1937 Views
Летучие университеты
Вспоминая о пасторе Бонхёффере, я, прежде всего, задумываюсь о нём как об Учителе. Многие ли осмеливались учить людей в тёмные времена? Многие. Но в таких специфических условиях не оказывался, наверное, никто.
Готовясь к написанию этой статьи, я решил почитать об истории подпольного образования в Европе в XIX-XX вв. Отрывочные сведения по отдельности выглядят противоречиво, но в сочетании друг с другом дают цельную картину. Во-первых, подпольное образование всегда возникало как реакция на национальное или религиозное угнетение. Во-вторых, получение образования – это не борьба за права, а фактическая реализация прав вопреки преследованиям.
Наиболее многочисленны примеры подпольного образования в условиях национального гнёта.
«Крифо сколио» («Тайная школа») – небольшие школы при церквях в Греции во время османской оккупации в XV-XIX вв. Греческий язык преподавался в них вполне легально, однако подлинной целью тайных школ было обучение христианскому богословию, противостояние исламизации и подготовка волонтёров для национально-освободительной борьбы, благодаря чему «тайная школа» стала национальным мифом. Аналогичные школы действовали в XIX в. также и в Албании – на албанском языке.
«Школы живой изгороди» возникли в Ирландии после того, как католическое образование с 1723 по 1782 год было запрещено уголовным законодательством. Предметы включали чтение, письмо и грамматику ирландского и английского языков, математику и историю Ирландии. Обучение проводилось в частных домах и хозяйственных постройках. «Школы живой изгороди» пришли в упадок в 1830-х годах после создания британским правительством национальной школьной системы при Католической церкви, однако не исчезли до конца столетия, являясь единственной доступной формой обучения для бедняков.
«Slaptoji mokykla» («Секретная школа» или «Школа нищих») – название литовских сельских школ во время запрета литовского языка в Российской империи (1865-1904). Такие школы обычно не имели своего помещения и переезжали с хутора на хутор, занятия часто проводились в сараях; один учитель (его называли «директор»), как правило, преподавал сразу все предметы.
«Uniwersytet Latający» («Летучий университет») – аналогичное литовской «секретной школе» движение в Польше, возникшее в ответ на германизацию и русификацию (1885-1905) и ставшее основой будущего университетского образования в Польше. Самыми известными выпускниками «Летучего университета» стали Мария Складовская-Кюри и Януш Корчак. После захвата страны Гитлером «Летучий университет» (в ту пору он также назывался «Tajna Organizacja Nauczycielska», «Тайная образовательная организация») был воссоздан и просуществовал ещё пять лет – с 1939 по 1944 год. Это движение было по-настоящему массовым, разнообразным и включало, в том числе, подпольные католические семинарии, в одной из которых обучался, к примеру, будущий папа Иоанн Павел II.
Известны многочисленные примеры подпольного образования в еврейских гетто во время Второй мировой войны. После 1942 года, когда в гетто было полностью запрещено школьное образование, подпольная школа возникла в Каунасе. В ответ на это 27–28 марта 1944 года в ходе Kinder Aktion («детской акции») гитлеровцы уничтожили около 1600 еврейских детей и 900 членов их семей, а также 40 полицейских, пытавшихся их скрыть. Свои подпольные школы существовали практически во всех гетто – в Лодзи, Варшаве, Кракове, Вильнюсе, Риге, Будапеште, Терезине, Львове, Минске и др.
В СССР самой драматичной историей такого рода был «Еврейский Народный Университет» (1978-1983), основанный математиком Беллой Абрамовной Субботовской в эпоху «борьбы с космополитизмом». Это подпольное учебное заведение обучало высшей математике молодых евреев, не сумевших поступить в вузы по причине происхождения. Не сумев ничего добиться от 44-летнего учёного на допросах, КГБ организовал её убийство; двое ведущих преподавателей Валерий Сендеров и Борис Каневский получили длительные тюремные сроки. Всего «Еврейский Народный Университет» успел выпустить около 350 студентов и 100 аспирантов. Большинство из них впоследствии покинули страну, став преподавателями высшей математики в университетах Израиля и Соединенных Штатов.
Известны и другие примеры подпольного образования в условиях тоталитаризма.
