500 Views
Всем жертвам военного и мирного атома
1.
Мне исполнилось шесть. Но это – в далёком прошлом.
Ведь мне уже шесть с половиной!
Немало прожил.
Пока что – беспечно.
(Потом я немало вагонов
сменил на жизненных перегонах.
И уже – пятьсятшесть с половиной…)
Такая картинка:
Время действия: пятый год Космической Эры.
Место действия: станция Половинка.
Это значит – еще половина пути до Конечной.
До Точки.
До Полигона.
2.
Половинка – посёлок Чаган атомных пионеров,
заброшенных в степи казахского Марса «всерьёз и надолго»,
построен с размахом – есть новая школа и Дом офицеров,
в гарнизонном продмаге
есть белая булка и сливочные тянучки,
и только намёком о вечном гулаге
почти незаметная глазу «колючка»,
и только наплывом во сне невозможная Волга.
3.
Чаган – это
та же полынь, или чернобыль.
Еще не написан ядерный Апока́липсис,
это – всего лишь приквел,
и мы еще не покаялись,
мы ещё не задумались даже.
Это – белый огонь,
это – чёрная пыль,
это – чревная боль,
это – чёртова быль,
это – белая соль,
покрытая атомной сажей.
Не смыть её и семи Пилатам.
Добро пожаловать на Полигон.
Адрес: Семипалатинск.
4.
Степьдастепь, изъеденная суховеем.
Саксаулы – пустынные лаокооны – от жары осовели,
и бьют откровенно на жалость,
высасывая стронций.
Скелетики перекати-поля
летучих ежат
в пыльном мареве робко
дрожат,
прибившись к бетонным коробкам,
как призраки, населявшие инопланетный пейзаж
из Марсианских Хроник.
5.
Про́мельк:
над городком двое «небесных братьев»
знай накручивают спирали
под куполом звёздного цирка
простым и высоким –
вертят мёртвые петли, как два мотоцикла
на космическом ралли.
Их позывные: «беркут» и «сокол».
6.
Я знаю секретную тайну:
в степи, за чертой городка, птенец похоронен.
Его клюв упирается в иллюминатор
из часового стекла,
матовый глаз отшлифован песком.
Он смотрит из вечности в микроскоп,
ископаемый беркут, а может быть – сокол.
Вероятно, через много веков
исследователи цивилизации,
изучив её по осколкам,
обнаружат этот «секретик»,
когда бури шершавые пальцы
покрывало стряхнут полынное
песчаного савана смерти,
чтобы оплакать невинного
брата меньшого, как Антигона.
Сукой бездомной тычась,
оплачет она –
сколько тех братьев?
Сорок ли тысяч?
Спросите
у Полигона.
7.
Я знаю ещё кое-что. Родители,
сидя на кухне, хлюпко хрустя арбузом,
(арбузы в этом году восхитительны – ешь «от пуза»!
хоть и приказано их запахать – возмутительно!)
вчера говорили: волков обнаружили в балках…
С нашей лестницы – вход на чердак,
там сушат бельё, и прячется страх. Это ж как
они попадают на эти балки?!
То-то слышится – жалко
(хотя и зловеще) воют на чердаке по ночам…
Только сунутся – буду гостей незваных встречать
из водяных пистолетов ис-пе-пе-ля-ю-щим залпом.
8.
Сержант, словно женщину, гладит свой мотороллер.
Ветрово́е стекло покрыто матом колючих песчинок,
проникающих в каждую потную складку,
но, как сахар, не тающих,
а противно скрипящих толченым стеклом на зубах.
Не сладко
солдатам из отделения дозиметрического контроля
в защитном х/б и пучеглазых противогазах,
с открученной на полрезьбы фильтра коробкой,
чтобы легче дышалось – ведь жарища здесь та ещё –
лёгкими на помине вдыхая невидимую заразу,
неслышным призраком проникающую
под плащ-палатку,
под кожу, и в кости, и в лимфу, и в сперму,
и в господа душу мать,
но, наверно,
мёртворождённому – сраму
в миру́ не имать.
