646 Views
Расхожий литературный образ “псов войны” базируется на трёх китах – трагедии Уильяма Шекспира “Юлий Цезарь”, романе Фредерика Форсайта “Псы войны” и одноимённой песне Pink Floyd. Сейчас, благодаря стихам Андрея Костинского, я обратил внимание, что классический образ снова в ходу, но смысл его радикально изменился. Когда закончится война (Господь знает, как мы молимся и ждём!), возможно, именно эти стихи станут её историей, и о “псах войны” ещё вспомнят.
Уильяма Шекспира принято цитировать – возможно, лишь немногим реже, чем Библию. Всего две строки, оброненные мимоходом, обладают огромной силой: “На всю страну монаршим криком грянет: «Пощады нет!» — и спустит псов войны”. Историк, писатель, антифашист и – что там скрывать – агент британской разведки Фредерик Форсайт, конечно, известен, в первую очередь своими книгами о “крысиных тропах”, которыми скрывались от правосудия беглые нацисты. Шекспировская цитата выхвачена им из контекста: в романе “Псы войны” писатель имеет в виду не абстрактные силы зла, а вполне конкретных солдат-наёмников, к которым он лично относится без малейшей симпатии. Не могу точно сказать, называли ли “псами войны” наёмников до Форсайта, но то, что именно он ввёл этот образ в массовую культуру – несомненно. Немало повлиял на это и одноимённый фильм, вышедший в 1981 году. Дэвид Гилмор и Pink Floyd сочинили одноименную песню тогда, когда этот образ был мейнстримом. Содержание песни мало что добавляет к нему – речь идёт о политиках и дельцах, поджигателях войны. Композиция вошла в популярный альбом группы “A momentary lapse of reason”, а также в течение нескольких лет исполнялась на концертах.
С помощью коллег мне удалось собрать несколько стихов, где упоминаются “псы войны”. Их авторы – современные поэты русского и украинского происхождения, пишущие о войне в Украине. Некоторые – непосредственно в зоне боевых действий.
Наиболее полное развитие образ получил в стихотворении Татьяны Дружининой – поэтессе из Новосибирска, ныне живущей в Германии и, насколько можно судить по отдельным известным мне фактам, активно занимающейся помощью беженцам.
Татьяна Дружинина
https://litpoint.press/2022/06/24/ya-zagadayu-tsely/
Всё пройдёт и отхлынет – своим чередом:
Псы войны возвратятся до будок,
И насытится почва кровавой едой,
Но никто ничего не забудет.
Это воспоминание – волчий билет,
Оно мокрым хвостом волочится.
Через три поколения будет болеть,
Раздражающе, неизлечимо.
Эти думы шершавые – стая собак,
Так вгрызаются лихо и крепко,
Что почти не осталось себя для себя,
Только чуточка. Я её грею.
Только жмень да маленько меня у меня,
Но – достаточно, даже и много,
Чтоб растить из детей беззаботный мирняк,
Обещать к дню рожденья щеночка.
Также близка к классической трактовка харьковского поэта Дмитрия Близнюка, пишущего стихи в обстреливаемом каждый день городе, на волосок от смерти. Эти стихотворения – чистые эмоции очевидца, которым невозможно не верить.
Дмитрий Близнюк
https://litpoint.press/2022/09/04/3229/
тишина между арт-обстрелами
ты цепью привязан к маньячной овчарке —
не кусает, тварь,
просто держит твое горло в пасти.
мы мертвы в точке А,
но живы в точке Б
и все это происходит одновременно.
Другая сторона образа “псов войны” – это лейтмотив абсолютного подчинения. Мне попалось несколько сильных текстов на эту тему, но самый колоритный из них – это “Марш привязанных”, написанный московским театральным режиссёром Александрой Нероновой для пьесы Константина Сергиенко “Собаки” (или, как её ещё называют, “Овраг”).
Александра Неронова. Марш Привязанных
Мира шаткие опоры
До основ потрясены:
Наступает время своры,
Время драки и войны.
Для того еще от века
Существует наша рать,
Чтобы ради человека
Грызть, насиловать и рвать!
Наш закон, прямой и краткий,
Кровью выписан в пыли:
«Нарушителей порядка
Мы сотрем с лица земли!»
Алкаши, бомжи и воры,
Нам живущие назло –
Наступило время своры.
Ваше время истекло.
Пусть любому станет страшно,
Кто услышит грозный лай:
Стая – это день вчерашний,
Свора – новый.
