416 Views
Чижик-пыжик
— Чижик-пыжик, где ты был
Восемь лет?
— Из Фонтанки воду пил.
Или нет,
Я по Невскому ходил,
По-турецки говорил —
Я ведь в Турцию хотел
Улетать…
А еще меж прочих дел
Как-то в клетке посидел —
Я чего не надо спел
Где не нать.
— Чижик-пыжик, чем ты жил
Восемь лет?
— Я чижат своих водил
На балет,
Их пацифики учил
Рисовать,
Книжки добрые любить
И воспитанными быть,
То есть зернышек чужих
Не клевать.
В общем был как все на свете чижи,
То по правде выводил, то по лжи,
Свои песенки певал
И ни с кем не воевал,
Лишь немного уставал
Горевать.
— Так чего ж ты, глупый чиж,
Нынче плачешь и молчишь?
— Та не маю, твою мышь,
Что сказать.
Когда говорят пушки
Пушки говорят весьма убедительно.
Маленькая Муза сидит в подвале.
Все это, конечно, не очень значительно,
Сколько раз её уже убивали.
Даже и Троянская так-то убивала!
А уж Альбигойская, помните сами…
Но потом поднявшиеся из подвала
Щедро подавали, делились голосами.
Яблоко войны уже черное-спелое,
Скоро упадёт — вот не нам бы на крыши…
Она бы расстаралась и песенку спела бы,
Да и своего-то голоса не слышит.
Что же, помолчим до поры и до времени,
А потом всю правду споем и напишем.
Семечко в земле, не достать им до семени,
Главное — дышать, а мы вроде как дышим.
Ну походит беженкой по сёлам и весям,
Выпросить монетку удавалось и в гетто.
Пусть их говорят, что сейчас не до песен,
Но не говорят, что песенка спета.
Вздрагивает домик и падает лесенка,
Что-то там бабахает, слишком уж близко…
Маленькая Клио ведёт свою песенку,
Слушает ее подвальная крыска.
Слушает и плачет.
Испанский стыд
Каждый день дон Педро Гомес
О своем бессилье плачет,
Прикрываясь епанчою…
Я хочу, хочу, хочу
Золотую епанчу,
Чтобы ею прикрываться,
Когда стыд не по плечу.
Когда дяденька сосед,
Мне чинивший лисапед,
Начинает есть младенцев —
Ничего стыднее нет.
Вроде я-то их не ел,
Вроде я-то не у дел,
Вроде я-то был хороший,
А чего-то поседел.
У меня собачка есть,
У меня заначка есть,
Я пишу хороших книжек
Про любовь и смерть и честь.
Я давно уже не там,
Где творится этот срам,
Отчего же мне так тошно,
Словно я замаран сам?
Я же с оборотнем пил,
Я же с выворотнем жил,
Говорил — хороший парень,
Только чуточку дебил…
Но когда он, хохоча,
Машет флагом палача,
О своём бессилье плакать
Помогает епанча.
Никто не рад беженцам
Никто никогда и нигде не рад беженцам
Просто прими это просто пойми моя милая
Просто не расстраивайся что мы именно беженцы
А не почтенные люди из почтенной земли
Беженцы это не приятные мигранты
Отступающие со всем возможным достоинством
На заранее подготовленные позиции
Кредитоспособные прилично одетые
Заранее изучившие язык и местный фольклор
Беженцы это придурки растерянные
В четырехдневных штанах воняющих хуже Лазаря
А кто этот Лазарь вонючий ты спросишь
Ну был один такой бедолага рассказывали
У дверей богача валялся вонял
Мешал нормально жить и оскорблял все чувства
Собаки еще его особенно любили
Лизали язвы – собачья слюна целебная
Видно Бог решил что за отсутствием людей
Надлежит обратиться за помощью к собакам
Верное решение, собаки всегда безотказны
А почему четырехдневный – я сам не знаю
С языка сорвалось не обращай внимания
Представь если бы у нас на улице
Когда все еще было хорошо и нормально
Поселились бы вот такие как мы с тобой
Ты бы тоже им была не особенно рада
Хотя пару раз вынесла бы им покушать
И рубашку старую отдала бы ненужную
Но когда каждый день – не напасешься рубашек
На четвертый день кончается обоняние
На четвертый месяц кончается сострадание
Никто никогда и нигде не рад беженцам
Лопочущим на своем языке непонятном
Не уважающим другую страну и культуру
Ни пирамиды ни статуи бородатые
Не отличающим Тутанхамона от Сатрахотепа
(Да плевать им на культуру, им бы ночлег подешевле)
Считающим что все им по факту должны
Потому что они откуда-то убежали
Сидели бы дома, пересидели бы как-то
Сезон в Египте срывают, места занимают
А могли бы приехать туристы богатые
Из Нижнего Тагила и Месопотамии
И всем тут плевать что я хороший плотник
Хоть стол хоть стулья хоть шкафчик сработаю
В Египте и своих плотников достаточно
Нечего претендовать на их рабочие места
И всем плевать что ты готовишь пилаф лучше всех
А поёшь так, что ангелы в небе утираются
Ты ведь поешь на дурацком языке
Которого тут никто не понимает
Кроме только меня и нашего мелкого
Ну что ты, Мария, ну что ты, любимая
Хватит уже плакать, главное – мы вырвались
Он у нас живенький, царь не прикончил
Погаными лапами не смог дотянуться
Мы такие удачники такие счастливцы
Я пойду опять на на биржу труда, попробую
Вдруг все-таки выгорит, не может не выгореть,
Потому что мы с тобой Богом поцелованные,
Хотя никто никогда и нигде не рад беженцам.
