584 Views
* * *
Там, где красавица Лета бежит,
Вьётся и переливается.
Противотанковые ежи,
Противопехотные зайцы.
Пёс трёхголовый дверь сторожит
Там, где красавица Лета бежит.
Там, где красавица Лета бежит,
Где пескари недомерки.
Рушатся тихие этажи,
С книжными этажерками.
Водят расстреливать за гаражи,
Там, где красавица Лета бежит.
Там, где красавица Лета бежит,
Слышится бубен железовута.
Волей-неволей живут не по лжи
Да и не больно живут-то.
Пропасть воронья в выжженной ржи
Там, где красавица Лета бежит.
* * *
Я весь путь прошагал средь цветастых открыток.
И похоже, что опыт , наконец, приобрёл:
Серп и молот — простые орудия пыток,
А орудие казни — двуглавый орёл.
И пусть гимны поёт хоровая орава,
Не запомнились мной, нерадивым, они.
Ни куплет про великую нашу державу,
Ни про — боже, царя, будет время, храни.
Я все символы ваши и ржавые скрепки
Не сменю на краюху простого стиха.
Забирайте в прихожей ваши лысые кепки
И валите вы НАХ или ВДНХа.
Trago Dia
Я ем в теченье светового дня,
Из кранов Родины я выпиваю воду
А пользы, скажем прямо, от меня
Как от козла Балтийскому заводу.
И с ужасом я жду, что прокричит:
Начальница профкома в строгом платье:
«Зачем он здесь среди станков торчит,
Кто пропустил козла на предприятье?»
О, женщина, умерь свой хладный пыл,
Пусть нас рассудит Балтика седая.
Ведь я же молодым когда-то был,
И ты была когда-то молодая.
Ведь мы с тобою встретиться могли,
Средь дышащих любовью агрегатов.
И в заводской столовой есть «орли»,
И бодрый ряд пластмассовых салатов.
Вращалась ты в кругу рабочей знати.
Была волне твоя подобна грудь,
Но твой судостроительный халатик
Один лишь я решался расстегнуть.
Давным-давно мы перешли на «вы»,
Тебе теперь милей орденоносцы.
Признание правительства милей…
И я с другого берега Невы
Гляжу, как с ваших гордых стапелей
Бессмысленные сходят броненосцы.
* * *
Голова всё кружится, кружится,
Под ногами обнаруживается то пустота,
То не засохшая красная лужица,
То холмик убитого кота.
То выборные бюллетени,
То кричащие танкам пражане,
То забытые предками тени,
То борода Параджанова.
Рядом целый город обрушивается,
Не оборачивайся назад!
Под ногами красная лужица,
За плечами обугленный сад.
То по Платонову, то по Бабелю,
То именной расстрельный наган,
То тёмно-синие вены-кабели,
То Тяньаньмэнский майдан.
Худо платану, вербе недужится,
Драная сука ,от страха чихающая
И под ногами красная лужица
Непросыхающая.
* * *
Под шум деревьев мне приснился сон:
Какой-то дьявольский завкадрами
Мне сообщил, что я приговорён
К любви Захаровой.
Внимать её речам, стихи её читать,
Заказывать её дворянский вензель,
Ласкать её вертящуюся стать,
И в гости приглашать Небензю.
Я даже не спросил — за что всё это мне?
Я просто сразу умер. В том же сне.
* * *
Лежит человек в холодильнике,
Буквально, как пачка с пельменями
Зачем его где-то родили?
Без роду лежит и без племени.
Без мыслей лежит, без желаний,
В облупленном рефрижераторе
Как бок, извините, бараний,
Ни за и ни против не ратует.
В здоровом таком холодильнике
Не меньше автомобиля.
Он шёл убивать — но, глядите-ка,
Его самого и убили.
* * *
В жизнь пришли словно в школу,
Ждём доказательств вещественных:
Чего опасаться более —
Смерти или бесчестия?
Понабегут невзгоды.
Хрупкие мы, нестойкие.
Смерть это сколько угодно.
А что такое достоинство?