Выбирай.
Мы одну лишь веру знаем,
Остальное – миражи:
Прикажи убить, Хозяин,
Изувечить прикажи!
Мощь традиций, крепость рода,
Сильных мышц тугая стать…
Кто еще сказал «свобода»?
Можешь горло подставлять!
Мира прежнего остатки
Пусть живут еще пока…
Скоро будет все в порядке –
Силой духа
И клыка.
Также тема подчинения собаки ёмко и жёстко сформулирована в коротком верлибре петербургской поэтессы Юлии Мишаниной.
Юлия Мишанина
https://litpoint.press/2022/09/22/3049/
сука тявкает на щенка
будешь плохо себя вести собака придет огромная
и заберет тебя без ошейника и поводка
унесет за калитку а там молока
не будет ни капли а если вода то черная
и тебе там ни цепи ни будки
а без них как известно никакого будущего
одна беззаборность кромешная
и даже луны не замечено
только чужие собаки и их людей стаи
стоят за всеми заборами мира
и надо лаять на них лаять
и да упадет кость в миску
жизнь наполняя смыслом
и обрубая хвост
чтобы забор прирос
“Фараоновы псы” в качестве то ли слуг, то ли и впрямь псов появляются в стихотворении американского поэта Виктора Фета. Этот текст хорош своей многозначностью: помимо актуальных событий в нём переплетаются исторические и ветхозаветные аллюзии.
Виктор Фет. Баллада
https://litpoint.press/2022/09/10/zapisi-v-puti/
Уходит эпоха, как след на песке,
и всё это видно в таком далеке,
что впору с сынами Эола
отыскивать формы глагола
на греческом и на латыни
среди бесконечной пустыни.
Отсюда одна только тема видна,
как ныне сбирается сам сатана
с вальпургиевым легионом
скакать по полям опалённым,
но чуда Христова в Гадарской стране
никто не увидит на этой войне.
И псы фараоновы сходят с ума,
и их извергает геенна сама,
они пустотелы и бодры:
их тьмы, легионы, леодры;
за ними фертштееров верных тьмы тем
выходят из мрака пещерных систем.
Их мозг распирает трусливая спесь,
и мир наполняет горючая взвесь,
смесь Молотова-Риббентропа;
во сне догорает Европа,
но взгляды отводятся мрачно,
и молвят: «не всё однозначно».
Чьё страстное слово взорвёт забытьё?
Кто вырвет из камня и меч, и копьё?
Праща поразит исполина
иль меткий удар джавелина?
И мерзкое марево ада
прорвёт ли простая баллада?
Стихотворение берлинского поэта Александра Дельфинова “Пёс с человеческими руками” создаёт абстрактный, но убедительный образ жестокостей войны и человеческого ужаса перед ней.
Александр Дельфинов. Пёс с человеческими руками
https://litpoint.press/2022/05/26/ps-s-tchelovetcheskimi-rukami/
Прошлое входит в дом и садится передо мной,
Как пёс-мутант с человеческими руками,
И пялится прямо в душу, придавленную войной,
Молчит и моргает не веками, а веками.
А я чем-то занят: заполнить спешу формуляр,
За газ заплатить (да и сам вроде как под газом),
Подпись на чеке: «Александр Александрович Симулякр»,
Прошёл сквозь бумажный огонь да накрылся медным экстазом.
И я как бы не чувствую, не замечаю этого пса,
Хвост постоянно виляет у ног моих здесь хотя им,
А ведь, между прочим, аз есмь его злой хозяин,
И от взгляда на шерсть его так и лезут на зад глаза.
«Бау! Вау!» – прошлое лает (ну, что, покурить травы?),
Любовь убегает за весом, у каждой культуры отмена есть,
То ли три кобры склонились ко мне, то ли три головы
Собачьи, а рядом – красотка Ненависть.
Я говорю ей: «Тебе что надо? Уйди, отстань»,
А она отвечает: «Давай целоваться, Сань!»
Я говорю ей: «Да сгинь ты, господня срань!»
А она отвечает: «Куда ж я в такую рань».
Было, не было, да прошло, закопали милых,
Раскатали асфальт над ямами, сделали луна-парк,
Во имя отца народов, пиво, вино, табак,
А они под аттракционами ворочаются в могилах.
Было, не было, а кто старое второпях помянет,
Тому барин вольной не выдаст, свинья его деток съест,
Председатель партии мёртвых всех соберёт на съезд,
Я и сам на пути туда, но пока ещё там меня нет,
И моё настоящее, словно ящерица в железном ящике,
Таращится в будущее, а там только тьма и тьма.
