405 Views
* * *
Вот и упал волос.
Вот и врата ада.
Я потерял голос,
но голосить надо,
чтобы упал камень,
чтобы дышать можно.
Мы всё равно канем,
но не дышать сложно.
Врезались все в риф мы,
лопнули все нити.
Вот и ору в рифму –
вы меня извините.
* * *
Господь, люблю тебя заочно!
Ты в птицах, бабочках и звёздах.
Жизнь и беспомощна, и мощна,
как пламя, как вода и воздух.
Не задувай её, как пламя,
а раздувай её, как пламя.
Раскрой ладони. Пусть над нами
не беспилотники, а длани
Твои. Мы все в Твоей руке – Ты
ведь Бог! Мы грешны, как Адам,
но пусть не носят смерть ракеты
по спящим мирным городам.
Господь, накрой своею сенью,
дай шанс – мы сдюжим, подожди.
Сейчас июль и воскресенье –
дай нам воскреснуть. Пощади!
* * *
Всё, как у всех – и грех, и смех,
и время мчится.
Сучится нить, стучится смерть
и жизнь сочится.
Всё, как всегда – и натиск дел,
и стук тарелок.
Но явственно помолодел
дом престарелых.
Часть перестроили, а часть
стоит, как прежде.
Здесь дома беженцы сейчас:
висит одежда,
там, где когда-то иногда.
курили сёстры,
и речь, и плач, и ерунда,
и взгляды остры.
И всяких будней тарарам
и вереница,
бегут на курсы по утрам,
лежат в больницах.
Дни пробегают, как часы,
уходят в нети.
А во дворе гуляют псы,
коты и дети.
* * *
Всё больше боли, меньше речи.
Башка всё ниже, выше плечи.
Без слов, дыханье затая:
“Калечит время, а не лечит.
Иных уж нет, а те далече..”
Хотя далече – это я.
Сошлось немало боли разной.
“Быть иль не быть?” – вопрос не праздный.
Прощаний больше, меньше встреч.
Всё враз, всё обострилось крайне.
Когда кричим мы об Украйне,
не об одной Украйне речь.
Ползёт, плодя уголья мяса,
взбесившаяся биомасса –
дать иль не дать ей всё убить?
Жить иль не жить? Уйти ли в нети
свободе, свету на планете?
Короче, быть или не быть?
* * *
…Рождаясь слепо, я промазал с местом.
Но время – следом за XX-м съездом!
Усатый сдох! Ему не вылезть впредь!
Мне радоваться можно и гордиться:
я выбрал правильный момент родиться!
…Я опоздал немного умереть.
Под лысину мелели реки крови.
Позднее, как хоругви были брови,
и путь впотьмах указывали нам.
…Я опоздал, я не успел загнуться,
как ряд друзей. Приходится проснуться
и прикоснуться к новым временам.
Мы врали, но на власть умели класть и
порою уходить от ласки власти,
не забывавшей нас ломать и гнуть.
Хоть многое на свете, друг Гораций,
средь вечных, нам казалось, декораций
грозило апокалипсис вернуть.
Любой сапог мог сделаться испанским,
а Пентагон, сменявшийся Даманским,
нам должный образ создавал врага.
И призрак возрождения Гулага,
раздутый красным трепыханьем флага,
грозил поднять все судьбы на рога.
Всё так. Своей звезды протуберанцем
мы чехам помогали и афганцам,
и в нашем царстве зла царило зло,
шёл пряник в дело реже, чем нагайка…
Но, что Москва xeрачить станет Харьков,
в кошмарном сне присниться не могло.
* * *
…Трактор взорвался на мине.
Бьют по всей Украине.
В ХИИКС попали.
По диагонали
дом, где жильё снимали
Олеша, Катаев, Багрицкий.
Как говорится, мои края.
В двух шагах дом, где родился я.
Между моим домом и улицей
сутулится,
где родился Савинков, особняк.
Столбняк. Никуда не деться.