Шан Ван Вогт
Бабушка Кэтлин надвое вилами по воде
Пишет себе тихонечко: быть, по всему, беде.
Да уж и переживали мы много-премного бед,
Ломались, да и чинились, и снова видели свет.
Помнишь, я говорила: внучек, будет война,
Она как дерьмо под снегом: оттает — вот и она.
А ты говорил: да полно, старая ты и кривая,
Война — это только из книжек, больше ее не бывает.
Всегда кто-то где-то плачет, кто-то мрет от тюрьмы и чумы,
Но это немного значит, коль скоро это не мы.
Все эти злые картинки с замученными котиками,
И африканские дети с проваленными животиками —
Это же просто картинки, а мы еще посидим,
Мы переспим эту ночь и проснемся и деток родим —
Всегда где-то кто-то предан, а иногда и распят,
Но мы ведь не знаем истины — а вдруг он сам виноват?
Бабушка, quid est veritas — спрашивал ты на пике зимы,
А я отвечала, помнишь — что истина — это мы.
То, что мы видим — правда, когда мы смотрим с креста.
Иди, смотри и не бойся, правда всегда чиста.
Всё, что твои глаза в себя наберут-заберут,
Они же и поочистят, такой уж их глазий труд.
Кто-то живой не начат — поделись с ним своей судьбой.
Кто-то убитый заплачет — заплачет вместе с тобой.
Вот я сейчас поставлю в духовочку пирожок,
Пока еще есть электричество, и мы поедим, дружок.
Сим поедим, и сим победим, и сим переживём,
Война порою случается, а мы всё еще вдвоём.
Я ведь такая старая, видала столько смертей,
Но это ни разу не повод не делать новых детей.
Тебе не писать твоих песенок, мне не ставить печься пирог —
Вилами по воде рисую врагам Рагнарёк,
Вилами по воде рисую тебе Тир-на-ног’т.
Сказка про войну
Посадил дед войну.
И говорит:
— Расти, расти, война, горька! Расти, расти, война, крепка!
Выросла война горька, крепка, большая-пребольшая.
Пошел дед войну тянуть: тянет-потянет, вытянуть не может.
Позвал дед контрактников.
Контрактники за дедку,
Дедка за войну —
Тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвали контрактники срочников.
Срочники за контратников,
Контрактники за дедку,
Дедка за войну —
Тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвали срочники призывников.
Призывники за срочников,
Срочники за контрактников,
Контрактники за дедку,
Дедка за войну —
Тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвали призывники всё мирное население.
Продавщиц там всяких, маникюрщиц, менеджеров, переводчиков:
Чтоб вытянуть войну, и до мышей дотрахаешься.
Мирное население за призывников,
Призывники за срочников,
Срочники за контрактников,
Контрактники за дедку,
Дедка за войну —
Тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвало мирное население Господа.
Господи, говорят, Господи,
Ну за что нам это, хорошо ведь сидели,
Ну не очень хорошо, но в целом терпимо,
Вытяни нас отсюда, надорвемся.
Ведь вытянем сейчас эту войну проклятую —
Да сами на ней и подорвемся.
Приди, ей, Господи, и не замедли.
А Господь посмотрел на всю эту возню —
— Да Я бы и пришёл, так опять же распнете.
А Я же тоже живой, Мне же тоже больно.
Впрочем, Мне не привыкать.
И Я же уже.
Забиваю вам стрелку, например, в Мариуполе.
Немного докетизма
Если дохлым притвориться,
Можно многого добиться.
Например, повеселиться,
Как придут тебя убить.
Вот пришли-то вас убити,
А вы дохлые лежите,
Типа всех опередите,
Что смешнее может быть.
Дохлых так-то не убьешь-то,
Их ничем и не проймешь-то,
Неуместен станет нож-то,
Если вы уже тогось.
Так что, Брайан, неприкаян,
Совершенно не раскаян,
Будь спокоен, рот запаян,
Как прошьют тебя насквозь.
Что же ты стояла мати
Чтобы слёзы проливати
Надо было ж убегати
Чтоб не дали и тебе
А того стояла сыне
Что и вечно и поныне
Лишь любовь одна не минет
В нашей маленькой судьбе.
Не плачь, мати, не журися,
Приоденься, причешися,
Этот чертов бой, Марыся,
Принимаем не впервой.
Посреди кровавой каши
Ева ткет, Адам же пашет.
Наше, наше, только наше.
Вот воскреснешь — я с тобой.
