353 Views
* * *
Чтобы забыть о тебе, потребовалась война —
странная муть, поднявшаяся со дна,
морок, укрывший рассеянную фигуру.
Хмуро латаю поехавший мой чердак,
а в неожиданно чуждых твоих чертах —
семь поколений невозмутимых гуру.
«Ты отделяй основное от шелухи…
Скромный наш хлеб — любить и писать стихи…
Тихо живи, на чужие поля не зарясь…
Ты же всего не знаешь…» — вот это это всё.
Все те слова, от которых сейчас трясёт.
Выключи эту блядскую лучезарность!
Не понимаю отчаянно ни шиша —
лишь вавилонское эхо в моих ушах:
как мы сильны и какие ждали бы нас свершенья!..
Только меня переплавило, передробило в пыль.
Ты отступаешь: ладно — но ты меня не забыл…
Хватит.
Ну правда же, не о чем.
Совершенно.
* * *
Как ты?
Излишне громко.
Сбивчиво, чуть дыша.
Каркающей воронкой стала твоя душа.
Чёртова сингулярность, чёрная пустота –
как ненасытна лярва с бездной на месте рта!
Наш заповедный город больше уже не наш –
наши мечты и споры взяты на карандаш.
Как тебя украшали локоны, и цветы,
и колдовские шали… Помнишь, как я и ты
были светлей и ближе?.. девять веков назад.
Как же я ненавижу их за твои глаза,
выцветшие от боли, выжженные дотла!..
Снова над минным полем стонут колокола.
Как ты?
Нет права даже выйти из берегов.
Я говорю всё так же на языке врагов.
Может, и он в ответе – только, пока ты там,
я ни за что на свете им его не отдам!
…Как мы могли когда-то – звонко и о любви…
Нет, не прощай, не надо. Выживи. Оживи.
* * *
Это было смешно — пастораль-свирель
и стишочки из милых книг.
Зверь во мне ненавидит других зверей,
потерявших звериный лик,
преступивших священные рубежи
не для пищи, не для тепла.
Зверь во мне абсолютно не терпит лжи,
хоть рождён из прямого зла.
Хоть и был закалён на таких кострах,
на которых сжигали встарь,
зверь во мне посылает чуму и страх
по движенью звериных стай.
Собирай их обратно в гнилой загон,
раскалённое серебро!
Потому что превыше всего — закон:
«Мы с тобой одной крови, бро…»
В их потухших глазницах резвится бес,
кто позволил ему — сюда?
Зверь во мне ожидает огня с небес,
справедливости и суда
за разрушенный мир, за глумленье морд,
за истерзанный Млечный путь.
Это вовсе не молния, но измор —
никому теперь не уснуть.
Все дороги отныне сплелись в клубок,
колыбельные — в жуткий лай.
Просыпайся, жестокий звериный бог —
убивай! Убивай! Убивай!
* * *
Back to black, back to dark.
В холодной крови пробуждается Арья Старк.
Сегодня нельзя неточно и сгоряча:
приблизился день меча.
Поле бранное — речь.
Здесь каждое слово — музыка и картечь.
Пульнёшь в молоко, сбежишь, пожалеешь яд —
ты будешь плохой солдат.
Так держись и не плачь.
Пока ты в строю, полно для тебя задач.
Так жаль, не жалея, не жди никаких чудес.
Для этого ты и здесь.
Что ни слог — то трофей.
В иных временах ты была бы царицей фей,
а нынче твоё неуместное волшебство
годится для одного.
Ты — лишь тень, ты — пунктир.
Потом пусть приходят другие отстроить мир,
плести кружева, скользить по крутым волнам —
это уже не нам.
Минск
Приедешь на денёк – в Багдаде всё спокойно,
стабильно, как всегда, чего ещё хотеть?
Смутьяны под замком. Не задевают войны.
Отличный урожай. Растёт авторитет.
Так прячет наркоман исколотые вены
в цветастых рукавах, но бегают глаза.
Так тяжелобольной, молча о сокровенном,
смеётся невпопад, косясь на образа.
«Как, вероятно, вам…» – немыслимая арка,
чахоточной красы бесплодные слова.
Ещё беспечны дни, но осень патриарха
уже вошла в свои законные права.
Отступишь разглядеть грозу на горизонте.
Уедешь далеко, в безмолвии скорбя.
Траянский Саламин, Венеция Висконти,
куда мне без тебя? Куда мне без тебя?
* * *
Ни к пяти, ни к шести
Не приду, прости.
Потому что сгораю
От ревности.
Потому что война.
Потому что ночь.
Потому что рыдает от страха дочь.
И на плечи бросается хищный век.
Потому что я всё ещё человек –
Но какого-то ляда ещё жива.
Потому что я знаю свои права,
И из них основное хранит печать,
Потому что превыше всего – молчать,
Потому что моё до сих пор моё –
Горький мёд, раскалённое остриё,
Мёртвый выводок, выжженная весна.
Потому что не буду с тобой честна.
Это как приглашение к палачу.
Не приду. Не зови меня.
Не хочу.
* * *
А когда мы уснули, забыв запереть замки,
на пороге возникли белые ходоки –
из-за рухнувших стен, приснопамятна и хрома,
вероломно пришла зима.
А они окружили нас, словно гремучий лес,
и кричали, что нас очевидно попутал бес –
на каком-то чужом исковерканном языке,
заходя в пике.
Шумовые гранаты, летели слова вразброс:
«Мы сильны – с нами вера, Христос, генерал Мороз.
Мы – избранники неба, мессии, нас тьмы и тьмы –
будьте прокляты, кто не мы!»
И из мёртвого моря тысяч пустых глазниц
выплывали фрагменты когда-то знакомых лиц.
И, не в силах поверить, захлёбывалась земля
в чёрных водах этого бесконечного февраля.