9.
Ту-16, беременный «специзделием»,
под недрёманным оком
зенитно-ракетного дивизиона
(вдруг у лётчика крышу снесёт,
и вместо цели он
положит «изделие» за окоём, ибо нет
кошмара страшнее, как любит майор
капитану ГБ поведать под водку)
выплывает на стрежень реки из бетона,
и саранчой многотонной
взлетает: «Ребята, скорей сковородку
подставьте под яйца, когда йибанет».
10.
Дядя Боря, седой комендант, проводит ученья
среди контингента из жён и детей техсостава.
Такая подстава:
на го́ре, согласно инструкций,
для них не положены бомбоубежища…
Приказано: в случае взрыва покинуть дома
без промедленья,
чтобы травм и увечий от обрушенья
железобетонных конструкций
избежать, по возможности, и прибежища
срочно искать под защитой песчаного берега
Иртыша (или брега, кому как нравится).
Не дыша,
ожидать потрясения
основ, или землетрясения,
на ударной волне
от ударников ядерной гонки
с Америкой,
необходимой стране,
чтобы справиться
с этой подлой, империалистической бандой
подонков,
показать ей кузькину мать!
Вот забавно:
если накроет –
так берег покроет,
и саван укроет –
песчаный, прощальный, последнепричальный –
да так, что не надо и похоронной команды.
11.
Из репродуктора над пропылённым плацем,
над чахлыми деревцами, над бетонкой аэродромной
слышен чеканный шаг –
это идут пираты
Карибского моря,
сапог подковками клацая
(ах, эти волшебнозвучащие острова́ Эльдорадо:
Гренада, Ямайка, Анти́гуа и Барба́дос!)
Угомонившийся, дремлет враг,
безусловно, себе на го́ре,
товарищу Че – на радость.
Это идут “барбу́дос” –
варвары чернобородые, пьяные революцией беспробудно,
и немного – кубинским ромом,
сжимая ракеты гаванских сигар сахарными зубами,
и «калашниковы» руками,
мозолистыми от мачете и тростника.
Эти наверняка
знают: победа будет за нами.
12.
Но вот репродуктор хрипит: «боевая тревога»!
Пора приспосабливать к делу урок коменданта.
Анданте.
К обрыву! Без паники! (кульминация в приквеле…)
Хотя пробирает страхом. Немного.
Поскольку привыкли
к этим «ярче тысячи солнц» на горизонте.
Под зонтик
ядерный спрячем товарища команданте.
Пока же – будет крепчать паранойя.
Будем в экстазе кричать:
Куба, любовь моя! Да! Да!
Нам неведома география Данте.
Пока что – нужно иное:
перепахивать оспой свою целину,
пропитывать ядерным ядом
почву казахской Невады
на всю глубину,
и взрывать, и взрывать, и взрывать…
На моей памяти взрывов – семьдесят два.
Вот такие дела…
Семь-десят-два, да ещё два,
довеском позже,
на каждый про́житый год в «империи зла».
Мы любим козла
отпущения
за острые ощущения:
взрывать, взрывать, и взрывать…
Взвейся кострами
ядерная зола!
Мы землю просрали.
Нам – наплевать.
13.
Как на ученьях, организованно, по завывающему сигналу,
дети-женщины-старики ручейками из близлежащих домов,
в которых окна устали стеклить,
захватив документы и ценные вещи, стеклись
к месту сбора на берегу. Их немало.
Небольшая толпа
офицерскими жёнами, словно овчарками, сбитая в детское стадо.
Я тоже в кармане сжимаю ценную вещь – коробок
с волшебными, красноголовыми спичками,
на котором советский кулак поражает агрессора в бок.
Как назло – в уборную надо.
Приспичило…
Ну потерпи, дружок.
14.
Воздух звонким маревом виснет над головой.
