406 Views
* * *
радуюсь о каждом, кто успел уехать
дочь, сын, мама, папа, сестричка
одноклассницы, соседи, школьники
Господь каждому из них
добавляет душу к его душе
но тут же её отбирает
для того, кто остался
и так у каждого оставшегося
к его душе прибавляется
душа уехавшего –
сначала одна
потом ещё
потом третья
потом…
каждый, кто остался здесь
уже почти бессмертен
а те, кто сейчас
уже ушёл навсегда
туда, откуда Господь
так щедро удваивает души
уже строят новый Харьков в небе
проспектами лучей между облаков,
надраивают солнце
до яркости вечной зари,
над Небесной Сумской
зажигают звездное небо
и в новом Каразинском
университете
открывают факультет
прощения Каина
* * *
Восемь вечера.
Тихо.
Так тихо,
будто перед рассветом.
Даже слышно –
прислушался –
как бьется сердце
с собой.
Звезды-зернышки
в тёмной водице
разбухают,
ярчеют.
И луна –
словно ведёрко
полно
колодезною
замёрзшею водой.
А за нашим селом –
танки.
А в селе –
семь домов
подбито.
У соседа моего
Саньки
дед с войны той говорил:
«биттэ».
Спросит внук у меня:
«Деда, скажешь
что-нибудь
языком ворожим?»
«Одинаков их язык
с нашим.
Их смогу только скорчить
рожи…»
* * *
– Мама, мама…
Я не сильно толкаюсь?
Нас не услышат?
– Что ты, малыш,
мы с тобой глубоко.
Мы под землёю.
– Мама, мы умерли?
Тебе тоже темно, как и мне?
– Вот уж нет.
Тут много людей.
Даже свет есть,
тоненький,
как если смотреть
на солнышко
через льдинку луны.
– Мама…
мне снится война…
Я боюсь…
а что, если это не сон?
– Ну вот ещё!
Когда ты родишься,
то увидишь,
как прекрасен этот мир,
где все улыбаются друг другу.
И нету ни выстрелов, ни войн.
– Значит, все сон?
– Спи, не болтай.
Только толкайся… толкайся…….
* * *
Она пишет почти-стихи.
Её не воспринимают маститые и полумастные.
А она осталась на скорой родного Харькова:
«Мой город ранен. Как я могу его бросить?..»
Её слова молчат, пишут только глаза.
Она проросла в город, став частью его кровеносной.
Маститые и полумастные, особенно те, кто проездом
(С Новым 20 22! Какой здесь прекрасный город!
В нем столько возможностей. Моя вторая
роди
[на!]»
Но в день из двух пятёрок* начались две двойки в некро-
веносный дневник: теперь каждый кочевник благодарит
своего личного бога за то, что далеко
и можно читать зачем-то друг другу стихи,
смаковать кофе, тепло и свет, и такой же дешевый алко,
делиться с местными бомбоубежными буднями.
А кто-то так же уже далеко, но пуповина боли не отпустила:
в каждом глотке кофе вместо сахара –
крупицы стекла, раскрошенного взрывной,
каждый ватт лампочки –
через мокрую ватку к запястью на электрическом,
каждый калорий тепла –
содрать бы кожу от такого тепла да отдать тому же богу –
одному из сопринимающих молитвы:
«Сшей такую багряницу, чтобы закрыло небо от бомб,
и девушка, пишущая почти-стихи,
в свободное от спокойного дежурства на скорой время
в кафе, где слушают только самих себя,
прочла самый прекрасный стих, заглушающий всех:
долгожданную
ТИШИНУ…”
–
31+24
* * *
собаки войны не знают, что это война
вой на луну не вой – на вой не придёт луна
новой небесной твердью ангелы скутерят
смотрят на то, как собак осколки снарядов щадят
когда же хозяин выводит из сызмальского двора
чтобы спасти/уехать туда где пока тишина
они не знают но верят что человек – друг
а то что стреляет такой же – так то берут на испуг
и то что уже нет дома – того не будет страшней
когда остаёшься безлюдной – без войны или на войне
Андрей Костинский
Поэт, редактор. Родился в 1969 году в Харькове. Окончил Национальный юридический университет и философский факультет Харьковского государственного университета. Публиковался в журналах и альманахах: «Артикуляция», «Дети Ра», «Топос», «Березіль», «Графит», на сайте «полутона» и др. Автор книг «Аритмия» (2009), «Іоголь» (2012), «Репетиция рассвета» (2019) и др.