469 Views
Харьков
Мне сорок два. Женатый. Харьковчанин.
Работаю в IT. Порой ленюсь.
Вокруг хватает нервов и печали,
и кажется порой, чрезмерен груз.
Пытаюсь не растить в себе зануду,
пытаюсь для семьи наладить быт.
Мне сорок два. И старше я не буду:
на Салтовке осколком я убит.
⠀
Что предъявлю безжалостной фортуне?
Огрёб, как говорится, сто плетей.
Как хорошо, что смог я накануне
жену отправить в Польшу и детей.
Как хорошо, что вмиг, не поэтапно,
не мучаясь ни телом, ни душой.
Как хорошо, что быстро и внезапно,
без боли. Как же это хорошо.
⠀
Конечно, в целом участь незавидна,
из горла рвётся крик — тяжёл, зверин.
Но глянешь вниз — как на ладони видно:
не смерть, а жизнь гуляет средь руин,
горят, мелькают тысячи огарков —
не погасить их вихрю на краю.
Стоит навек непокорённый Харьков,
и там же я, несломленный, стою.
Письмо
Говори со мною, говори.
Даже молча, только говори.
Даже если гибельно внутри,
всё равно со мною говори.
⠀
Друг на друге вскоре нас замкнут
чёрствый пряник и упругий кнут.
Главное, что может нас сберечь —
без обиняков прямая речь.
Агнцев поджидают алтари —
говори со мною, говори.
⠀
Слово превращается в сигнал,
чтобы получатель точно знал:
собеседник рядом. Всякий слог
отдаляет мрачный эпилог.
Феврали сменяют декабри —
говори бесцельно, говори.
⠀
Говори — не зря же мы вдвоём.
Говори — я слушаю, приём.
Вопреки тупому галдежу,
говори, я всем перескажу.
⠀
Говори, что скуден твой обед.
Говори, что слабый интернет.
Говори, что целями ведом.
Говори, что снится только дом.
Говори, что спишь давно один.
Говори, что плаваешь меж льдин.
Говори, что ночь всегда груба.
Говори, что дикая судьба.
Говори, что хочется в Париж.
Говори, что хрипло говоришь.
Говори, что страшен каждый взрыв.
Говори, что ты хотя бы жив.
⠀
Говори, как всё вокруг в крови.
Говори, мол, боже, прогневи.
Говори, как всё вокруг в грязи.
Говори, мол, боже, пригрози.
Говори, как всё вокруг в пыли.
Говори, мол, боже, разозли.
Говори, как всё вокруг в аду.
Говори, мол, боже, не иду.
Говори, как всё вокруг в огне.
Говори, мол, боже, всё же не.
Говори, что люди — дикари.
Говори со мною, говори.
⠀
Мысли рассыпаются песком,
жизнь стремится в сторону ползком,
исчезают медленно места,
покрывает время короста.
Пусть горят часы, календари —
говори со мною.
Говори.
У войны не женское лицо
Человек упавший. Пальтецо.
Сверху трель беспечного скворца.
У войны не женское лицо.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
Телефон звонит, но в пустоту,
будто просит: мучить прекрати!
Абоненту всё невмоготу.
Абонент вне действия сети.
⠀
Разорвало взрывом письмецо —
вместо букв летящая пыльца.
У войны не детское лицо.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
Взгляд направлен в небо, в облака.
Вот уж подфартило, земляки.
Непреодолимая река:
ни мостов, ни, собственно, реки.
⠀
Льётся кровь, не лужа — озерцо.
Льётся кровь без края и конца.
Не мужское у войны лицо.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
Нет лица, и тела нет, и ног,
только хриплый голос, только крик.
Нет реляций, будет некролог —
чтобы всяк прожитое постиг.
⠀
У войны не женское лицо.
У войны не детское лицо.
Не мужское у войны лицо.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
У войны не женское лицо.
У войны не детское лицо.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
У войны не женское лицо.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
⠀
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
У войны и вовсе нет лица.
2027
— Папа, — вдруг спросит Оскар, — а расскажи о прошлом,
вирус вас мучил некий в год, когда я пришёл?
