326 Views
Предчувствие
Ночь сентября-особенная ночь,
Богам не важно , сын ты или дочь.
Богов не существует. Только море
Бьёт по песку серебряным хвостом,
И кто-то вечный шепчет тонким ртом,
Что жизнь горит рубашкою на воре,
Что этот вор всего лишь смертный ты.
Всё, что имеешь, взял у Пустоты,
Стоишь и куришь в лунном коридоре.
А как отдать-дрожит твоя рука,
Смотри, ты превратился в старика
На набережной где-то на Босфоре.
Не убивал, как ждёт твоя страна,
Не запивал допрос глотком вина.
Скажите, на Лубянке тихи зори?
Не заслужил креста в чужой земле
И чарки у соседа на столе,
Что вспомнит вскользь о Коле. Или Боре?
Прощай, оружие!
Как будешь жить, когда сгорит земля,
Как будешь пить за здравье среди смерти?
Вот это были сёла и поля.
Поверьте!
Вот чайник, вот альбом, карандаши,
Вот сумка с документами и платьем.
Играет марш республики Виши.
Братьям.
Играет марш безжизненный, дурной
Поверх неумолимой колыбельной,
И крестик наливается виной.
Нательный.
И тянет вниз к совсем чужой земле,
Холодной в абрикосовом июле.
Что жизнь твоя? Лишь песня о золе
И пуле?!
Могилизация
На земле Вергилия и Данта
Я живу, забытая отчизной.
Школьный вальс ( ах, газовые банты!)
Завершился сборами и тризной.
В топку всё: дипломы и портфели.
Чай из трав могильных на дорожку.
Чернецы на клиросе запели.
В двадцать смерть приходит понарошку.
В двадцать смерть- последняя игрушка,
Первый секс, экскурсия на Лету.
И потешный выстрел из Царь-Пушки
Оглушает маленькое лето.
На земле Вергилия и Данта
Я живу, забытая отчизной.
О свободе сказано у Канта,
А о смерти лучше русской тризной.
* * *
Покинуть край берёзок и ольхи,
Уйти грустить в любимые стихи,
Не тронув ни вина, ни сигареты.
Не вспомнить, почему такой покой,
Что сталось с переправой и с ольхой?
Осыпались златые эполеты.
Октябрь, отчего такой разор?
Ни журавля, ни свадьбы, ни борзой,
И листья- пожелтевшие билеты
На оперу, на море, на каток.
И памяти сиреневый платок
Наброшен на иранские ракеты.
Песнь холода
Я слушала «Инверно» Де Андре,
И мир вступал в отчаянную зиму.
За окнами миланских кабаре
Малиновое солнце тянут к Риму
Упряжки запоздалых журавлей,
Выходит ветер в парки с саксофоном.
И серебрится скарабей-Харлей,
Оставленный у бара под плафоном
Ажурным городского фонаря.
Дым фабрик оседает по предместьям.
И осень, завершая свой обряд,
Вручает мир рождественской Невесте-
Зиме. Как холодна её рука
В капроновой искрящейся перчатке!
Зима, зима- невеста смельчака,
Последняя картинка на сетчатке.