«Университет Яна Паточки» был основан в 1977 году чешским философом-диссидентом Юлиусом Томином в форме домашних философских семинаров, которые он проводил в своей квартире в Праге. Годом позже возник «Образовательный фонд Яна Гуса», благодаря которому в работе Университета сумели принять участие многие видные западные учёные, включая Жака Деррида. Несмотря на аресты преподавателей, Фонд не прекращал работу до самой Бархатной революции.
В Польше с 1977 по 1979 год уже в третий раз был воссоздан «Летучий университет». После разгрома спецслужбами он был реогранизован четырьмя учёными Польской академии наук под названием «Общество научных курсов» (так назывался легализованный «Летучий университет» в 1905-1918 гг.). Занятия проводились на частных квартирах и были посвящены, в основном, общественным и гуманитарным дисциплинам. За счёт пожертвований Обществом печаталось собственное научное издание. В 1981 года после арестов ряда учёных и введения в стране военного положения, «Общество научных курсов» прекратило своё существование.
В СССР после Октябрьской революции ещё восемнадцать лет подпольно продолжала действовать Московская духовная академия, готовившая священников по дореволюционным стандартам образования. По мере ареста профессоров, в число которых входили такие известные люди, как, например, Павел Флоренский, учебное заведение всё сильнее уходило в подполье. Последние занятия проводились в центре Москвы, в Высоко-Петровском монастыре под руководством епископа Варфоломея (Ремова). В 1935 году после его ареста работа Московской духовной академии прекратилась окончательно, а большинство выпускников Академии были уничтожены в лагерях.
В наше время российская оппозиционная профессура создала действующий в Интернете «Свободный Университет», который благодаря его широкой известности невозможно назвать подпольным – скорее, неформальным или альтернативным. Его история началась в 2020 году, и пока неясно, какой она сложится.
Кто такой Бонхёффер
Этот обширный исторический экскурс был сделан отчасти потому, что он интересен сам по себе, отчасти потому, что он показывает, что опыт пастора Бонхёффера во многом не похож на примеры, о которых я рассказывал выше. Если у него что-то есть сходное в биографии – то лишь с Павлом Флоренским, учёным-богословом и педагогом, который также отказался покидать Родину ради выполнения своей духовной миссии.
Бонхёфферу не нужно было специально становиться антифашистом – он вырос в либеральной семье и воспитывался в гуманистическом духе с самого детства. Но его отличала широта взглядов. До начала своей пасторской деятельности Бонхёффер жил, учился и преподавал не только в Германии, но также и за рубежом – в Нью-Йорке и Барселоне, путешествовал по Италии и Африке, побывал в Мексике и на Кубе, пытался попасть в Индию. Он читал авторские лекции, выступал с проповедями на радио, разработал цикл медитаций под библейские стихи, собрал коллекцию пластинок с негритянскими спиричуэлс, которые в Германии того времени воспринимались как звуки с другой планеты.
Сначала Бонхёффер не считал пацифизм актуальной проблемой и был погружён в разнообразную педагогическую деятельность – от руководителя конфирмационных курсов у трудных подростков до университетского преподавателя. Однако, в 1930-31 годах он столкнулся с расовой сегрегацией в США, которая его ужаснула. Также огромное впечатление на него произвели фильм и книга Эриха Мария Ремарка «На Западном фронте без перемен». В Нью-Йорке Бонхёффер подружился с Жаном Лассером, французским реформатским теологом – то есть, представителем той страны, с которой Германия ещё недавно воевала.
Бонхёффер всегда был человеком дела, поступка. Особенно это чувствуется по его авторской интерпретации Нагорной проповеди, противоречащей тогдашнему лютеранскому богословию. Вместо того чтобы одухотворять этику заповедей блаженства, Бонхёффер настаивает на том, что «Нагорная проповедь существует для того, чтобы совершать её». «Блаженны миротворцы, ибо они называются сынами Божьими» означало, что последователи Христа должны были установить мир на практике – здесь и сейчас. Но дело мира должно совершаться без насилия, ибо «кроткие наследуют землю».