У воды – хорошо, ветерок доносит прохладу.
Надо ждать и почему-то не двигаться,
как в охоте на злую медведицу.
Нужно терпение – ого-го.
Ожидание звука и света, словно в начале творения.
Рядом – соседский мальчик. Кажется, Женя.
Шёпотом:
«Спорим на твой коробок,
что ты сдрейфишь в гляделки –
ставлю кубинскую марку с Фиделем».
Это – дело, ведь марка с Фиделем – сокровище несомненное,
хоть место действия несвоевременное,
но сила воли во мне – железная,
закалённая долгим опытом –
значит будет победа за мной непременно.
Значит – замётано.
15.
Отделение разведчиков-дозиметристов,
переговариваясь беззлобно-матерно,
следит за каждым сержантским движением,
чтоб по команде
выдвинуться на объект.
В зону. К учебным целям – бетонным коробкам
«жилгородка», бронетехнике и манекенам, а также коровам
и свиньям, прикованным к стойлам, безгласным статистам,
жертвенным агнцам для ядерного всесожжения
при одобрении всенародном.
А после замеров – можно по триста,
в порядке дезактивации, в трансформаторной,
под черепом с надписью «не влезай – убьет».
16.
Упёршись зрачками, глядим друг на друга,
у него – облупленный нос, нету переднего зуба,
радужка цвета маренго, не видно белесых ресниц.
Нельзя отвести
взгляда,
нельзя показать
испуга,
нельзя даже моргнуть,
это – блиц.
Иначе – всё, задача будет провалена, как
пить дать, и не видать,
как ушей, волшебного коробка,
тем более – негашёного команданте,
да-что-же-так-нестерпимо-надо-«по-маленькому»!
17.
Команда к бомбометанию. Сброс.
Разошлись самолеты ножницами.
Летит «специзделие» – спецпиздец, теперь – разбегайтесь врозь,
выключайте аппаратуру, уши зажмите, глаза закройте,
и ложитесь ногами по направлению к взрыву,
щас на вас испытает ато́мную мощь любимая Родина…
… Вроде бы,
в верхних слоях атмосферы вспышка должна была быть,
Ту-16 уходит на запад, люки закрыв.
Кто же знал, что так сложится…
А «изделие» всё летит и летит, напоминая летучую рыбу.
Когда же врежется
в землю – тогда неминуем наземный ядерный взрыв.
18.
Слёзы текут и текут, ничего,
но ужасней всего,
что вскоре не только они
тёплыми струйками скатятся вниз.
Матч проигран, и противоборство сторон
может кончиться крахом,
позором, страхом.
Что ж, Фидель остаётся на Плайя-Хиро́н,
и красные спичечные боеголовки
из коробки
с литым кулаком,
сокрушающим молотком и серпом
чёрный вражеский В-52,
переходят к соседу. Едва
ли это самое страшное…
Немедля отседа!
Бежать, наплевав на запреты, –
выхода нету.
Нет, выхода – нету.
И вот – я несусь, сломя голову, вверх по обрыву,
тишина студенистою массой заполнила уши
в ожидании взрыва.
Слу-у-ушай!
19.
Доля секунды вмещает будущего спираль:
лётчиков, круто закладывающих вираж,
бегущих солдат отделения радиационной разведки,
накрытых облаком взрыва случайно –
дозиметры посходили с ума, захлебнувшись от треска
рентген, барабанящих в череп отчаянно.
Неукротимый Фидель
фигу для янки готовит близ Сан-Кристобаль,
«остров свободы» теперь защищён.
(Команданте со штурма казармы Монкада так не рисковал…)
Кеннеди и Хрущёв
играют в гляделки,
каждый руку держит на атомной кнопке,
и уже всё равно,
прошлое было
бело́ бы, черно́ бы –
на мгновенье приоткрылось окно:
позади – Хиросима
впереди – Фукусима
посередине – Чернобыль.
20.
