489 Views
* * *
Я родился не на той стороне
безоружным и притом не в броне,
а вокруг была несметная рать,
оставалось лишь лукавить и врать,
притворяться, но лежачих не бить,
да еще, что получалось, любить.
* * *
Нет, не только следствие зачисток
слово “хуй” в стихах у гимназисток,
но как ни лютует власть-старуха,
ей не одолеть свободу духа.
Стихи о национальной идее
Даже если вождь впадает в кому,
всё равно не будет по-другому,
и не выйдет жить наоборот,
даже если вымрет весь народ,
скажем, положив себя на войны –
патриоты могут быть спокойны.
И меня ни разу не спросили,
не скрывая некоторой грусти,
может, это я не о России,
может, об Израиле, допустим?
Ф.Т.
Звенит на витязе кольчуга,
и твёрдо знает каждый тать –
Россия та еще подруга,
у ней особенная стать,
несокрушимые полки и,
блядь, наркомовских сто грамм,
да и друзья у ней такие,
что хочется бежать к врагам.
Псалом
Планеты разбиваются, как чашки,
но мы при этом, все же, не букашки,
да и букашки не хухры-мухры –
судить нас вряд ли будут слишком строго,
куда идём, туда нам и дорога,
что б там ни пели ангелов хоры;
и прав Господь, пусть даже ноосфера,
как мне сдаётся – сущая афера.
Ученье Ленина. Краткий курс
В России вечно в смысле расы
народ безмолвен – но не массы,
и те, кто угнетают нас,
еще наплачутся от масс.
* * *
Всяк Чейн-Стокс
знай свой шесток-с.
Рыцарский роман
В любую, извините, эру,
зачем война миллиардеру?
Но против логики в поход –
не обязательно крестовый –
шёл не какой-то нищеброд,
но тот, кто жил на всём готовом
и золото имел всех проб –
зачем ему ещё и гроб
Господень? Мне с моей зарплатой
имело б смысл, забравшись в латы,
искать в шальных боях почёт,
понятно, за казенный счёт,
и на халяву пить мадеру,
считать награды до дробей –
а вот зачем миллиардеру
нужна война в любую эру,
не понимаю, хоть убей.
Десатанизация масс
Пусть век другой, но игры эти ж
среди лесов, полей и рек –
ты за свою страну ответишь,
всю жизнь хороший человек.
Суд правый всё учтёт дотошно –
мы все повинны перед ним –
и тошно жить или не тошно,
ты выйдешь из воды сухим,
и вызубрив урок конкретный,
вновь нагуляешь аппетит,
не смертник, а всего лишь смертный,
конечно, если подфартит.
Скамейка
«В Дрездене на набережной Эльбы в память о печальных событиях оставили скамейку с пометкой «только для евреев». Конечно же, я вышел из группы туристов и сел на нее. Было это несколько лет назад. Рядом сидела очень пожилая чета – людям явно под или за девяносто. Мы посмотрели в глаза друг другу, не обмолвившись словом. В их глазах читалось, что они в реальности пережили те события».
Подчиниться в конце концов бездне и
умереть на скамеечке в Дрездене
над змеистыми водами Эльбы,
ни полслова не помня про стрельбы
и, конечно же, не по оплошке
не дожив до последней бомбёжки.
Ода на долголетие
Когда приходит пониманье,
то это хуже наказанья,
хотя по-своему бесстыжий
вопрос к себе: «Зачем ты выжил?»,
а в этом уличном котенке,
какие могут быть потемки?
* * *
Грош цена той поэзии,
за которую не убивают поэтов,
и я ни к кому не в претензии,
честное слово, за это,
и что мы в конце концов знаем,
но, всё-таки – грош цена ей.
Перезагрузка
На всё насрал,
разбил посуду,
ушёл в астрал,
к обеду буду.