«Эй, что вы делаете? Кто вы? Куда же меня вы тащите?»
Но тюремщики – просто дни, и куда тут ни ткни – тюрьма.
Я говорю, бормочу, мычу, но ни бе, ни ме,
Рот забит целофаном, состояние тошное.
Я молча кричу: «Зачем ты пришло ко мне?!»
«Бау! Вау!» – отвечает прошлое.
И, возможно, поэтому пятьдесят первой моей весной,
Куда деться, не знаю, с торчащими из языка стихами,
Когда входит прошлое и садится передо мной,
Как страшный пёс с человеческими руками.
Эпичное стихотворение московского поэта Феликса Максимова посвящено собаке как символу верности.
Феликс Максимов. Псоглавец
https://litpoint.press/2022/10/06/krasnaya-kniga-segodnya-krasna-osobenno/
Не, ты в глаза мне смотри, не вороти рыло,
Не кашляй в бушлатные рукава.
Тут раньше все наше! Все наше тут раньше было:
Лес, ларьки, переходы и летающие острова.
Эти вот блемии. У них рот на пузе
Вместо пупка прорезь, вместо зенок — соски.
Они приспособились! А вот при Союзе
Хлопали нам в президиуме, кушали ништяки.
Эти вот, пигмеи. Ты видел — что в лоб, что по лбу,
Джинсою трясли на рынке, «падхади, пять рублей!»
Варили из кошек мыло, меняли пшено на полбу.
Гоп-стопили на болотах беспаспортных журавлей.
Эти вот, я не помню, такие не муж, не баба
Прикинь, ни рыба, ни мясо, не Гоголь и не Корней.
Они нас первые предали. Таскались по модным клабам
И малолеток наших вели в приват-кабинет.
Читали им там Крапивина, поили их там портвеем.
Пудрили коксом ноздри, врали про Карлсбад.
А я, прикинь, не поддался. А я горевал и верил.
А я два кредита выплатил. И третий не взял. Судьба.
Они им дарили гольфики, белые до колена,
Они их учили плакать и говорить: Зиг хайль!
В клубной курилке плакал нэпман Захар Прилепин
И подавал коктейли вечный грядущий хам.
Ты мне зажигалку даришь, и пятишься « я согласен»,
Двуногий, бритоголовый, два уха и две губы.
Смотри на меня, земеля, я — бобик. Простой псоглавец.
Я верю в Муму, в Каштанку, в Черный и Белый Бим.
Сгорели Белка и Стрелка, и Жучка в колодце выла,
И Артемон не выжил и Лесси нас не спасла.
Тут раньше все было наше. Всё наше тут раньше было.
Балашиха и Опалиха. И девушка без весла.
Умеешь правою задней чесать левое ухо?
Умеешь течную суку учуять за километр?
На следующей выходишь? Ну ладно, дай пять, братуха.
Давай поцелую в десна, давай погадаю смерть.
Последний псоглавец выйдет на грёбаном полустанке.
Острую сучью морду в злую воткнет луну.
Выпьет пивка из банки. Вспомнит шаманов-старцев
И пойдет без дороги, в правую сторону.
Вот соловей защелкал, вот потянуло хлебом,
Вот телефон мобильный кракнул под каблуком.
Сын мой, иди направо. Нет, не шатнись налево.
Да, твой плевок на глине дороже чем их Лукойл.
Пасха для всех псоглавцев грянет собачьим хором,
Если мы крикнем «Где вы» — мертвые скажут: Гаф.
Где мой отец Акела? Где моя мама? Холод.
Там где невеста — Гайя, там я твой буду Гай.
Вот он идет — последний. Фляга, купюры, паспорт
Дачи, столбы, паромы, яблоки, крепость, Брест.
Сумка. И куртка хаки. Скоро весна и Пасха.
И в новостях объявят: Этот опять воскрес.
Мы, псоглавцы, прикинулись шлюхами с алкашами,
Мы паспорта сменили, стопом поедем в Крым.
Знаете, я умею так шевелить ушами
Что двум земным полушариям
Стыдно и нечем крыть.
Образ собаки-жертвы ярко рисует москвичка Мио Гранд. Мешанина обрывочных сюжетов и образов с повторяющимся видением мёртвой собаки – всё это похоже на страшное сновидение, продолжающееся в реальности.
