491 Views
* * *
Скоро
всех
служивых
во благо этого строя,
в руках сжимавших с нажимом
палки и папки, дубины, курки.
Имевших особого кроя
брюки и куртки, сотворённые для
устрашений движенья руки
и силы ноги.
Многих
причастных к разведке,
слежке, преследованиям, разгонам,
к праздному шатанию среди станций метро, от вагона к вагону,
многих
из служб внезапного появления
в квартире глубокой ночью
для превышения полномочий,
исполнителей арестов ни за что, ни о чём;
ребят из подряда игнорирования преступлений, совершаемых депутатами,
их коллег, услаждающих себя бюджетными тратами,
скоро
их свору
перевернёт
с корнем сдираемый правящий класс
и снова
будет не отличить от —
смотрите, они будто люди! —
подумать только, как похожи на нас.
На народ.
Десерт
Это блюдо особой сложности,
готовится, по возможности,
раз. И насовсем.
В поисках места среди систем
на кухне палило Солнце, ветер ласкал
пласты
песочного, дрожжевого, слоёного теста
земной коры, формируя черты
новых скал.
Влажно-континентальный климат перепадами температуры
то фраппировал, то бланшировал
коровок и мишек фигуры.
Варил сироп из сосновых шишек,
рассыпая сахарные пески.
Срывая с вилки как с лески
кусок блестящей трески,
терял его в блеске
раззевающих рот
щедрот и широт.
Сооружал кору для берëзки
бело-чëрно-белой нарезки,
творил леса и лески.
Тучи сахарной ваты,
пьяный воздух, дымок крылатый
обретались близки.
А результатом
этих работ —
моя сладкая родина
и её многотерпкий народ.
Вся липкая, как леденец,
вырванный изо рта
диктатора,
наконец.
Властный
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
О. Э. Мандельштам
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
Вот он стоит, шатаясь слегка,
в пальто
даже не самом нарядном.
Сверкают часы и ботинок носы
слепят охранников рядом.
Отчего-то рука
контрастом костюму
скривилась угрюмо,
замутняется взгляд,
распухлось гладкое личико.
Кто его знает, но говорят,
от стероидов. (Или от вредных привычек.
Или лучи направленной злости
разъедают лобные кости,
проникли под кожу).
Бдит голова.
Из усмешки во рту выходят слова.
А сейчас ответить-ли сможет:
— Дедушка,
слышали, что
далеко за пределами МКАДа
— городок, село, деревушка –
сумеют неделю прожить на прибыль с пальто,
что ваша команда
сегодня надела
на это почтенное тело?
Вот он сидит
за максимальной длины столом
небрежно опрокинул себя на стул или кресло,
а мне интересно, —
есть человек, для заботы о том:
подходит, говорит ему “развалитесь,
это демонстрирует контроль над ситуацией”
и он —
разваливается,
р а з в а л и в а е т с я,
р а з в а л и в а е т с я
до состояния лучшей антирекламы власти.
Знания
Далеко за знанием ходили
и несли его издалека.
Чем мы за свет знаний заплатили
не поднимется писать рука.
Падали, вставали, материли
славшего на гибель старика,
снова шли и снова находили:
ноша знаний вовсе не легка.
А теперь, на глубине, в загробном мире
будто в прошлой жизни,
в комнатной квартире,
только тронь,
льётся с каждого кармашка на мундире
память знаний как река,
пачкая ладонь.
Осень
С лица ефрейтора листа уже сошёл здоровый глянец,
сейчас он вам исполнит распоследний мрачный танец.
Цепляясь из животных сил за родину, за ветку
он ощущает сеткой жил: сейчас не по заветам.
Он знает, если прорастëт в соседний сад какое древо,
листы его слетят направо и налево.
С размеренным напевом садовода грабли
от края до окраины
зачистят палый лист с земли.
* * *
Значит, нужно успеть
сказать самые важные слова
в разрыв между навью и явью.
Война. Я шепчу своим детям: Люблю вас.
я. вас. люблю.
Но глаз, не могу отвести глаз
от огня в узких зрачках режима.
Значит, нужно успеть
потратить все деньги,
скоро на них ничего не купить.
Прочитать все книги,
скоро их жечь, ими топить.
Поверить в бога, —
одному здесь не хватит сил.
Полюбить жизнь,
чтобы всё не зря.
Нужно успеть
отдать всю любовь и всю нежность —
своё самое ценное и самое бесполезное.
Единственное, что я хотела —
быть человеком.
— Только не здесь, — гремит и клокочет голос моей родины.
А я уже всё,
я была.