— Да, это было жёстко, глупо и суматошно,
в жизни и в человеке вирус оставил шов.
⠀
— Да, я смотрел в ютубе! Как там его… Локдаун!
Улицы опустели, редко ходил трамвай!
— Не потусуешь в клубе, умер весь андеграунд…
— Жесть!
— Да, и в самом деле.
— Дальше спрошу?
— Давай.
⠀
— Год был мне, ну, чуть больше, как началась войнушка…
— Слово совсем дурное.
— Как же сказать?
— Война.
— Понял. А дальше что же?
— Бомбы, ракеты, пушки,
мы захлебнулись в гное. Вязкая пелена.
⠀
— Папа, а чья вина-то?
— Я не хочу об этом.
— Нет уж, скажи, без шуток. Сам меня так учил.
— Я виноват. Расплата в шкаф заползла скелетом.
— Ты?!
— Ну, итог так жуток… Да. Я совсем без сил.
⠀
— Пап, но сейчас-то лучше? Кончилось всё, я в курсе!
— Так, да не так. Последствий долго не разгрести.
— Пап, ты такой колючий… Пап, я прошу, не хмурься!
— Много случилось бедствий.
— Папа, не плачь!
— Прости.
⠀
Рушится небо хлёстко в поисках компромисса,
воспоминанья — метки, взгляд омертвелых глаз.
Оскар, любимый Оскар! Агния и Алиса!
Все остальные детки! Будьте умнее нас.
Санёк и Сашок
— Санёк, ну привет. Как житуха, как дети?
— Сашок, сколько лет. Всё везде как всегда.
— Давно я хотел тебя где-нибудь встретить…
— Но разные были у нас города.
— Санёк, не забыл, как мы лихо бухали?
— Сашок, это ж молодость наша цвела!
— А ныне мы будто в плохом сериале.
— И тачку героя спалили дотла.
— Санёк, на гитаре лабал ты отлично.
— Сашок, я старался. А ты подпевал!
— Тогда перестройка, теперь перекличка…
— Мы рухнули в бездну. В ущелье. В провал.
— Санёк, а ты счастлив? Чем день свой встречаешь?
— Сашок, матерюсь постоянно с утра.
— Ты пьёшь, но как будто из треснувшей чаши?
— Сестра моя жизнь… До свиданья, сестра.
— Санёк, ты немолод. Сплошные морщины.
— Сашок, да и ты, если честно, не юн.
— Ты чувствуешь гибельный смрад мертвечины?
— Мне кажется, всем заправляет колдун.
— Санёк, я устал. Нет ни сил, ни терпенья.
— Сашок, мы решаем, каким будет шаг.
— Нам будто давали эрзац бюллетеня…
— Мне кажется, всем заправляет дурак.
— Санёк, ну скажи, на хрена это надо?
— Сашок, воттекрест, если б знать самому.
— Тоской заменилась былая бравада.
— Я с радостью канул бы тут же во тьму.
— Санёк, ну, бывай. Не увидимся, знамо.
— Сашок, несомненно. Вовеки. Пока.
Смотри: ты в прицеле. Ступай себе прямо.
Смотри: это грань. Незаметна. Тонка.
А нас за что?
«А нас за что?» — спросила Алевтина.
«А нас за что?» — промолвил Алексей.
Нам руки обмотала паутина,
но мы чисты — и не ебём гусей.
Ведём себя морально мы и тихо,
от зла добро в два счёта отличим:
мы в шоке от ужасных действий психа,
и верим, что не вечны палачи.
В эмпатии мы лишь и виноваты —
от всей души мы ненавидим ложь,
подписки оформляли и донаты…
И бахнуло… Но только вот за что ж?
«А нас за что?» — шепнула Ираида.
«А нас за что?» — взъярился Леонид.
Слабеют бодрость духа и либидо
(ещё бы нам страдать из-за либид!).
«За что?» — вопрос терзает, жжёт, морочит,
так сильно, что башка летит в кювет.