Начиная с прихода Гитлера к власти, Бонхёффер стал подвергать резкой критике попытки протащить в христианство нацизм. Ещё в 1922 году Гитлер впервые назвал Иисуса «величайшим арийским героем», пострадавшим от евреев, но после 1933 года на основе этого принципа началось построение целой псевдо-христианской системы, причудливо соединяющей отдельные элементы Евангелия и языческие культы. Во главе этого процесса стояла новая Немецкая евангелическая церковь, насильно объединившая все независимые прежде приходы и даже другие протестантские деноминации. «Неужели мы не понимаем, что арийский параграф не уничтожает евреев, он уничтожает христиан, он уничтожает церковь. Если мы христиане, мы все должны броситься под колеса нацистской машины», – говорил Бонхёффер. Также активно выступили против «арийского параграфа» и другие немецкие пасторы – Карл Барт, Мартин Нимёллер, Елизавета Шмитц, Марга Мёйзель. Но Бонхёффер был, безусловно, решительнее всех. Даже знаменитый Мартин Нимёллер, в Первую мировую войну воевавший на подводной лодке, поначалу был большим немецким патриотом и даже членом НСДАП, считавшим, по русскому выражению, что «царь хороший, бояре плохие». Однако, личное знакомство с Гитлером в 1933 году его отрезвило.
Первым служением Бонхёффера стало в 1933 году пасторство в немецкой общине Лондона. Он сполна воспользовался этой возможностью для распространения информации о нарушении прав человека в Германии в отношении евреев, а к концу года стал организовывать приём беженцев.
В 1934 году в связи с основанием Исповедующей Церкви (той части Евангелическо-лютеранской церкви, которая не приняла Гитлера) Бонхёффер принял участие в международной экуменической конференции в Фано (Дания). Его главной задачей было показать миру, что Исповедующая церковь – единственная легитимная германская церковь, а «немецкие христиане» – это еретики, отпавшие от Христа. Несмотря на то, что пастор действовал в одиночку, ему удалось подчинить своему обаянию молодёжную конференцию. Там Бонхёффер заявил: «Состояние международного мира сегодня – это Божья заповедь для нас. Это конкретное выражение воли Бога для нашего времени».
28 августа Бонхёффер выступил перед делегатами со знаменитой «Речью о мире». Он отверг аргумент о том, что война необходима для обеспечения мира на том основании, что эта логика ошибочно принимает безопасность за мир и умаляет зло войны. В своём обращении Бонхёффер раскрыл следующее христологическое обоснование мира: Бог примирил мир во Христе, Христос присутствует в мире через Церковь – значит «Церковь Христова берет оружие из рук своих сыновей и запрещает им войну». Поступить иначе – значит стать виновным в войне и насилии. В результате конференция в Фано приняла совместную декларацию в поддержку Исповедующей церкви, что стало заметным тактическим успехом, однако, осудить гитлеровских «немецких христиан» она не решилась.
Община в Финкенвальде
Вероятно, Бонхёффер мог и дальше, находясь в безопасности, работать за границей, но его тяготила слабость и нерешительность Исповедующей церкви. Когда в апреле 1935 года ему предложили возглавить духовную семинарию в местечке Финкенвальде, он понял, что в этом кроется возможность увеличить количество своих сторонников. В результате семинария стала его личным проектом общинной жизни.
Глобальной целью Бонхёффера в Финкенвальде было заново воплотить дух апостольской церкви. Неудивительно, что по итогам преподавания в семинарии Бонхёффер написал две крайне важные в его библиографии книги – христологическую «Хождение вослед» и «Жить вместе», посвящённую общинной жизни в семинарии. Ценностями учеников и соратников Бонхёффера были молитва друг за друга, способность к прощению, взаимопомощь, взаимопожертвование – то есть, место непосредственных межчеловеческих отношений заняли отношения друг с другом через Христа. Эта преображённая жизнь стала высочайшим стандартом как для самого пастора, так и для его учеников. Полученный общинный опыт они собирались распространять по всей Германии – куда бы ни заносила их пасторская судьба. Однако в реальности из ста пятидесяти воспитанников Бонхёффера в Финкенвальде и «совместных пасторатах» более половины погибли на войне. Но те, кто выжили, сыграли важную роль в послевоенной Германии.