Время секунду плавит.
Я – наверху, на свободе, весь
страх изливается сильной струёй,
бьющей в полынь или – чаган, как её
называют здесь,
а за степным горизонтом встаёт
ослепительно-белое пламя.
Примечания
1. 7 августа 1962 года. СССР, Казахстан, Семипалатинский испытательный полигон. Случай аварийного облучения при испытаниях ядерного оружия. Вместо запланированного воздушного ядерного взрыва произошел наземный мощностью 9,9 кт. Мобильная группа радиационной разведки из испытателей полигона из-за неправильного маневра попала в зону интенсивного выпадения радиоактивных осадков и подверглась облучению дозой около 40 рентген. Радиоактивное облако от этого взрыва появилось над городком испытателей. На момент его прохода уровни радиации в городке составляли 0,5-1,0 Р/ч. Оцененные дозы облучения населения при этом могли достигать 1 рентген (Семипалатинский полигон, 1997)
2. С 1949 по 1989 год на Семипалатинском ядерном полигоне было произведено не менее 468 ядерных испытаний, в которых было взорвано не менее 616 ядерных и термоядерных устройств, в том числе: 125 атмосферных (26 наземных, 91 воздушных, 8 высотных); 343 испытательных ядерных взрыва под землей (из них 215 в штольнях и 128 в скважинах). Были проведены также десятки гидроядерных и гидродинамических испытаний (т. н. «НЦР» — неполные цепные реакции). Суммарная мощность ядерных зарядов, испытанных в период с 1949 по 1963 годы на Семипалатинском полигоне, в 2500 раз превысила мощность атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму. За пределы полигона вышли радиоактивные облака 55 воздушных и наземных взрывов и газовая фракция 169 подземных испытаний. Именно эти 224 взрыва обусловили радиационное загрязнение всей восточной части территории Казахстана.
3. Карибский кризис — острое противостояние между СССР и США, вызванное размещением Советским Союзом ядерных ракет на Кубе в октябре 1962. Он имел исключительно важное психологическое и историческое значение. Человечество впервые в своей истории оказалось на грани самоуничтожения. «Чёрная суббота» 27 октября 1962 — день, когда мир был ближе всего к глобальной ядерной войне.
4. “Сокол” и “Беркут” – позывные участников группового космического полёта (“небесных братьев”) космонавтов А. Николаева (“Восток-3”) и П. Поповича (“Восток-4”).
5. “Куба — любовь моя” — популярная советская песня о Кубинской революции, была написана композитором Александрой Пахмутовой на слова Николая Добронравова и Сергея Гребенникова, к приезду Фиделя Кастро в город Братск в 1962 году.
6. Наибольшее накопление стронция-90 происходит в растущем организме, причём этот радионуклид, осевший в костях, крайне трудно из него выводится. В то же время, цезий-137 относительно легко удаляется из организма, преимущественно с мочой.
Валентин Емелин
Валентин Емелин родился в Москве в 1956 г., закончил Санкт-Петербургский государственный Технологический институт (технический университет) и Гарвардский университет. Живёт в Колбъёрнсвике (Норвегия). Работает в Центре сотрудничества с Программой ООН по окружающей среде ГРИД-Арендал, старший советник, директор программы. Поэт, переводчик. Переводы с английского, немецкого, шведского, датского и норвежского языков публиковались в журналах «Интерпоэзия» (США), «Эмигрантская Лира» (Бельгия), «Вышгород» (Эстония), «Белый Ворон» (Россия); поэмы и стихи – в журналах «Дружба Народов» и «Белый Ворон», антологии «Дежавю», сетевых журналах «Белый Мамонт», «Буквица» и «Золотое Руно». Автор перевода семейной саги Денниса Нурксе «Голоса над Водой», автор и редактор (совместно с Галиной Ицкович) сборника переводов «Женская поэзия Америки» и сборника стихов 9 авторов “Истории. Нарративная поэзия XXI».