Все прочитали книги,
Смелые мы и классные.
Чаю предложат со сникерсом
Следователи ласковые.
Мы наизусть вытверживали
Про тридцатьседьмые злодейства.
А как самим-то выдерживать
Коль никуда не деться?
Плохо нам без родителей,
Малого мы росточка.
Жизнь одна. Приблизительно.
Смерть одна. Это точно.
* * *
Матушка, матушка, голова болит,
Пальцы немеют.
А зато, сыночка, в светлой дали
Парус белеет.
Матушка, матушка,страшен прибой,
Дом сносит ветром.
А зато, сыночка, газ голубой
В недрах заветных.
Матушка, матушка, ты хоть погладь,
Ласки мне мало.
Вот тебе, сыночка, на спину кладь,
Лошадь устала.
Матушка! Там непроходная мгла,
Алое эхо.
Зря я тебя, сыночка, родила,
Недодел, неумеха.
* * *
Мы тут вынесены за скобки.
Вот мы смотрим в дневник с отметками,
Вот на Пасху красим коробки
С нерождёнными курьими детками.
И какие такие санкции,
Кто такие контрактные, срочные?
Вон у нас на серванте квитанции,
Всё, что прислано, то уплочено.
Ни с шенгенами, ни с европами,
Отродяся мы ни на вы, ни на ты.
А картоха у нас накопана,
И клещи из кота повынуты.
Мы по койкам ложимся позёвывая,
То-то спится нам, то-то зевается.
Где- то, кто-то там повоёвывает.
Но войной это не называется.
Из отечественной истории
На чужие зарились горы,
На чужие степи и дали,
Буздыганы свои шестопёры
Половчей к руке подбирали.
Верховые в рубахах кольчужных,
Тягиляи на пеших стёганые,
До мохнатых бровей оружные
И тупые, как дрыны нестроганые.
Кровью идолам мазали губы,
Дескать, биться идём за праведное,
Уходили в поход душегубы
Да мешки несли для награбленного.
На чужие леса и воды,
Сечь мечами соседних жителей,
Назывались князь-воеводы,
А кровавая свора — воители.
По амбарам, по хатам шастали,
Брали рваное, брали новое,
И бросали девок распластанных,
Рядом с телом убитым отцовым.
Всласть добычей отягощались,
ЛезвиЯ вытирали соломою,
И с хабаром домой возвращались,
Если головы не проломлены.
Вспоминали, как брюхи вспарывали,
Как телами девичьими игрывали.
Врали досыта Костомарову,
Васнецову вдосталь позировали.
* * *
Сумно стало мне, сумнёшенько,
Стал такой я никакой.
Выйду из дому — Алёшенька,
Бодро машет мне рукой.
Этою рукой Натаху он
Приучился обнимать,
А другА под Волновахою,
Где случилось воевать.
Потому он комиссованный,
Отслужил — до дому путь
Потому он малость скованный,
Но стакан берёт на грудь.
Грудь армейскую геройскую
Что дала врагу отпор.
Но тоска ему не свойская
Застилает синий взор.
На дорожку выливается
Из пустого рукава,
А из сердца вырываются
Нехорошие слова.
Не о дикой операции.,
От чего он инвалид,
О каких-то лепит нациках,
О бендеровцах нудит.
Двадцать два тебе, Алёшенька.
В жизни маленькой своей
Ничего-то, ничегошеньки
Ты не понял, Алексей.
* * *
Я потертый айпад отодвину,
Недовольную скорчу рожу.
Надоело мне писать про Украину
Всё одно и то же , одно и то же.
На одних пяльцах много не вышьешь,
Рябят в глазах жёлтый и голубой.
— Ты, вообще, про неё не пишешь
Это Украина пишет тобой.
Как я провёл лето
Я лето провёл по тропинкам вдоль минного поля,
Под «200» умножить на «200», умножить на «200».
В окопе, в компьютере, в страхе, в подполье,
С пока что живыми с ещё не убитыми вместе.
Я лето провёл на вонючем полу автозака,
В алтайских походах министра моей обороны.