Мио Гранд
https://litpoint.press/2022/07/14/1862/
Я знаю, дети, страх какого цвета:
Он цвета позвоночника собаки,
Убитой за последнюю конфету
В нечестной драке.
Я видела эрекцию хирурга,
Который спал у стенки в коридоре.
В сгоревшем храме вопли Демиурга
Я слышала, холодная от горя.
Фарфоровое счастье мещанина
Так просит лишней горсти мармелада,
Тем временем болтается штанина
У двери ада,
А там такие буквы на бумаге,
Такие военкомные обряды,
В конверте заверения в отваге,
Такие яды,
Что даже мальчик вывернул бы ножку,
Стараясь соответствовать режиму.
Терпите, дети, сядем на дорожку
Иль на пружину,
Что там от корпуса осталось:
Три раскладушки?
Какая разница, какая жалость,
Какие ушки,
Как палка с хрустом в глаз вошла. Ресницы
Ещё дрожали, пока шли ракеты.
Я – няня сумасшедшая, мне снится,
Как сложно находить в дыму береты,
Хватать за банты, отрывать манжеты,
Тянуть к себе пустые рукава…
…вот дети, в парк зверей билеты,
собака там с конфетой и жива…
Поэтическая манера Андрея Костинского может заставить подумать, что “собаки войны” в его стихах также представляют собой некий абстрактный образ, но на самом деле это совершенно не так. Стихи Андрея, как и тексты большинства современных украинских поэтов – это дневник человека во время войны. Он пишет о собаках именно как о собаках: “я просто не называю никогда псами собачек”. Это стихотворение – “из реальной жизни: мы с Леной-соседкой эвакуировали её собачек под обстрелами, и кошек; свою же я эвакуировал через день”.
Андрей Костинский
https://litpoint.press/2022/09/19/3503/
собаки войны не знают, что это война
вой на луну не вой — на вой не придёт луна
новой небесной твердью ангелы скутерят
смотрят на то, как собак осколки снарядов щадят
когда же хозяин выводит из сызмальского двора
чтобы спасти/уехать туда где пока тишина
они не знают но верят что человек — друг
а то что стреляет такой же — так то берут на испуг
и то что уже нет дома — того не будет страшней
когда остаёшься безлюдной — без войны или на войне
Точно такая же публицистичность – в стихах Милы Машновой, также харьковчанки:
Мила Машнова
https://litpoint.press/2022/10/22/lishy-ob-odnom-hrista-molyu/
Жизнь – это суки, глядящие мне в глаза
Из непроглядных уличных подворотен
С жадным желанием руки, скуля, лизать.
Сукам везёт хоть в чём-то – у них нет родин.
Жизнь – это кладбище, город сырых могил
(Запах земли и смерти ни с чем не спутать),
Где на табличках даты: «родился – жил»…
Жаль, что не пишут «счастлив» в годах/минутах.
Жизнь – это крыши осунувшихся домов,
Это шеренги полупустых бутылок;
Смена сердечного статуса – оn на оff,
Пирсинг, тату, тоннели, «под ноль» – затылок…
Жизнь – это вирус тотальной искусной лжи.
Первый обман – рождение без пролога.
Жизнь это то, что ни распороть, ни сшить –
Чек на погост в прозрачных карманах Бога.
Какой можно сделать вывод из вышесказанного? Скорее всего, только один. Да, поэзия по-прежнему бессильна перед войной – так было всегда, и так всегда будет. Но всё-таки – как же морально поддерживает, что столько людей в разных уголках мира искренне желают мира и пишут об этом на одном языке! Очень хочется надеяться, что это снизит накал ненависти и предотвратит хотя бы отчасти будущие бедствия.
Мартин Шмитц
Родился в СССР. Изучал историю, богословие, литературу. Размещённые под моим именем тексты являются частным мнением верующего человека. По этой причине автор скрывается за псевдонимом, образованном от имён двух деятелей Исповедующей церкви - немецких антифашистов Мартина Нимёллера и Елизаветы Шмитц. "Нам кажется, что сейчас наступили самые страшные времена, и нужно искать новое решение, как выжить, как не потерять честь и достоинство. Но это не так. В истории бывали и другие страшные времена. И всегда находились люди, которые делали выбор всей своей жизни. Я считаю своей миссией рассказывать на русском языке всем, кому нужна духовная поддержка, истории о смелых людях - которые на самом деле были точно такими же, как и мы все. Надеюсь, мои заметки придадут вам сил на вашем собственном пути"