Поминки по минигану
Первое послание к Идиотам:
Слушайте, хватит уже мучить и грабить.
Второе послание к Идиотам:
Попробуйте не насиловать, вдруг получится.
Третье послание к Идиотам:
Слушайте, вам же самим отольется.
Четвёртое послание к Идиотам:
Мало вам, что ли? Спросите у старцев,
Спросите у старцев своих — расскажут,
Хотят ли старцы повторения этого —
Ох, чья там бабушка крупу запасала,
Хранила, пока та не изойдет червями,
Соль запасала, сушила чёрные корки:
«Вовсе я не дура, это вы, молодые,
Дураки, не знаете, что война хошь не хошь а будет.
Только отвернись — а она на пороге.
Война как семечко: вызреет непременно,
А где война, там за нею и голод,
Эти всадники приезжают всегда в строгом порядке,
И тогда-то вы поймёте про сушёные корки».
Бабушка говорила… Надвое говорила.
Бабушка моя бедная, ну хоть в гробу улыбалась.
В нем уже никакая война не достанет.
Пятое послание к Идиотам:
А есть у вас кто-нибудь свой в Петропавловске-Камчатском?
А в Петропавловске-Камчатском у нас своя полночь.
Мы ее долго там растили-кормили,
Это специальное место для полночи,
Она почему-то у нас там всегда квартирует,
Как ни включишь радио, она уже на месте.
Шестое, оно же последнее, послание апостола к Идиотам:
Отключите полночь. Она не обязательна.
Если изгоняют вас — бегите в другое место.
Если нету другого места — бегите в Иерусалим небесный.
Там от века идиотам почет и слава,
И птица цветная поёт, и врата из смарагда.
Господи, Идиоти вы мои, Идиоти,
Аллитерати вы, Аллитерати,
По вышеупомянутым двум причинам
Не прочтете никогда вы этих посланий,
Но, может быть, кто-нибудь вам их шепнет, умирая.
Антропофаги
Список покупок: хлебушек,
Рулон туалетной бумаги.
А через дорогу, конечно же,
Проживают антропофаги.
Они на вид словно мы с тобой,
Да только нас ненавидят.
За что ненавидят, маленький мой?
Да ты не гадай, не выйдет.
За то, что мы люди мирные,
За то, что у нас есть пони.
И курицы ходят жирные,
И герань растёт на балконе.
У них же — волки и вороны,
А на балконе колючка.
Не дай Бог попасть на ту сторону,
Немедленно будет взбучка.
А как они, эти псиглавые,
Поселились через дорогу?
Наверное, казни кровавые
За что-то нам вышли от Бога.
И ты не бойся, что рать на рать,
Что всем придётся ответить:
Уж если мы не пойдём их жрать,
Они придут нас отведать.
Богу — богово, благу — благово,
А они получат за дело:
Малышка антропофагова,
Кабы выросла, нас бы съела.
Похожа на нашу Машеньку?
Это кажется, не ведися.
Отличай свое от ненашего,
Зажмурься, замри, отвернися.
Они хоть на вид парень-девушка,
А по жизни-то антропофаги…
Покупки: буханка хлебушка,
Рулон туалетной бумаги.
Треугольники
Представляете, какой-то, например, парень
Может хотеть обнимать другого парня.
И даже может найти себе такого парня,
Который захочет, чтоб его обнимал этот парень.
И они будут мерзко, мерзко обниматься,
Так же, как я не мерзко обнимался бы с Гретой
Ну, если бы она согласилась, конечно
Я ведь не такой, чтоб не спросить согласия
Нет, я совсем не ненавижу этих парней
И не хочу их убить, то есть хочу, но не очень
Я в принципе не хочу никого убивать
Но немножко хочу, чтобы некоторых не было
Чтобы они сами как-нибудь убились
Или исправились и не обнимались
Потому что обнимаются они как-то мерзко
С парнем нормально жахнуть по пиву
Или к примеру немного подраться
А обниматься нормально с Гретой
(Если бы она согласилась, конечно,
Ну или хотя бы не сильно возражала,
Ну или если сильно — то потом молчала,
А то у нее отец начальник полиции).
Ненавидьте грех и любите грешника,
Говорил отец Отто вчера в воскресенье
А что это значит — любить грешника?
Уж точно не обниматься с этим уродом
Потому что обниматься с ним попросту мерзко
А навесить ему как следует чтобы опомнился
Чтоб никому и в голову не пришло что таким быть можно
На вид как человек а на самом деле мусор
Генетический мусор и позор нации.
А подумать только, мог ходить в нашу пивнушку
За соседним столиком сидеть как нормальный.
Эй, Пауль, где у нас следующая партия розовых треугольников
Там как раз привезли следующую партию этих самых.
Антон Дубинин
Антон Дубинин, Брат Антоний, Tony Dubinine, Алан Кристиан (Alan Christian), Арандиль Эленион (даже и такое в моей жизни бывало лет 20 назад!), Анастасия Альбертовна Дубинина – это всё один и тот же автор под разными именами. Не удивляйтесь. Бывает.