Я побыл фрагментом разорванной бомбой собаки
И глазом бойца в неразборчивом клюве вороны.
Я был этим летом затоплен ликующей ложью,
Меж тем небеса оставались, как выстрел сухими.
И в доме моём появились следы носорожьи,
Ни вытереть шваброй, ни едкою вытравить химией.
Я лето провёл на премьеру немыслимой пьесы,
Где с первого действия зал аплодирует стоя,
Где ведьмы спалили деревья Бирнамского леса,
А Леди и Макбет умылись кровищей густою.
Я лето провёл в мастерской вдохновенного Босха,
Я тёр ему краски, читал православные святцы.
При неумолкающих взрывах бикфордова мозга
Отживших, живущих и тех, что уже не родятся.
* * *
Роман «По ком звонит колокол»,
«Зачем надрывается колокол?»
«Над чем издевается колокол?»
«Чего вам не спится, звонарь?»
В Испании дико и голодно,
В горах любовникам холодно,
Людей, что зерна перемолото.
Война и война и война.
Хорошие парни сбрасывают на скалы
Плоховатых парней.
Стоит с авторучкой честный малый
Эрнесто Хемингуэй.
Потом в ту же щель- прогалину
Плохие сбросят хороших парней.
Вокруг учение Ленина- Сталина,
Которого нет верней.
Долетели все. И никто обратно.
Да вы , должно быть, читали.
Внизу на камнях кровавые пятна
С неровными очертаниями.
* * *
Муму пробила вязкое дно,
И вышла с той стороны планеты.
Её встречало собачье вино,
Сухие корма и телячьи котлеты.
Её на руках буквально носили,
Обещали сделать из неё homo.
А она просилась домой, в Россию,
К реке, в деревню, к немому, глухому.
* * *
На улице вроде завыла сирена воздушной тревоги!
И в голову жаром дохнуло, и холодом в ноги.
И жалким кирпич показался и к дому прижавшийся ясень.
И есть ли в подъезде подвал? И насколько опасен
Строительный кран? Если рухнет — раздавит округу!
Звонить! А кому? Сыну? Внуку? В полицию? Другу?
Промчалось… Умолкло …
Да это была неотложка!
День лета последний за вымытым мирным окошком.
Не гибель Содома! Не город греховный Всевышний карает.
Подумаешь — где-то один человек умирает.
* * *
Первый бьёт, чтоб убойней и чётче.
А второй ему: Остановись!
Так-так-так говорит пулемётчик,
Бах-Бах-Бах говорит органист.
Первый тянет смертельную ленту,
Губит всё, что попало в прицел.
А второй к своему инструменту,
Неотрывно навек прикипел.
Ты вмешаешься, праведный Отче?
Но в сверканьи небесных зарниц
Так-так-так говорит пулемётчик,
Бах-Бах-Бах говорит органист.
Вадим Жук
Вадим Семёнович Жук — советский и российский актёр, сценарист, поэт, теле- и радиоведущий. родился в 1947 году в Ленинграде. Снимался в фильмах Александра Сокурова, Игоря Масленникова, Владимира Хотиненко, Антона Барщевского и других. Был автором и ведущим на Радио России, РТР, ТК «Культура», где сотрудничал с Михаилом Жванецким, Игорем Иртеньевым, Сергеем Плотовым, Екатериной Михайловой и др. Автор и соавтор сценариев анимационных фильмов «Собачья дверца», «Сказка про Волка», «Лис», «Ваня и Леший» и ряда других. Написал ряд песен к анимационным фильмам «Маша и Медведь», «КОАПП 20 лет спустя», «Солдатская песня» и пр. Выпустил сборники лирики «Стихи на даче» (изд. «Зебра-Е»), «Жаль — птица» (изд. «Время»), «Ты» (изд. «Век информации»). Сборника драмы и драматических стилизаций «След в след» (изд. «Время») Сборника стихов «Угол Невского и Крещатика» совместно с Татьяной Вольтской (изд. «Радуга»). Живёт в Москве.