611 Views
Многие мои друзья из России рассказывают о страхе, который они испытывают на работе, в транспорте, в соцсетях. Им кажется, что они находятся под постоянным надзором спецслужб, которым известен каждый их шаг. Поэты боятся публиковать стихи, художники – рисовать картины, и каждый человек боится высказать своё мнение. Это одновременно правда и неправда. Безусловно, не существует такой спецслужбы, которая непосредственно контролировала бы каждого. Это невозможно технически и лишено практического смысла. С другой стороны, при запросе спецслужбы способны выяснить немало о человеке. Но пока такого запроса нет, нас никто не контролирует.
В это трудно поверить, потому что конспирологическая теория о всеобщем контроле принята как единственно верная и в государственных, и в оппозиционных СМИ. Новостные ленты активно транслируют истории о том, как простые люди попадают в беду так словно это происходит без всякого повода с их стороны и – невероятное дело! – никогда не случалось до Путина. Сложно не поддаться манипуляции! Нам кажется, что сейчас наступили самые страшные времена, и нужно искать новое решение, как выжить, как не потерять честь и достоинство. Но это не так. В истории бывали и другие страшные времена. И всегда находились люди, которые делали выбор всей своей жизни. Я считаю своей миссией рассказывать на русском языке всем, кому нужна духовная поддержка, истории о смелых людях – которые на самом деле были точно такими же, как и мы все. Надеюсь, мои заметки придадут вам сил на вашем собственном пути.
Сегодня я расскажу об одном бедняке-художнике. Звали его Даниэль Озмо, родился он Австро-Венгрии в маленьком городке Олово, который в наши дни находится на территории Боснии и Герцеговины. У его родителей, Хаима и Ленки, было пять детей. Жили они впроголодь. Когда закончилась Первая мировая война, семья перебралась в Сараево, где Хаим открыл небольшую лавку, но и после этого оказалось ничуть не проще. Уже тогда мальчик понял: он расскажет о том, как тяжело живётся простым людям!
Сначала Даниэль ходил в начальную школу, но среднюю школу пришлось оставить после пятого класса – надо было помогать отцу. Когда выдавалось свободное время, Даниэль рисовал. Больше всего ему нравилось делать портреты – друзей, соседей, большинство из которых были, как и сам Даниэль, евреями-сефардами. Он мечтал поступить в художественную школу, но вместо этого ему пришлось кормить семью. И всё же мечта сбылась: получив финансовую помощь от местного общества еврейской культуры La Benevolencija, в 1930 году он стал учеником известного профессора живописи Любо Ивановича.
Проучившись четыре года графике, скульптуре и акварели в Белградской художественной школе, Даниэль овладел замечательной техникой – линогравюрой. Сначала рисунок наносился на кусок линолеума острым ножом, а потом с него снимался оттиски – столько, сколько было нужно. Эти линогравюры были как листовки, потому что они несли на себе ничем не приукрашенную правду. А правда эта билась в самом сердце Даниэля Озмо.
Для работы художнику постоянно требовался материал, а на материал – деньги. Два года Даниэль перебивался случайными заработками. Он отправился на родину, в окрестности Олово, на лесосплав. Там он сделал целый цикл линогравюр, посвящённый жизни лесорубов. Он любил музыку и часто рисовал боснийских музыкантов. Он сделал серию работ, посвящённых фабричным рабочим. Со стороны Даниэль казался замкнутым, необщительным и, по словам его родственников, “словно не существовал” – но это лишь потому, что он жил в творчестве. А ещё он поддерживал отношения со множеством других художников, с земляками из Олово, с кем-то переписывался, постоянно что-то читал – не только книги по искусству, но и запрещённую политическую литературу. Это придавало его линогравюрам-листовкам особую смысловую глубину.
Постепенно Даниэль Озмо стал известен. Он был постоянным участником художественных выставок в Сараево, его работы публиковались в различных югославских изданиях. Даниэль путешествовал по стране: каждое лето ездил в Словению и Далмацию, побывал в Македонии. Он вступил в Matatja – левую организацию еврейской рабочей молодёжи, проводившую летние лагеря, которые Даниэль использовал для плэнеров.
