358 Views
Последний полдень
Встаю.
Одеваюсь.
Сирена.
Троллейбус.
А лица так серы.
Работа.
Прилет.
Но мы даже не слышим,
запаяны в ритм трудодня.
Потом в телеграме читаем,
С осколками веры
И что-то тоскливое пишем,
Вздыхаем, бледнеем,
себя за болтливость кляня.
Обед.
Потом снова работа,
нервозность?
С какой это стати?
И правда некстати
— Нелепо тряхнешь головой.
Сирена,
Троллейбус,
Считаешь ну сколько там дней до зарплаты,
на пальцах,
Выходишь,
Ползешь
Подгибая колени под вой.
И тут начинается.
Словно война так и ждет,
Как щенок у порога,
Скулит, и икру обдирает:
Гуляй же, корми же меня!
И лечь бы.
Потом
Не нырять,
А поспать хоть немного,
Но нет, не нырять
В кровоток осознаний,
и смыслов.
кишащих в мозгу,
К этим алчным теням.
А смерть за забором,
Стоит,
За окном,
Не твоя,
А Чужая.
Подвыкатив бельма,
Ну что же,
своя — не страшнее,
Где раньше сияла душа.
И ты только сторож,
Ему
подразрядному
страшному Эльму.
И пальцы искрят
Выбивая на клаве
Моленья,
Отравою этой дыша.
Встаю.
Одеваюсь.
Сирена.
Троллейбус.
А лица так серы…
Так ртути,
Что бьется гомункул уже в лобовое стекло,
И кажется зло
Навсегда окровавило склеры.
Но как-то особенно,
И безотчетно,
Как в полдень последний
светло.
Смотри!
Смотри!!
Сферические кони уж расплющены в меркатор,
И правда сквозь продравшиеся швы, висит на мишке ватой.
Смотри! Смотри! Смотри!
Из тайных башен,
Прилюдно тайнописи на кострах горят,
И кто поближе —
Обжигают взгляд.
Лихо Двухголовое
Справа пасть, да и слева пасть,
Двоеглавая «ЗА» кукует.
Поделилась на тех — кто за власть,
И кто загодя «ЗА» за другую.
Зомбанутая бедная бось,
Всем повинна, не слушала умных.
Не беда — что у умных все вкось,
А беда, что народ — безумный.
Два оскаленных хищных рта,
Я не знаю, какая сила,
В них, да ложь у них не свята,
Но и правда у них уныла.
Упадет голова, что «за»,
Та, что «загодя» — мутит лихо,
Но по горлу стекает слеза,
В сердце, копится жарко и тихо.
Потечет в рукоять топора,
И в застенки. слезою скорбящей,
Безголовое сердце добра,
Будет шарить во тьме. И обрящет.
И две юные головы,
Еще в перьях птенцовых нежных,
Будут помнить,
Но будут, увы,
Словом мудры, но делом небрежны
Древний Плач
Чту я, что дано нам исстари,
Даже если в горле ком.
Будь у Боженьки не писарем —
Будь его учеником.
Если грудь затянешь латником,
И покинешь отчий дом,
Будь у Боженьки не ратником —
Будь его учеником.
Защищай и жизнь, и равенство,
И свободу средь смертей.
Не кляни! Ведь нет украинских,
Русских и других детей.
По любым весям и вывесям,
Сердце есть у матерей,
Нет границ у Бога в высеве,
В жниве жен, детей, людей.
Враг перед тобою, скалится,
Не его далекий сад,
Там в печи похлебка варится,
Дети малые шалят.
Духом Киева свободного,
Вражую потьму снеси,
Только в сече благородного,
Сердца не теряй Руси.
Враг наш алчность, зло извечное,
Подлости и лжи стезя,
Только сердце человечее,
Проклинать никак нельзя.
Как же горько, обезличенно,
Боли змей вползает в дом,
Будь у Бога не опричником,
Будь его учеником.
Будь у Бога полной мерою,
Светел духом, шлемом злат.