Мне кажется ключевым для понимания миссии Бонхёффера то, что годы семинарии в Финкенвальде пришлись на время полного военного и политического триумфа германского фашизма – как внутри страны, так и за её пределами. У Гитлера до такой степени не нашлось достойного соперника, что было невозможно представить, чтобы он когда-нибудь появился бы. Некоторые христиане теряли веру и уходили во внутреннюю эмиграцию, словно отрешаясь от земных дел. Были те, кто поддался искушению и поддержал фашистскую идею «немецкого Христа». Всё это сопровождалось убедительностью пропаганды и отрезанностью немецкого общества от достоверной информации. И вот, именно в такое время, когда шансов на успех не просматривалось, Дитрих Бонхёффер занялся своим безнадёжным делом. «Новые методы угнетения со стороны нацистов оправдывают новые способы неповиновения… Если мы утверждаем, что мы христиане, нечего рассуждать о целесообразности. Гитлер – это антихрист», – решительно заявил он. «То, что зло является под видом света, благодеяния, исторической необходимости, социальной справедливости, вконец запутывает тех, кто исходит из унаследованного комплекса этических понятий; для христианина же, опирающегося на Библию, это подтверждает бесконечное коварство зла».
Я хотел бы привести свидетельство ближайшего друга Бонхёффера Эберхарда Бетге. Эта очень длинная цитата из статьи «Дитрих Бонхёффер. Путь от пацифизма к заговору» иллюстрирует, насколько в Германии середины тридцатых годов велик был спектр мнений и до какой степени легко было принять гитлеризм за патриотизм.
Это было 1 мая 1935 года в Цингсте, на побережье Балтийского моря. Мы сидели вокруг репродуктора – компания кандидатов в пасторы, только что прибывших из разных епархий, объединённых старопрусской унией. Нас направило сюда руководство Исповедующей церкви для дальнейшего образования и последующего рукоположения. Учить нас должен был человек всего на 3-4 года старше нас: Дитрих Бонхёффер. Я, будучи родом из Саксонии, никогда прежде его не видел и ничего о нём не слышал.
И вот, мы собрались все вместе, чтобы послушать речь Гитлера на 1 мая […]. Мы ждали, что в ней будет важное сообщение. И вот оно прозвучало: Гитлер объявил об окончательном введении всеобщей воинской обязанности.
Большинство из нас, особенно мои друзья из Саксонии – родины Мартина Лютера (Виттенберга), не скрывали свою радость от этого сообщения. Учась в известном университете Халле-Виттенберга, мы никогда не слышали о том, что порядочный лютеранский пастор может быть уклонистом или пацифистом. Все уважаемые учителя Реформации всегда оставляли пространство для патриотической военной службы на благо своей страны – как в мирное, так и в военное время. Во время Первой мировой войны (как и позже во время Второй) почти не было случаев, чтобы лютеранский пастор отказывался брать оружие. Так что эту часть речи Гитлера мы, сидя тем утром в большой комнате в Цингсте, всячески приветствовали.
Нам казалось совершенно ясным с точки зрения богословия, что Нагорная проповедь для нас – это упрёк нашей греховности и нашему несовершенству, но не то, чему нужно следовать. Военная обязанность? Никаких проблем! И, вдобавок к этой богословской традиции, у нас была ещё одна причина радоваться. Гитлер предложил нам возможность доказать наш патриотизм, в отсутствии которого нас постоянно обвиняли из-за нашей церковно-политической позиции. Партийные руководители и правая пресса постоянно нападала на нас, утверждая, что наш протест против нацификации церкви – это сопротивление против новой «политической весны в Германии» и оппозиция по отношению к самому Фюреру. К тому же многие из нас, собравшихся здесь (а нас было около 25 кандидатов), уже испытали на себе первые проявления дискриминации или даже открытого преследования. Меня и моих друзей незадолго до этого вышвырнули из проповеднической семинарии в Виттенберге (городе, где жил и работал Лютер!), причём сделано это было по личному распоряжению рейх-епископа, поскольку мы выразили солидарность с заявлением Далемского синода и заявили, что с этого момента будем подчиняться лишь распоряжениям Братского совета Исповедующей церкви. Некоторые их находящихся в этой комнате уже успели провести несколько дней, а то и недель под стражей за то, что во время богослужения зачитали декларацию собора [Исповедующей церкви], в которой осуждалась новая националистическая религия (Nazireligion). Однако мы, выросшие в лютеранских, редко пиетистских семьях, всё ещё поддавались иллюзии, будто бы у нас оставалась возможность разделять церковь и политику так, чтобы они не влияли друг на друга. Мы радовались, что Гитлер наконец принялся за то, чтобы восстановить репутацию Германии на мировой арене (например, благодаря расторжению Версальского договора). И в то же время мы яростно боролись с «немецкими христианами» и христианами-нацистами, которые пытались внедрить в церковь своё собственное вероучение.
