365 Views
* * *
И весна – не весна, и апрель – не апрель, а так…
Потеплеет немного, и снова – снега да вьюги.
Ветер воет, как стая голодных ничьих собак,
И по дому гуляет холодный сырой сквозняк,
И тревожные слухи блуждают по всей округе.
У Раисы Матвеевны жизнь-то совсем не мед.
Батарея не греет, лишь теплится еле-еле.
И рассада никак не взойдет, и не тает лед,
И ночами то снятся кошмары, то сон нейдет.
Говорят, это кара Господня – зима в апреле.
У соседки Раисиной жизнь тяжелей вдвойне.
Сын сидит на игле, а родная его сестрица
Бродит ночью по улицам, и на любой стене
Пишет красною краскою лозунги «Нет войне!»
Все одна и одна. А самой-то уже под тридцать.
Говорит: «К нам теперь никогда не придет весна.
Мы здесь прокляты все, и сугробам лежать до лета.
Ты пойми, тетя Рая, там правда идет война!
В этом наша вина, и моя, и твоя вина…»
Ишь чего начиталась, дуреха, в своих тырнетах.
Говорит: «Тетя Рая, поверь, их бомбят всерьез.»
Но Раиса Матвеевна только махнет рукою –
Да какие бомбежки? То фейки, и весь вопрос.
Двадцать первый уж век на дворе, ну ей-богу, брось.
Успокойся сама и соседей оставь в покое.
Все Америка, запад. Врагов-то у нас – не счесть.
И еще понаехали с разного Чуркестана…
Но Раиса Матвеевна верит, что в мире есть
Справедливость, достоинство, правда, добро и честь…
Ну конечно же, есть. В телевизоре врать не станут.
Та соседская дочка, поди ж ты, с гнильцой внутри.
Ни привета, ни здрасте, и ходит чернее тучи.
Фотографии тычет под нос и кричит: «Смотри!
Ты представь, если б это творилось у нас, в Твери?!»
А в последние дни все твердит о какой-то Буче.
Но Раиса Матвеевна скажет себе: «Не верь!
Видно, девка пьяна, иль попутал ее нечистый.»
И она поскорей за собою захлопнет дверь,
Только крикнет вдогонку: «При чем здесь наш город Тверь?
Тут все наши, свои, а у них там кругом фашисты».
Про фашистов понятно любому, их бей-круши.
А с соседскою дочкой как быть? Ох, не жди ответа…
Но Раиса Матвеевна скажет себе: «Пиши!
Это все для спасенья ее и твоей души!
Вот, глядишь, и растают снега, и наступит лето.»
В полумраке призывно мерцает родной экран.
Да, бывало и хуже, но как-то живем, не ропщем.
В этих ихних тырнетах все только брехня да срам,
Там раздолье им всем – проходимцам, лгунам, ворам…
Телевизор-то все же надежней. Понятней. Проще.
Прежде письма писали чернилами, от руки.
А теперь по-другому… Ох, как это все мудрено.
На экране устало топорщатся три строки.
Дураки мы, как видно… А может быть, старики.
Эх, позвать бы соседскую дочь, как во время оно.
Вот она засыпает, и видит кошмарный сон –
Рядом слышатся взрывы, и жутко сирены воют,
Тянет гарью, и горем, и смертью со всех сторон,
И за дверью соседскою слышится слабый стон –
Там, должно быть, остались трое. А может, двое.
И она, задыхаясь от дыма, сбегает вниз.
Стены рушатся, крыша трещит, и дрожат ступени.
И летит, кувыркаясь, горящий чужой карниз.
Но Раиса Матвеевна скажет себе: «Проснись!»
И она просыпается… Но не в Твери. В Ирпене.
22.04.2022
* * *
Где-то там, далеко, не стихает война.
Но не здесь, не сейчас. Здесь пока тишина.
Вечный русский авось.
Кто не верил, кто думать о том не хотел
В круговерти размеренных будничных дел…
Не хотел, да пришлось.
Запираешь ли дверь, затворяешь окно,
На замок, на засов – а война все равно
В этом злом сентябре
В каждый дом – вот же тварь! –из экранов пришла.
Ухмыляясь, стоит средь осколков стекла
В сапогах на ковре.
Что-то хрипло вещает разбитый экран.
А война, не скрываясь, идет по дворам,
И расколотый мир
Словно гравий, хрустит под ногами ее,
И в чернеющем небе кружит воронье,
Созывая на пир.
Будет пир хоть куда − мы ж воюем числом.
И война караулит за каждым углом,
В подворотне любой.
Ты идешь по делам иль бредешь наугад,
И холодный безжалостный пристальный взгляд
Все следит за тобой.
И война говорит: «Подь сюды, сукин сын.
Ты, ботаник-очкарик! Да ладно, не ссы.
Завтра – в строй, твою мать.
Умереть за отчизну – великая честь!
Возражения есть?» «Возражения есть.
Не пойду убивать.»
А она говорит: «Ты предатель и трус!»