Расстреливают моё детство.
* * *
Идёт к кустам семья енотов.
Летит к цветам семья шмелей.
Сегодня не было прилётов.
Народ вылазит из щелей
и улыбается глазами –
мол, ты живой и я живой.
Глаза умытые слезами.
Порой качают головой,
смеются друг при виде друга:
неужто я такой, как ты?
А впрочем, нам не так уж туго!
Кому-то хуже… С высоты
из безопасности, из тыла,
издалека, извысока
глядит усталое светило
и удивляется слегка.
И в бороде и маскхалате
откуда-то возникший вдруг
трусит приезжий на осляти
и озирается вокруг.
* * *
Июль идёт к концу. Ни облачка на глади.
И стриж устал летать. И чуть луна видна.
Июль прильнул к лицу, и ластится, и гладит.
И пробует шептать, что не его вина.
Мол, не его вина, что люди помешались,
смешались времена, сменились имена.
Дурман ли, белена, чего-то надышались.
Но не его вина, что расползлась война,
что юмор не в цене, но траур запрещённей,
поскольку надо жить убийцам вопреки.
Что вишни уже не, а яблоки ещё не,
и щурятся на свет коты и старики.
Сегодняшним Дон Кихотам
Пятьсот уж лет идёт поход.
Ла-Манча, Санчо за спиною.
Я старый шут. Я Дон Кихот.
Посмейтесь люди надо мною.
Нет силы в старых кулаках,
врагам смешно. Но я не ною.
Они остались в дураках,
а я в веках. Удар за мною.
Пусть конь издох – я на коне.
Я мчусь. Вот я машу вдали вам.
…Кто не проехался по мне!
Светлов назвал меня трусливым,
назвал плутом – о да, я плут.
Я плут! Не защищайте, полно.
Ведь если чудищ толпы прут,
я притворяюсь, что не понял.
Но я, поверьте, отличить
умею мельницу от монстра.
Вам ни к чему меня учить.
Я ощутил внезапно остро,
что всё внутри – и царь, и раб,
что каждый выбор за тобою.
Будь просто честен, просто прав.
Пусть шансов нет – готовься к бою.
Бери оружье по себе
и в бой. И взвешивать негоже –
хоть с мельницей, хоть с ФСБ.
Твой бой внутри, победа тоже.
Твоё решенье. Цель избрав,
не потеряй, пусть будет чёткой.
Пусть кто-то на свободе раб,
ты будь свободен за решёткой.
От этой мысли захмелев,
я понял: вечность лишь за нами.
Да, я сознательно нелеп!.
Моя нелепость – это знамя.
Мы в мир глядим из-под забрал,
и я ни капли не краснею,
что в дамы сердца я избрал,
почти не глядя, Дульсинею.
Простая девка? Что с того!
Пускай у вас от смеха корчи!
Она ведь в сердце. Взор его
и много пристальней, и зорче.
Лишь с нею счастлив я вполне –
век снова прыгает на плечи.
Она не знает обо мне,
и слава Богу. Ей так легче.
И мне. Во сне и наяву
она со мной, не убегает.
Я не валил её в траву.
Она мне выжить помогает.
Она, не зная обо мне,
меня хранит и дарит мир свой,
когда я от стены к стене
хожу по камере бутырской.
Но время. Пыль и гарь несёт.
Дракон ползёт. Никто не охнет.
Мой выход. Лет через пятьсот
посмотрим, кто кого спасёт.
Кто победит и кто подохнет.
Григорий Певзнер
Родился в Харькове в 1956 году. Закончил Ленинградский Педиатрический институт. Автор трёх книг стихов «Зелёный медведь» (Москва, 2006), «На этом берегу» (Москва, 2012), «Обрывки сна» (Москва, 2016) и двух книг переводов, вышедших в Германии. С 1992 года живёт в Марбурге (Германия). Работает физиотерапевтом — лечит тела массажем, лечебной гимнастикой, мануальной терапией.