И вот, как нам казалось, это сообщение Гитлера наконец давало нам возможность, поступив на военную службу во благо нашего Отечества, показать этим плохо информированным и злокозненным нацистам, какими бывают настоящие патриоты.
А в углу сидел господин «директор», Дитрих Бонхёффер. Он, очевидно, совершенно не разделял наши чувства. В это время мы, побывав на первых двух-трёх лекциях, которые он прочитал в Цингсте, уже были в восторге от силы его богословской аргументации и от дебатов. А наши сокурсники из Берлина […] успели нам немного рассказать о том, что наш юный директор ещё в 1933 году вместе с Мартином Нимёллером выступил против нацификации церкви (что и привело к последствиям, которых мы так жаждали). Поэтому его реакция тем утром поставила нас в тупик. Что случилось? Разве он – не хорошо образованный реформатский теолог? Мы попросили разъяснений – и он пообещал, что вечер будет долгим.
Вечером этого дня я впервые услышал вопросы о послушании Нагорной проповеди, исходящие из уст теолога, ассоциирующего себя с Реформацией, из уст лютеранина, уважаемого члена Исповедующей церкви. Вопросы! Таков был метод Бонхёффера: задавать уточняющие вопросы на возникающие у оппонента возражения. Он спрашивал: существует ли для христианина возможность по крайней мере пытаться прямо и просто повиноваться Нагорной проповеди? Бонхёффер оставался спокойным, как будто бы отстранённым, совершенно не фанатичным; он говорил тихим голосом. Совершенно не было похоже на то, что он стремится нас обратить здесь и сейчас; он не походил на человека, который пытается впарить другим свои убеждения. Он намекнул, что если бы лично его призывали на военную службу, то он задумался бы над тем, чтобы от неё уклониться.
Он пустился в размышления о том, насколько неудачно протестантизм воспроизводит (и воплощает на практике) лютеранское учение о двух (разделённых?) царствах и отрывке из тринадцатой главы послания к римлянам; к каким фатальным последствиям для восприятия Евангелия и образа действий Церкви это приводит: Церковь служит дешёвой, а не дорогой благодати Христа.
Я считаю это самым важным аспектом деятельности пастора Бонхёффера. Это сейчас мы умные, начитанные и знаем, чем всё кончилось, но в начале-середине тридцатых годов немецкий обыватель не знал об опасности фашизма примерно ничего – да он и слова-то такого не знал. Более того, как считает филолог Ольга Седакова, слово «тоталитарный» в то время воспринималось положительно – как «цельный», в противопоставлении раздробленности нации, человека.
Нетрудно заметить, что во всех примерах, которые я перечислил в первой главе, образ врага предельно ясен: для греков это турки, для ирландцев-католиков – протестанты, для евреев – немцы и русские, для поляков и литовцев – тоже русские. Но даже в 1935 году Гитлер и его риторика были практически неотличимы от бытовавших среди немецкого народа суждений и чаяний. Отделить абсолютное зло от его жертвы, рассмотреть Антихриста, когда он прикидывается ангелом, можно было только благодаря исключительным способностям. И этой способностью для Бонхёффера и его круга стала вера в Христа.
Замечу важную особенность: пастор рекомендовал своим ученикам всегда помнить о том, что слова Библии даются человеку Богом именно в момент чтения – а это означает, что Божье Слово всегда направлено на непосредственную актуальную реальность. Именно это делало Евангелие настолько жизненным для антифашистов и непереносимым для Гитлера.