Стихи о мирном сосуществовании
Зацени злобу дня –
что за день – всё равно:
их наука – херня,
их искусство – говно,
их начальства и масс
ниже некуда сорт,
но для них и для нас
вне политики спорт
и не в радость война,
и за мир весь народ –
окопайся, страна,
и ни шагу вперёд,
не валяй дурака,
не раскачивай трон,
и люби чужака
вплоть до лучших времён.
* * *
Можно ли душу продать по частям,
чтоб, так сказать, и себе, и властям?
Стройно лакеи стоят во весь рост,
смотришь на них и снимаешь вопрос.
* * *
Не прошу я хлебушку –
не хватало этого –
одолжите дедушку
для полка бессмертного.
Физика и лирика
Не распознаешь и по слухам,
что сделалось с душой и духом,
но как физическое тело
почти не пострадал Отелло.
Стихи о светлом будущем
В припадке духа нищеты,
когда – пока ещё не знаю –
а был ли фюрер, спросишь ты,
идя по новому Синаю
туда, куда глаза глядят,
приняв надёжной веры яд.
И как туман спадёт недуг,
и вот уже ты снова друг
прав человека и свободы,
мила Америка опять,
и за потерянные годы,
поверь, найдёшь кому пенять.
Города и люди
Гауляйтер Иудеи Понтий Пилат
не выходил без меча из палат,
но всё равно – пусть по слухам –
Пётр отрубил ему ухо
еврейскому на радость народу.
Христу тогда было тридцать три года,
что по тем временам – зрелости социальной пора,
и не одобрив поступок Петра,
он сдался без боя Пилату,
чтобы евреи не шли брат на брата,
себе и другим на беду,
за что был казнен по суду.
А Пётр трижды отрёкся от него до утра
и эмигрировал в Рим,
который назвали градом Петра –
такой вот себе мейнстрим.
* * *
Что тут поделаешь: памятник – идол,
разве я тайну какую-то выдал,
хоть пощади, хоть веди на убой,
спросишь – любой? Я отвечу – любой,
даже который без тени подлога
от непосредственно Господа Бога,
даже который любим лично мной
в прошлой и в нынешней жизни земной;
как ни царапает сердце обида,
скинут его, а на кой ещё идол.
Тайны элит
На совещании узком
так говорил Хрущев:
«Если бы Сталин был русским,
было бы хуже ещё –
нас бы варили в масле,
а не валяли в грязи –
в общем, на наше счастье
извергом был грузин,
что, безусловно, греет,
правда, не навсегда,
нам бы призвать евреев,
только, а нас куда
с нашей душою русской –
в люди, к станку, в метро?», –
шефу внимали грустно
члены Политбюро.
* * *
Правда обидна,
да и больна,
ложь очевидна,
чем и сильна,
и, что обидней,
да и больней,
чем очевидней,
тем и сильней.
Клеветникам Расеи
Прадед сел за анекдот,
правнук сел за лайк,
в общем, караван идёт
несмотря на лай.
Ода
Я славлю фигу из кармана –
пусть не она спасенья манна,
но не любила Власть Советов
её, и за одно за это
перед народом без обмана
я славлю фигу из кармана.
И пусть давно в борьбе духовной
расстрелян был Совет Верховный,
но Государственная Дума
нисколько не в порядке глума,
былую возродив интригу,
не любит из кармана фигу,
в чём есть резон и даже в кубе –
нет, власть не зря её не любит:
не поддавайся страха мигу,
держи пока в кармане фигу
и, блин, не сомневайся даже –
она себя ещё покажет.
Пётр Межурицкий
Родился в 1953 году в Одессе, с 1990 года живёт в Израиле. По образованию филолог. С начала семидесятых годов и до середины восьмидесятых участвовал в движении одесской неофициальной поэзии. Первая публикация стихов в толстом журнале - "Континент" его парижского периода. Автор нескольких сборников стихов и романа, изданных, как за свой счет, так и за счет спонсоров.