414 Views
* * *
На войне, как на войне.
Сад в огне и дом в огне,
Растеклись граффити кровью
На обугленной стене.
На войне, как на войне.
Дырка выросла в спине.
В середине человека,
Как в созревшем кавуне.
На войне, как на войне,
Муха едет на слепне,
Будет пир у насекомых
В разгорающемся дне.
Клин ракет летит в окне.
Ты же повторяй во сне:
– Это с кем-то, это где-то.
Не со мною, не ко мне.
* * *
У Сатурна завтраки, обеды, ужины.
И уже подумаешь с ужасом:
Хорошо, что они раньше сожрали Севастополь
Иначе бы они обстреливали Севастополь,
Отрывались бы головы, кисти, стопы.
В том числе, у поручика Льва Толстого.
Били бы по домам белым,
По портовым постройкам,
Взлетало бы не предназначенное летать.
И Филиппок смелый,
И Филиппок бойкий
Никогда бы не научился читать.
* * *
Он родился в Среднеграде,
Он учился в средней школе,
Мама – нянечка в детсаде,
Папа плавал в алкоголе.
Денег ни на что не тратил,
Он не получал их сроду.
Простынь на его кровати
Мать меняла раз в полгода.
С пацанами, в общем, ладил,
Не сказать, чтоб был упёртый.
Когда прыгали на Наде
Из пяти он был четвёртый.
На суде сидел – смеялся,
Вся компания смеялась.
Он отлично оправдался:
– А чего она попалась?
Вышел и зафрахтовался –
За такие-то баблищи!
Где-то сразу затерялся
И никто его не ищет.
Нет, никто его не ищет,
Никому его не надо.
Их таких, из Среднеграда,
Прямо скажем – до херища.
* * *
И вот я мятежный, иду по Манежный,
Несу свой протестный плакат.
А рядом со мной осторожный и нежный
Крадётся гвардейцев отряд.
В цветах их дубинки, в улыбках собаки,
Сверкает огнями Манеж.
И в каждом тихонько звучит автозаке
И Моцарт и томбе ла неж.
Весёлый и смелый иду в одиночку,
Сквозь гулкий столичный прибой.
Я в желтых, конечно, шагаю порточках,
В рубахе иду голубой.
И в чёрном гвардейцы меня оттеняют,
Как глаза зрачок берегут.
То дружно втроём комара отгоняют,
То мушице крылья стригут.
Пусть площадь большая молчит и пустует
По центру унылой страны;
Сатрапы ликуют! Хоть кто протестует!
Они значит, тоже нужны.
А в мире большом от Канберры до Варны,
Лелея в душе неуют,
Сидят мои братья – со мной солидарны.
И кофе протестное пьют.
В сетях социальных ведут разговоры,
Проклятых деспОтов кляня –
Как будто бы в башнях узорчатых воры
Боятся их пуще огня.
Но будучи в сказанных башнях, bandito
Кладут и на вас и на нас.
И, как написал один чудный убитый
«Куют за указом указ»…
Эпиграф к Путешествию из П. в М.
Чудище трогать опасно и стрёмно.
Ибо огромно.
Шею сломает да спишет налево.
Ибо стозевно.
И подкопаться к нему неудобно –
Обло.
Лучше смиряться пред змием покорно.
Больно озорно.
А чтобы от страха уйти и испуга
Самое дело – лайяй друг на друга.
* * *
Я средь подозреваемых,
А не подозревателей.
Я среди убиваемых,
А не меж убивателей.
Мне любое убитое,
По вселенной родня,
И все саваны сшиты
Будто бы для меня.
Все мне братья и детушки,
И на коже ожог,
Когда вносит смеретушка,
Свой бесцветный флажок.
Пригвозди меня – «пацифист».
И отцепись.
* * *
Не надо, чтоб всё было Украина.
Или Америка, Испания, Египет.
А надо, чтобы все были едины
В желании остановить погибель.
А надо, чтоб убийц ждала расплата,
Чтобы любовь, достоинство и право.
Как на листе советского плаката.
Но только вправду.
* * *
Я то ли головою обнищал,
То ли уж больно сильно хочется.
Но я в апреле август обещал,
Когда кровавый Кащенко закончится.
Когда уже кидать устанут в плов
Ракетное и пушечное мясо.
У нас ведь август время катастроф,
Привычных нам , простым народным массам.
Не надо сходов поездов с пути,
Землетрясений, наводнений…
Но что-то же должно произойти,
Уж тут-то нет у нас двух мнений.
Наивный, как Незнайка на Луне,
Всё прыгаю, нанизываю строфы.
Скажите мне, а проигрыш в войне
Считается за катастрофу?
Vita Nova
Центральный Дворец Дружеских Нашествий.
Подъехал сияющий лаком танк,
Выходит строгий длинношерстный
Самый главный орангутанг.
Гамадрилы, гиббоны, шимпанзе.
Магазин. Ресторан. Дискотека.
Театр. Дума… На сияющей Z –
«Обезьяна произошла от человека».
Нескольким людям жизнь подарена.
Хорошее содержание. Строгий конвой.
Макаки приколачивают портрет Дарвина
Вниз бородатой головой.
“Это на Ваши налоги”
Отстаньте от меня. Я не растил
Букетов из огня и стали.
Я никаких налогов не платил,
Их вычитали.
Я трус и обыватель. Вот лежу.
Наган мой заржавел, молчит моя гармошка.
На улицы я если выхожу,
То только за картошкой.
Отстаньте от меня. Я не носил рюкзак
С убойною взрывчаткой из Китая,
Не попадал ни разу в автозак,
Метро предпочитая.
Пока вы с флагами ходили, молодцы,
У грозного российского посольства,
Я с водкою знакомил огурцы
Марусина посола.
Отстаньте от меня. И так беда в груди,
И торопясь к подружке в пиццерию,
Болтун и ветреник валокордин
Сдаёт дежурство нитроглицерину.
* * *
А что они поют ? Без алкоголя,
В переделанной под казарму школе?
«Он не вернулся из боя»? Окуджаву?
«Мы хотим перемен», Господь, не приведи?
Гитара в наколках лежит на груди,
Свидетельница воинской славы,
Вдохновительница подвигов. Девушек нет.
Кто-то, таясь, отойдёт в туалет –
Дело житейское, боевое.
Кто-то бабки считает в уме –
Сколько накопится к зиме.
Кто-то качает в такт головою.
Койки стоят кое-как. Отстой.
Со стен глядят поручик Толстой,
Поручик Лермонтов в странной тужурке.
Тянут окурки. Вот в песне мат,
Смеясь, откидываются назад
И щерятся, как бывалые урки,
Которых они видали в кино.
Юности золотое вино
Барабанные головы им не кружит.
И валяются в тёмном углу
На зашарканном грязном полу
Разум , истина, нежность, мужество.
Большое кино
Рифеншталевы солдаты
Бреются и моются
И в шеренги , и в квадраты
Аккуратно строятся.
Рифеншталевы солдаты,
Хорошо питаются
И своим немецким матом
Вовсе не ругаются.
Рифеншталевы солдаты
Ясно улыбаются,
За минуту автоматы
Ими собираются.
Красный флаг четырёхлапый
На ветру трепещется,
Им Хатыни, им блокады
Даже не мерещатся.
Марта, Марта, будут детки,
Белые и милые.
Тарахтят мотоциклетки
С лошадиной силою.
Рифеншталевы солдаты
Совестью не маются.
Знайте, блядь, дегенераты,
Что кино кончается.
Рисунок: Бартош Косовски (Польша)