Деятельность Исповедующей церкви представляла опасность для режима. В августе 1936 г. министерство образования Третьего рейха лишило Бонхёффера права на преподавательскую деятельность; он также больше не мог проповедовать и публиковаться. В 1937 году один из ключевых участников Исповедующей церкви Мартин Нимёллер был отправлен в концлагерь – сначала в Заксенхаузен, а затем в Дахау. В том же году прекратила своё существование община в Финкенвальде, однако Дитрих Бонхёффер продолжил свою педагогическую деятельность тайно – в форме «совместного пастората» при церквях. Подпольные занятия продолжались с перерывами до марта 1940 года, пока эту деятельность окончательно не пресекла тайная полиция.
От пацифизма к Сопротивлению
После захвата Чехословакии в 1939 году, Бонхёффер, стремясь избегнуть военной службы, покинул Германию. Проведя в США всего двадцать шесть дней, он понял, что принял ошибочное решение, и отправился обратно – бороться. «Я должен пережить этот сложный период нашей национальной истории вместе с христианами в Германии. У меня не будет права участвовать в возрождении христианской жизни после войны, если я не разделю с моим народом испытания этого времени», – писал Бонхёффер.
Вернувшись в Германию, Бонхёффер принял участие в движении Сопротивления, для чего ему пришлось стать агентом абвера – службы военной контрразведки. В недрах этой организации под руководством адмирала Вильгельма Канариса уже несколько лет зрел замысел политического переворота. Бонхёффер разделял эти взгляды: Эберхард Бетге утверждает, что уже примерно с 1940 года Бонхёффер был убежден в необходимости убийства Гитлера.
Как обычно, пастор был крайне активен. Он пытался освободить от военной службы пасторов Исповедующей церкви – неудачно. В 1942 году вместе с мужем своей сестры юристом Гансом фон Донаньи он отправил четырнадцать высокопоставленных евреев в Швейцарию – под видом сотрудников абвера. Кроме этого, с помощью военных Ганс фон Донаньи собирал материалы о массовых убийствах в Германии и Польше, известные как «папка из Цоссена» или «Хроника позора». Впоследствии именно эти материалы, найденные нацистами, погубили всю группу фон Донаньи – включая Бонхёффера.
Пастор выполнял обязанности связного – к примеру, в 1941 и 1942 гг Бонхоффер передал британскому правительству через епископа Джорджа Белла секретные документы о группе борцов Сопротивления и их целях – с просьбой провести различия между немцами и нацистами после окончания войны. Однако, заключать сепаратный мир с Германией означало испортить отношения со Сталиным, и министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден ответил, что поддержка немецкого Сопротивления не отвечает национальным интересам Великобритании. После этого, по свидетельству Виссерта Хурта, Бонхёфферу оставалось лишь молиться о поражении Германии в войне.
На первый взгляд кажется, что Бонхёффер до 1940 года и после – это два разных человека. Несколько проясняет этот сложный вопрос история из жизни пастора, рассказанная учеником Бонхёффера, доктором Вольфом Дитером Циммерманом.
Молодой офицер Вернер фон Хафтен (1908–1944) часто встречался с Гитлером и спросил Бонхёффера, должен ли он застрелить Гитлера, если ему представится такая возможность. Бонхёффер в ответ сначала попытался выяснить, действительно ли молодой человек имеет такой уровень допуска к фюреру. Хафтен, искренний христианин, убедил его, что у него действительно есть эта возможность, и в ходе четырехчасовой дискуссии пытался получить ответ у Бонхёффера о моральной уместности нарушения его присяги на верность Гитлеру, а также о моральной обязанности использовать свой редкий доступ к Гитлеру, чтобы выстрелить в него. Не понесёт ли он вину за то, что не воспользовался такой возможностью? “Нужно ли мне это делать? Могу ли я?», – были его насущные вопросы.
