818 Views
* * *
Я – бегущая по мостам
через реки и города,
есть ещё на земле места,
где о вечном поёт вода,
эта музыка – как магнит,
как спасение от войны,
тихий омут соединит
звуки с магией тишины.
Есть дыхание между слов,
есть мгновение в каждом дне,
и у нас, золотых ослов,
есть любовь, что лежит на дне
этих омутов колдовских,
там, где свет ещё не померк,
их глубины и блеск близки
тем, кто падал не вниз, а вверх…
Над мостами – такая синь,
под мостами – такая гладь,
что не надо уже просить
ничего, лишь ладонью гладь
этот воздух и этот мир
и желаний горячий след,
раскалён докрасна эфир,
много крови и много бед…
В долгой памяти сберегу
лютый холод и мёртвый зной,
но пока я ещё бегу,
нерушимы мосты за мной
* * *
Я любила красное и чёрное,
по Стендалю, да и без Стендаля,
все цвета, контрастные и чёткие,
кроме цвета грязи, цвета стали.
Я любила Пушкина и Бродского,
Киев, Питер и Париж впридачу,
Окуджаву, Галича, Высоцкого
и гитары звон. А как иначе?
Всё давно разрушено, расстреляно,
всё извращено до онеменья,
скатерть битвы по земле расстелена,
вой сирен – и нет другого пенья.
Запах крови через расстояния,
запах гари, запах разложенья…
На какой стою теперь поляне я?
Кто назначен новою мишенью?
Остаётся красное и чёрное –
цвет любви и цвет больной эпохи.
Ничего не ведали учёные,
все мы были дураки и лохи.
Мир несётся в пропасть, Богом брошенный,
новый круг в аду прислуга чертит.
Как же вас спасти, мои хорошие?
Где найти слова сильнее смерти?
* * *
И пока Русалочка танцует,
смерти нет и ненависть пасует
перед этой силой, этой страстью –
даже мир спасается отчасти.
Сказочник – великий утешитель,
грешных душ инопланетный житель,
о любви послание оставил,
той, в которой нет границ и правил…
В мире после кораблекрушенья
всё вокруг становится мишенью:
море, горы, дети, звери, птицы,
самозванцы, рыцари, царицы,
мальчики кровавые, монахи,
те, кому остался миг до плахи,
беглое ворьё и дезертиры –
все, кто хочет не войны, а мира.
Так танцуй, Русалочка, над морем,
вопреки разрухе, смерти, горю,
ничего не может быть прекрасней
этой пляски, этой жажды счастья!
Ведь покуда длится танец этот,
слышен пульс, вращается планета,
и любовь опять непобедима,
и не будет новой Хиросимы
* * *
Сны о мире ушли,
откололись, как льдина,
и плывут феврали –
не судьба, а судьбина…
Кто как хочет – зимуй,
окопались навечно.
Поезд мчится сквозь тьму,
выходить – на конечной.
Где-то – смех, где-то – крик,
чёрт кому-то не страшен,
вон безумный старик
белым шарфиком машет,
вон цыганская дочь
по ладони гадает,
поезд мчится сквозь ночь,
пьёт вдова молодая,
никому не видать,
где кончаются шпалы,
пролетают года…
«Як тебе я шукала!» —
тихо-тихо поёт
чья-то девочка рядом…
Переезд, перелёт
между жизнью и адом
* * *
От надежды до отчаянья
меньше шага, полушага.
Как до оттепели, таянья
нам дожить на дне оврага?
Телефон звучит, как колокол:
диги-дон – сопротивляйся!
Путь далёк ли, путь твой долог ли
в ритме марша, в ритме вальса?
Мы пока ещё живучие,
хоть и многих потеряли,
путь лежит по воле случая
в царство вьюги и печали…
Утром снова взрывы в Киеве,
а в Париже – снег на крышах,
в этой перекличке виевой
детский смех всё реже слышен…
Голоса в эфире разные:
проклинают, молят слёзно,
тропку некому указывать
в сумрачном лесу морозном…
Не раскаялись, не сладили
и не ведали, не знали,
как друг друга грели, гладили
люди зимние в подвале…
Нет пророков ни в отечествах,
ни в чужих краях спесивых…
Огоньки в потёмках мечутся
наших душ неугасимых