Но дан ответ однажды будет ночью,
и не добавит счастия ответ:
За то, что покорялись и молчали,
за то, что недостаточно кричали,
за то, что в горе, гневе и печали
склонялись, лепеча про «позитив».
За то, что подчинялись и терпели,
за то, что не сбежали из купели,
за то, что хором изредка, но пели
на надоевший дó смерти мотив.
За то, что застывали и сносили,
за то, что уступали грубой силе,
за то, что лишь вполголоса просили,
не требуя того, что дать должны.
За то, что каждый день учили роли,
за то, что ничего не побороли,
за то, что не держали на контроле
судьбу свою — и прочих, с кем дружны.
За то, что сами всё перечеркнули,
за то, что, не решились, не рискнули,
за то, что на одном и том же стуле
сидели, опасаясь просто встать.
За то, что будто нé были, но были,
за то, что горечь прятали в ванили,
за то, что лишь рыдали на могиле,
не видя шанса всё направить вспять.
О чём страдать? О пролитом кефире?
О чём страдать? Что выросла стена?
Мы слышали, кричали нам в эфире:
готовится, готовится ОНА!
Пеняем на себя! «Ну что за бляди!»
Пеняем на себя! «Увы, увы…»
Идём мы через пять проклятых стадий —
а лучше б сквозь пустыню как волхвы.
Горят кресты, часовни и хоругви,
бордели, банки, школы, шапито…
И сквозь огонь видны упрямо буквы:
«За что?» «За что?» «За что?» «За что?» «За что?»
* * *
Серёжа, прости. Не опишешь словами
твою катастрофу. Лишь хрипы в груди,
лишь небо бесцветное над головами
и просьбы немые: «Беду отведи».
⠀
Серёжа, прости. Оправданий не будет,
молись не молись — всё не в лад и не впрок.
Погрязли по локоть в сгорающем блуде,
он страшен, но жалок, и смысл неширок.
⠀
Звучит изречённое ложно, неловко,
земля рассыпается солью в горсти.
В сравненьи с тобой всё сплошная издёвка,
бессмысленно, страшно.
Серёжа, прости.
Это не наша война
«Это не наша война», — блестит на берлинских стенах.
Это не наша кровь течёт в рассечённых венах.
Это не наша боль кипит в безразмерной чаше.
Это не наша жизнь. Но смерть может быть и нашей.
⠀
Может ли быть война чьей-то? Чего бы нет-то.
Может ли стать война тенью? По интернету.
Может ли жить война лишь в заголовках? Может.
Может ли взять война тех только, кто моложе?
⠀
Всякий вопрос таит бездну и тьму подвохов,
всякий вопрос даёт отповедь: «Очень плохо!»
Всякий вопрос кричит, а утвержденье — глухо.
Всякий вопрос горит гибельной оплеухой.
⠀
Это не наша война! Всё к нам пришло с востока!
Это не наша война! Бедствие одиноко.
Это не наша война! Надо, как было прежде.
Это не наша война! Лишнее всё обрежьте.
⠀
Das ist nicht unser Krieg! Бегает рядом страус.
This is not our war! Глупо — я аж теряюсь.
Cette guerre n’est pas à nous! Колется злоба остро.
Non è la nostra guerra! Ну а Земля-то — ностра?
⠀
Хочется, чтоб урок выучен был на память,
хочется, чтоб снегá в душах могли растаять,
хочется, чтоб сестре руку дала сестрица,
хочется, чтоб с концом мы не могли мириться.
⠀
Это не наша война! Буквы тверды. Убоги.
Это не наша война! Выстрелы в синагоге.
Это не наша война! Вслед за дурными снами
явь прогремит в ночи — это придут за «нами».
⠀
Это не наша война!!!
Эо е аа оа!
Тнншвйн
†
Григорий Аросев
Григорий Аросев (1979, Москва). Литератор, журналист. Автор шести книг, десятков литературных и сотен журналистских публикаций. Финалист премий «Большая книга»-2020 и «Поэзия»-2021. Основатель и главный редактор литературного журнала «Берлин.Берега». С 2013 года живёт в Германии.