Ответ Бонхёффера свидетельствует о его понимании того, насколько мучительно трудной была работа в движении Сопротивления для добросовестного христианина. Он сказал Хафтену, что экзистенциальная моральная дилемма «стрелять или нет» — это лишь часть более широкого вопроса о том, действительно ли стрельба по Гитлеру поможет изменить политическую ситуацию. Устранение Гитлера само по себе бесполезно; на самом деле, ситуация может даже стать хуже после его смерти. Бонхёффер объяснил, что деятельность Сопротивления так сложна именно потому, что то, что произойдет после смерти Гитлера, нужно очень тщательно спланировать. После убийства альтернативный руководящий орган должен был находиться на месте, чтобы эффективно осуществлять власть. Хафтен, озабоченный своей экзистенциальной борьбой, нашёл этот ответ слишком теоретическим. Он видел возможность действовать и хотел знать, следует ли ему ловить такой момент. Бонхёффер, однако, предупредил его, чтобы он не обращал внимания на собственное затруднительное положение и трезво взвешивал все возможные осложнения такого действия. На озабоченность Хафтена возможной виной за то, что он не воспользовался возможностью, Бонхёффер ответил, что поспешное и, следовательно, безответственное использование такой возможности повлекло бы за собой такую же большую вину. На самом деле, сказал он, там невозможен сценарий, который позволил бы христианину остаться без вины.
Таким образом, на вопрос об аморальности убийства Гитлера Бонхёффер ответил в полном соответствии со своей христианской этикой ответственных действий: такое исключительное действие не может быть оправдано этическими нормами и должно быть проводится с готовностью взять на себя вину, но эта вина отдана Христу который является милостивым судьей.
Эберхард Бетге раскрывает христианский смысл борьбы Бонхёффера, не видя в ней никаких противоречий:
Ответственность отрицает какое-либо абсолютное разделение на мирские и духовные элементы, но пребывает в обеих сферах перед Богом и перед людьми. И в этой этике сам Бонхёффер жил личным отношением к Христу, которое он поддерживал до конца и которое он также поддерживал в своей дерзости к заговорщическому политическому сопротивлению. Таким образом, это политическое сопротивление является для него ответом на его встречу со Христом, а также ответом на призыв страдающих детей Божьих в его дни. Этот ответ ставит его за пределы авторитарных законов и автономной частной жизни. Тот, кто отвечает, берет на себя задачи, которые другие не смогли решить или завершить. Отвечающий не пытается уйти от реальности посредством неизменных христианских принципов. Он вступает в контекст современной человеческой вины, оставляет оправдание своему Богу и принимает последствия.
Более подробно Бонхёффер раскрыл эти идеи в книге «Этика», где также утверждал, что христианин имеет право участвовать в политическом сопротивлении диктатуре («структура ответственного деяния включает в себя и вину, и свободу»). Последовав примеру Христа, пастор выбрал, по выражению д-ра Циммермана, «заместительные страдания на благо других» – то есть принесение себя в жертву с целью предотвратить гибель евреев, солдат, мирного населения. Присоединившись к заговору, Бонхёффер и так уже сильно рисковал, но он также был готов к ещё большему риску – греху убийства ради мира. В этом решении не было никакой аргументации, оправдывающей насилие или войну в глобальном смысле слова. Бонхёффер классифицировал участие в политическом путче как ultima ratio – чрезвычайное личное решение, «не оправдываемое ни правилами, ни законом», но побуждаемое жизнью ради Христа и мира, согласно словам апостола Павла о том, что «Никто меня не судит, кроме Христа» (1 Кор. 4:3-4).
В 1943 году Бонхёффер был арестован по делу заговора сотрудников абвера. Будучи высокопоставленным заключённым – племянником военного коменданта Берлина Пауля фон Хазе – в тюрьме Тегель пастор имел возможность писать письма, которые впоследствии были изданы. «В маскараде зла устоит не тот, чья последняя инстанция – рассудок, принципы, совесть, свобода и порядочность, – напишет Бонхёффер в 1943 году в тюрьме, – а тот, кто готов всем этим пожертвовать, когда он, сохраняя веру и опираясь только на связь с Богом, призывается к делу с послушанием и ответственностью; тот, кому присуща ответственность и чья жизнь – ответ на вопрос и зов Бога. Где они – эти люди?». Увы, ответа так и не нашлось. 9 апреля 1945 г. Бонхёффер был повешен в концлагере Флоссенбург вместе с другими заговорщиками.