В 1936 году Даниэль устроился работать в Первую мужскую гимназию в Сараево учителем рисования, а уже через год был уволен из-за своих политических взглядов. Вскоре после этого Югославию захватили немецкие войска. Босния попала в лапы хорватских фашистов-усташей. Согласно их идеологии, Хорватия веками была порабощена вражески настроенными соседями, и теперь настал час расплаты. Объектами мести за эти мнимые национальные оскорбления становились обычные люди – евреи, сербы, босняки, венгры и те же хорваты. Улицы городов наполнились мерзавцами, потерявшими человеческий облик только из-за того, что им официально разрешили убивать, насиловать и грабить во имя высшей цели – превращения Хорватию в сверхдержаву, которую бы все боялись (знакомая история? То же самое было с гитлеровской Германией и с Югославией Милошевича). Своих жертв усташи помещали в концлагерь Ясеновац, где убивали так жестоко и в таких количествах, что удивлялись даже гитлеровцы.
В апреле 1941 года гитлеровцы уничтожили главную синагогу Сараево, Il Kal Grandi. Даниэль понимал, что ему, безработному, сочувствующему коммунистам еврею, нужно бороться за свою жизнь и жизнь близких с оружием в руках. Он вступил в Сопротивление, но вскоре был схвачен и отправлен в Ясеновац. Кто-то из лагерного начальства узнал в нём художника, и Даниэля отправили работать в керамическую мастерскую. Там Озмо тайком таскал материалы и продолжал рисовать – сцены из лагерной жизни, свидетельства преступлений усташей, портреты заключённых. Как и прежде, он стремился запечатлеть на своих линогравюрах правду. В конце концов, его поймали с поличным. Усташи расстреляли художника “за распространение тревожных новостей” – ну или за “фейки о военной спецоперации”, как сейчас сказали бы в путинской России. Через несколько дней были казнены также мать, брат и сестра художника. На момент смерти Даниэлю Озмо было всего лишь тридцать лет.
В чём мораль этой кровавой трагедии, спросите вы? Какая в ней связь с нашим временем?
Анте Павеличу в 1941 году исполнилось 52 года – совсем немного для политического деятеля. Но совсем другое дело, когда тоталитарное государство управляется стариком, чувствующим приближение смертного часа. Активность охранителей не распространяется за пределы списков подозреваемых и доносы. Основное их занятие – прокладывание “крысиных троп” в безопасные страны, где после смерти своего политического лидера можно будет воспользоваться нажитым за время режима богатством. Так что каким бы жестоким ни казался российский политический террор, он далеко не такой массовый и всеохватывающий, как в режимах Германии, Хорватии и сталинского СССР. Повторить историю государству просто не по зубам! Поэтому вероятность того, что за свои рисунки, стихи, песни, книги вы попадёте в концлагерь, невелика – особенно, если соблюдать разумные меры предосторожности.
Призываю вас, дорогие друзья, преодолеть страх невзгод и насилия. Вас заставляют бояться, но этот страх – отражение лишь мнимой опасности. Не предавайте свою правду. Слушайте зов своего сердца. Не сворачивайте с пути, который оно вам подсказывает – и вы увидите свою победу.
Мартин Шмитц
Родился в СССР. Изучал историю, богословие, литературу. Размещённые под моим именем тексты являются частным мнением верующего человека. По этой причине автор скрывается за псевдонимом, образованном от имён двух деятелей Исповедующей церкви - немецких антифашистов Мартина Нимёллера и Елизаветы Шмитц. "Нам кажется, что сейчас наступили самые страшные времена, и нужно искать новое решение, как выжить, как не потерять честь и достоинство. Но это не так. В истории бывали и другие страшные времена. И всегда находились люди, которые делали выбор всей своей жизни. Я считаю своей миссией рассказывать на русском языке всем, кому нужна духовная поддержка, истории о смелых людях - которые на самом деле были точно такими же, как и мы все. Надеюсь, мои заметки придадут вам сил на вашем собственном пути"