Отвечаешь: «Возможно, судить не берусь.
Мне они не враги.»
А потом повторяешь опять и опять:
«Никогда, ни за что не пойду убивать.»
Так беги же, беги!
Не сегодня, так завтра захлопнется дверь.
Сотни тысяч бегут. И не вспомнишь теперь,
Кто был пьян, кто был слеп.
В Казахстан или в Грузию, прочь из страны,
От преступной неправедной этой войны,
Хоть за кроликом вслед.
Это выход, пожалуй, не самый плохой,
Если в кроличьей норке, в чащобе глухой
Ты отыщешь приют.
Белый кролик ворчит – мол, зима на носу,
Ох, не лучшее время скрываться в лесу…
Но зато не убьют.
Третьи сутки в пути. Ты не думай, беги.
Как же гулко грохочут ее сапоги
За тобой по пятам.
Небо в тучах, и дождь барабанит в стекло.
Впереди – лишь туман. Но тебе повезло,
Ты хотя бы − не там.
Ты сумел увернуться из лап сатаны.
И повестка, запутавшись в кроне сосны,
Растворится в дожде.
Пробка тянется в даль, километров на пять…
Но тебя уж никто не пошлет убивать.
Никогда. И нигде.
01.10.2022
Письмо очень давнему другу
Здравствуй, милый мой друг. Я пишу тебе наугад.
Ты меня и не вспомнишь, должно быть − прошло сто лет.
Я пишу, а рука дрожит, и тускнеет взгляд.
Я ведь слышу над домом твоим злобный вой ракет.
Я ведь вижу – у вас под ногами горит земля,
Где когда-то бродили с тобою – неужто мы?
Помнишь рыжие листья, каштаны и тополя?
И Андреевский спуск, и Подол, и холмы, холмы…
В страшном сне бы то не привиделось никому,
Что пойдет брат на брата войною, в чаду, в дыму.
И химеры бессильны, когда подступает ад,
И когда их свои же братья с небес бомбят.
Темно-серые тучи ползут в непролазной мгле.
Я уже двадцать лет обитаю в иной земле.
Но что делать, то мой язык и моя страна,
И безжалостно рвет на части − моя вина.
Мне хотелось бы вас обнять, уберечь, спасти,
От беды неминучей укрыть, унести в горсти.
Но в стране моей пляшет-резвится бездушный черт,
И на троне бессменно властвует Вольдеморт.
Он запас себе девять жизней, лишь тем и крут.
И своих-то людей не жалко, их пруд пруди.
А мальчишек-то гонят в пекло, и в морду врут,
Будто это учения. Слушай приказ. Иди.
У дочурки твоей уж, должно быть, своя семья.
Это трудно представить. Как быстро летят года…
У нее подрастают, наверное, сыновья,
И, конечно, играют в войну − понарошку, да…
Я молюсь, как умею – коряво, ни тпру, ни ну.
Боже, будь милосереден и мудр, прекрати войну…
А тебе, милый друг, я бессильно шепчу слова –
Кузя, где ты? Откликнись! Скажи лишь одно – жива?!
27.02.2022
* * *
У меня лежит на ладони мирный украинский кораблик.
У него борта – словно солнце, парус – что небесные дали.
Это – талисман и надежда, это мой бумажный журавлик,
Да, совсем как тот, в Хиросиме, о котором в детстве читали.
Мирный украинский кораблик, хрупкий, невесомый, стеклянный.
Точно бриллианты-алмазы, бусинки на солнце сверкают.
Ты еще стоишь у причала, ты пока что цел, как ни странно.
Но вот-вот отправишься в пекло, потому что доля такая.
Тут сирены хрипнут от воя. Сколько длиться аду, ну сколько?
Каждый день – как век. Нет, как вечность. Сколько – до апреля, до мая?
Миг еще – и ты разлетишься грудой желто-синих осколков…
Мирный украинский кораблик гордо паруса поднимает.
Ты плыви в открытое море, ты лети в открытое небо.
Черт возьми, открытое небо… Ты его закроешь собою.
Средь руин и черного дыма кружат хлопья черного снега.
Дети умирают в подвалах. Папа не вернулся из боя.
Призраки летают толпою. Кто-то здесь погиб безымянным.
Улицы ли, парки ли, клумбы – все приют для братской могилы.
Как непросто быть оберегом, как непросто быть талисманом.
Крошечный стеклянный кораблик, этот груз тебе не под силу.
Только ты киваешь – да ладно! Как-нибудь смогу, вот поспорим!
Ты ж меня сплела желто-синим, я остановлю, хоть полметра…
Мирный украинский кораблик, ты лети-плыви небом-морем,
И везде − семь футов под килем, и всегда − попутного ветра!
27.03.2022
Ольга Беньяминова
Родом из Воронежа, закончила Воронежский университет, факультет прикладной математики. С 2020 года живёт в Иерусалиме, работник Яд ва-Шем — израильского национального мемориала Холокоста.