Заклинаю святой верою
В мой престольный Киев Град
Где вы, боги, травы косите
Где вы, боги, травы косите?
Где вы ножки свои носите?
В этом мире, что вы строили,
Даже дети ходят с проседью.
Иль от благости позволили,
Иль от сытости потратили,
Горе снедью успокоили,
Ходят дети под полатями.
Ты расти моя муравушка,
Ты лети моя лебедушка,
Плач-полынь заправлю за ушко,
Мало-мало мое горюшко.
Как вы, боги, думы думали,
Чем вы, светлые, печалились?
Если я вас и придумала,
Вы со мною и состарились…
Вы простите меня, малую,
Все что налито — до донышка,
Все ушло водицей талою,
Мало помощи для солнышка.
Сашка-Саша
Ветки снегом в окна машут.
— Здравствуй, Сашка!
— Здравствуй, Саша!
Трепетно, как пальцы в саже,
Может ей писать: «Привет»?
Смайлик-смайлик,
Скобки-скобки,
И слова не в возраст робки.
Глючат сенсорные кнопки
Зацелованно в ответ.
— Как там секция и школа?
— Ты смотрел «Игру Престолов»?
— Из ларьков пропала кола?
— Ой, сирена так орёт!
— Саша, я на фронт поеду!
Папа там, за папой следом,
Мама плачет до обеда,
А война? — да нет ее…
— Ты дурак, не вздумай даже!
Саша! Плачу! Саша! Сашка!
Там убьют тебя, дурашка
И со школы не возьмут!
— Ты не бойся, Саша, Сашка!
Нашим там дана отмашка,
Они только по военным
А по городу не бьют.
Смайлик-смайлик,
Скобки-скобки,
Зацелованные кнопки,
Жутко, страшно,
— Сашка!
— Саша!
Был еще один прилёт!
— Одеваю шапку, Саша!
Я иду! И вышел даже…
Только как дойти до ваших
в Киев?
Плачет
Не идёт.
Мама Сашке строит взбучку:
— Не пиши фашистской сучке!
Папа Саше крутит ухо,
— Он убийца и урод!
Смайлик-смайлик..
Скобки-скобки..
И заплаканные кнопки.
Пусто в черепной коробке,
А война идёт..
Идёт…
Прячет телефон из виду,
— Саша, я тебя не выдам!
как спросить, чтоб не в обиду?
В пустоту из пустоты.
— Ты теперь фашист?
Мигает
свет в подвале,
Пишет и стирает.
Батарея умирает.
Но пришло в ответ:
— А ты?
Нет друзей.
На крыльях — сажа.
Сашка-Саша!
Сашка-Саша!
Саша, побеждают наши!
Сашка, побеждают наши!
Смайлик-смайлик…
Скобки-скобки…
Чьи глаза глядят так страшно,
В уголочке буквы Зет?
Чьи глаза закрылись в Буче?
Чьи, с высотки, с самой кручи,
К Саше кинулись вослед?
Саши нет.
И Сашки нет.
Сашка.
Саша.
Мы шли
Мы все стремимся к истине, вплотную,
Никто не подошел, но каждый видит суть.
И ту, идущую бок о бок, но иную,
Наш самый сильный аргумент — пожестче пнуть.
Утеряна культура диалога.
Скажи «люблю» — воспримут как плевок.
Как будто лично мне ломает ноги,
Невнятный странный шаг идущих рядом ног.
И шли вдвоем. Под брань пищит озвучка.
Ученый и святой.
Дошли —- подлец и аморал.
Не к истине дошли, дошли до ручки,
От той двери, которую никто не открывал.
Рисунок: Энрике де Франса (Бразилия)
Тома Юрьева
49 лет. Педагог по образованию. Жила в Одессе, находится в Одессе и сейчас - во время войны. Писала в течение всей жизни, но редко. С войной стала писать каждый день, видимо просто потому, что появилась потребность высказаться. Нигде не печаталась, первая публикация - на "Точке Зрения". Публикует на своей страничке в Фейсбуке стихи и аудиосказки.