После фашизма
Говоря о пасторе Бонхёффере, мы имеем в виду не только его значение для Германии, как бы велико оно ни было. Дитрих Бонхёффер – это, в первую очередь, человек мира, сумевший обрести своё служение Христу в эпоху, которая совсем не была к этому расположена.
Сейчас в России мы наблюдаем что-то вроде того, что происходило в Германии 1930-х, но в форме неумелой любительской постановки. Да, здесь такая же демонически изворотливая и эффективная пропаганда, такое же стремление выдать агрессию за спасение нации, такое же сознательное истребление мирного населения на охваченной войной территории. Речи патриарха Кирилла и милитаристский храм в Кубинке не менее свирепы и далеки от христианской веры, чем гитлеровские «немецкие христиане». Главное отличие заключается в том, что в России попросту не существует достаточного количества убеждённых фашистов для того, чтобы сформировать сильный культ военного вождя, из-за чего путинское правление растянулось по времени и лишилось первоначальной динамики. Сейчас это – паника и хаос теряющих жизненные силы старцев, военное поражение которых – лишь дело времени. Как и смертность уже пожилого Путина, это – объективная реальность.
В книгах пастора Бонхёффера крайне важна идея того, что в современном мире наивная детская вера уже невозможна. Вся суть христианства должна быть совсем другой – взрослой, апеллирующей к способности человека взять на себя ответственность за свои поступки и мир вокруг. Но современное российское общество невозможно назвать зрелым и готовым брать на себя ответственность. Желание «твёрдой руки», возвращения в СССР, обожествление тех или иных политических лидеров и тому подобные универсальные рецепты на все случаи жизни – признак того, что люди, рождённые и воспитанные в неволе, не готовы взять в свои руки возможность принимать важные решения. Но ведь и европейское общество начинало с того же – несколько веков назад. Тот же немецкий народ был вынужден решать сходные проблемы в 60-х годах, когда с уходом престарелого канцлера Конрада Аденауэра страна открывала новую, уже полностью мирную эпоху. Поэтому я не вижу оснований сомневаться в России. Да, социальное взросление здесь затянулось, а вооружённый контроль обманутого и плохо образованного населения не сильно способствует духовному росту. Но авторитарный режим всегда умирает одновременно со смертью своего диктатора, и это открывает окно возможностей.
В любой борьбе с фашизмом и тоталитаризмом принципиально важен вопрос о том, что будет потом – после победы. Бонхёффер даёт ответ на этот вопрос высоким стандартом отношений человека с Христом и людей друг с другом. Только тогда антифашизм не вырождается до своей противоположности, оставаясь моральной основой будущего здорового общества. Будет ли у нас в России так же? Надеюсь, мы увидим это уже скоро.
Важно понимать, сто пятьдесят миллионов населения России не исчезнут с географической карты после путинизма. Этим людям надо будет выстраивать новые отношения с миром – как и миру с ними. Конечно, цивилизация может спрятаться от России за новым «железным занавесом», предоставив ей жить по инерции – но именно это с высокой вероятностью породит нового Путина. Более правильным будет начать масштабную прогрессорскую, гуманистическую миссию, которая воспитала бы в людях эмпатию, высокие этические стандарты, утерянные за годы авторитаризма, и дала бы практические навыки достойной жизни в новых социально-политических условиях. Именно поэтому роль пасторов, проповедников Христа так важна, к какой бы деноминации они ни принадлежали. И мы, братья и сёстры во Христе, готовимся к этой роли – потому что не видим другого выхода и смысла жизни.
Мартин Шмитц
Родился в СССР. Изучал историю, богословие, литературу. Размещённые под моим именем тексты являются частным мнением верующего человека. По этой причине автор скрывается за псевдонимом, образованном от имён двух деятелей Исповедующей церкви - немецких антифашистов Мартина Нимёллера и Елизаветы Шмитц. "Нам кажется, что сейчас наступили самые страшные времена, и нужно искать новое решение, как выжить, как не потерять честь и достоинство. Но это не так. В истории бывали и другие страшные времена. И всегда находились люди, которые делали выбор всей своей жизни. Я считаю своей миссией рассказывать на русском языке всем, кому нужна духовная поддержка, истории о смелых людях - которые на самом деле были точно такими же, как и мы все. Надеюсь, мои заметки придадут вам сил на вашем собственном пути"