока что не потеряла. Вполне вероятно, что среди них есть достойные “менеджеры”, у которых получится сделать мир чуточку лучше и кто-то из которых однажды доберётся до управления страной. Вопрос только – на моём ли веку. Где в этом всём я? Вероятно, где-то на периферии. Я занимаюсь совсем другими вещами – творчеством, взаимодействием с младшим поколением. Мусор вот учусь сортировать. Всё это довольно далеко от политики.

Продолжая предыдущий вопрос. Ваша игра в политику – какую цель она преследует, если к протестному движению вы, по всей видимости, равнодушны?

А. К.: В Происшествии мы говорим: то, что вам показалось политикой – это не политика, это история. В Ложных показаниях можно сказать: то, что вам показалось политикой – это не политика, это симулякр.

В. С.: Я в принципе не считаю, что мы занимаемся политикой в привычном смысле или пишем политические песни. Мы занимаемся мифологией. Мифологический подход имеет целый ряд преимуществ: возможность выстроить свою, совершенно отдельную художественную реальность со своими правилами, которые к реальности часто имеют весьма отдалённое отношение. Это творческая гибкость без необходимости замыкаться в узком кругу тем и быстро их исчерпать. И, самое главное, мы в любой момент можем сменить курс, удивить всех и таким образом избежать ассоциации нашей деятельности с какой-либо идеологией.

А. Л.: Валя прекрасно сказал про мифологию, да. Мы не занимаем какой бы то ни было ниши в политическом пространстве, потому и цели вроде склонения к протесту тут быть не может. Мы никуда никого не склоняем, склоняем только слова. 

Считаете ли вы, что делаете важное и полезное дело?

А. Л.: Не знаю. Важное смотря для кого. Для меня лично – да. Это возможность сказать о больном, о насущном в художественной форме. Если наши песни найдут отклик у других людей, это круто. Но я не ставлю своей целью что-то в ком-то воспитывать. Искусство, как сказал Оскар Уайльд, совершенно бесполезно. Если придумать ему практическое назначение, оно перестанет быть искусством. 

А. К.: Мне иногда встречаются люди, которым помогли мои песни в той ситуации, когда могли бы помочь вера в Бога или грамотный психотерапевт. Кажется, именно для этого я их и пишу.

В. С.: Иногда меня тянет вступить в глупый спор или полезть не в своё дело. В такие моменты, как правило, меня отпускает, когда я говорю себе: “Какое это имеет значение? Посмотри вон, какими хорошими вещами ты в ЛП занимаешься!”. Тот факт, что мне становится легче от этой мысли, подсказывает, что да.

Кто-то, не помню кто, говорил, что русский панк отличается от западного по меньшей мере двумя высшими образованиями. Это верно в вашем случае?

А. К.: Я воспринимаю нашу музыку как пространство актуального, свободного, неподцензурного искусства – значит, какой-то терапевтический контекст в ней есть, и моё психологическое образование пригодилось. Но ещё большую роль сыграл мой интерес к истории. Меня впечатляет разрыв между советской индустриальной культурой, инструменты которой ушли недалеко от кирки и лопаты, и современной цифровой цивилизацией китайского производства, на базе которой наша власть “обживает” историю страны, пытаясь сделать её психологически комфортной и конкурентно привлекательной. Конечно, я отношусь с сарказмом к бредням Мединского о “фальсификации истории”, но в то же время я не думаю, что и сам Мединский способен принести много вреда, ведь факты – это просто факты, их нельзя изменить или отменить. Мы живём в стране, которая по праву считает себя наследницей СССР – но это также значит, что современная история насилия и репрессий не пишется заново, она напрямую наследует советской истории насилия и репрессий. Мы считаем, что об этом важно говорить.

В. С.: Интеллектуальный панк – достояние не только русской культуры, он был и до сих пор есть на Западе. Взять хотя бы моих любимых Sonic Youth. Лично у меня двух высших нет по причине банального неосиливания даже первого. Мне очень не хватает осведомлённости об общекультурных вещах, и в разговорах с Лёшей, например, я часто вижу пробелы в собственных знаниях. При необходимости занимаюсь точечным самообразованием – прежде всего там, где это нужно мне в повседневной деятельности. И стараюсь не писать совсем уж примитивную музыку.

А. Л.: У меня одно высшее образование, но получено оно заочно и по сокращённой программе, потому что в ВУЗ пошла после колледжа. Надо сказать, в колледже получила больше. Но вообще, как и Валя, часто чувствую свою малообразованность и стремлюсь к восполнению пробелов. Тоже без излишнего перфекционизма.

Не боитесь за свою свободу? Мы же всё-таки в России живём.

В. С.: “Господь зовёт! Сатаны убоюсь ли?”

А.Л.: Конечно, боюсь. Но можно бояться и не делать ничего, а можно бояться и делать. Результат непредсказуем в обоих случаях.

А. К.: Не вижу причин бояться. Система умеет работать только шаблону, инструкции. Я всего лишь поэт и музыкант – как кто-то наверху может в принципе узнать о моём существовании? Им же плевать на искусство, их другие вещи возбуждают. И за ребят я не боюсь. Вообще ни за кого не боюсь. Просто живу и занимаюсь своим делом, как его понимаю. Давайте, как мы, а?

Наш технический аккаунт на сайте.

Редакционные материалы

album-art

Стихи и музыка
00:00