369 Views
Странник. Поэма в десяти осколках.
1.
Я долго брел неведомо куда,
Я созерцал невиданные страны,
Где ночью источали города
Потоки нервной, первозданной праны.
А утром, обожженные зарей,
Они, проснувшись, буйством расцветали;
В их многоликости мне чудились порой
До тонкости знакомые детали.
Я видел в них обрывки детских снов,
Которые от древности забылись,
И стаи странных, непонятных слов,
Как птичьи стаи мимо проносились.
В изломах скал я замечал оскал
Обиженной изменчивой природы,
Как одержимый истину искал
В предчувствии грядущей непогоды.
И, где я был – ее не находил,
Она упрятана сурово и надежно
Согласно ль замыслу программы Высших Сил
Иль по неведенью души неосторожной.
Я плыл в толпе, и взор мой находил
Согбенных, искалеченных, убогих.
Я с ними выживал, и ел, и пил.
Счастливых видел. К сожалению – немногих.
Я пробирался сквозь огонь и дым
И ощущал я смерти запах терпкий…
Я – Странник, бестелесный херувим.
Я на Земле – с инспекторской проверкой.
2.
Каин, не ведая, что сотворил,
Начал отсчет убиенных.
Ящик Пандоры секретный открыл,
Полный пороков нетленных.
И нескончаемый крови поток
Хлынул в людскую обитель,
И перекрыть его русло не смог
Ни Моисей, ни Спаситель.
Камни летели, дробя черепа,
Копья пронзали доспехи –
Дьявол, ликуя, выделывал па
В танце кровавой потехи.
Танки утюжили спелую рожь,
Голос срывали комбаты,
В шее дрожал окровавленный нож,
С грохотом рвались гранаты.
Стрелы пронзали кольчужную вязь,
Пули натужно жужжали.
Падали мертвые в алую грязь…
А для того ль их рожали?..
3.
Как терпелива мать сыра земля,
Удобренная прахом убиенных!
И как суровы годы-тополя
В тумане над могилами военных.
Не сосчитать безропотных могил –
Их скорбный счет идет на миллионы.
И род людской решительно забыл
Творенья цель и Вечные законы.
Жиреет власть, и воры всех мастей
Набить карманы норовят потуже –
Из испражнений лживых новостей
Понятно, что могло бы быть и хуже.
Два полюса – закон и криминал
Давно сплелись в соитии порока.
И множится кровавый арсенал,
А разум – спит. До нового пророка.
4.
Зло растекалось по земле,
Сжирая все живое,
Довольно булькало в крови
И упивалось ею,
Как будто сам Властитель Тьмы
Сюда сошел из ада,
Своей рукой благословив
Деяние такое.
Вот эволюции итог,
Прекрасная развязка:
Отсутствие клыков, когтей –
Не велика помеха.
Таскать оружие устал
Оруженосец Панса,
И машет атомным мечом
Рождественская сказка.
Гранаты, мины, топоры,
Мечи и арбалеты,
Винтовки, кортики, ножи,
Рапиры, автоматы;
Ракеты, бомбы, крейсера,
Мортиры, танки, ядра,
Зарин, зоман, горчичный газ,
Кастеты, пистолеты…
Эгоистическая суть
Творенья возомнила,
Пройдя свой грешный путь земной
От славы до позора,
Багрянцем братской нелюбви
Одетая в доспехи,
Что власти сласть – вот это власть
И что не в знаньи сила.
5.
Я говорил с ним как-то ненароком,
Из чаши медной пригубив вина.
Он был Спасителем, машиахом, пророком,
В ком сила духа явственно видна.
Его спросил тогда я без нажима:
– Что думаешь о племени своем?
Насколько вера их несокрушима?
Чисты ль их помыслы, как горный водоем?
Молчал Моше и не спешил с ответом,
Затем вздохнул, как будто тяжкий груз
Его давил, и, осиянный светом,
Ответил откровенно, без искус:
-– Я их увел от рабства из неволи.
И вот – мы здесь, где камень и песок…
Не все в себе то рабство побороли,
Лишь я, похоже, в этом одинок.
Я истину, полученную свыше,
Им подношу, не зная похвалы –
Кто жаждет, тот постигнет и услышит
Святую тайну мудрой каббалы.
Ну а народ… Народ подобен стаду.
Покорно он идет за вожаком.
Есть мудрый вождь – другого им не надо,
И вьется нить за пущенным клубком.
Покуда веруют. А дальше – будет видно.
Упрочат веру беды и года.
И будет мне прискорбно и обидно
Разбить скрижали снова. Как тогда…
Он замолчал. А в шалаше метались
Сквозь щели блики лагерных костров,
И свечи, догорая, изгибались
В меноре вечной – дочери веков.
Он знал, что ждет его народ изгнанье,
Погромы, пытки, печи лагерей,
И слезы матерей, и долгие стенанья
По воле гоминоидов-зверей.
Я видел, как из человечьей кожи
Кроили сумки, шили кошельки.
И россыпи зубов я видел тоже…
Паноптикум, рассудку вопреки.
Пророк молчал. И взор его печальный
Летел, пронзая стены шалаша,
Как будто в Ханаан обетованный
Безудержно рвалась его душа.
Туда, где ветер дюны обвевает,
А на песке дрожит от пальмы тень,
Где каждому объятья раскрывает
Рожденный утром беспокойный день.
Там будет боль, и будет Храм разрушен,
И после, с горечью, Израиля сыны
Усердно станут в помыслах досужих
Молиться у оставшейся стены.
– Но кто ты, странник? Вроде бы не здешний.., –
Спросил Моше с улыбкой на устах.
Ответил я со скорбною усмешкой:
– Я – Здравый Смысл, утерянный в веках.
6.
Любовь рождалась в муках. И сначала
Она была как призрак, как намек.
Украдкой наблюдала, изучала,
Примеривалась, шла на огонек.
Входила робко в тесные лачуги,
Свечу держала в сумраке ночном,
Соитием двоих вершила чудо
И пела серенады под окном.
Любовь сверкала, крепла и мужала,
Слагала песни, иногда лгала,
Но сотни душ от пули и кинжала,
И яда ревности, увы, не сберегла.
Она дитя качала в колыбели,
Впечатывала в память отчий дом,
Отца и мать, песочницу, качели,
И куст сирени, и весенний гром.
Она солдат из боя выносила –
Контуженных и раненных бойцов,
И столько верст она исколесила –
Про это рассказать не хватит слов!
Насильно никого не понукала,
Купалась, не стесняясь наготы,
Потерянным надежду подавала,
Заветные лелеяла мечты.
Любовь огнем от скверны очищала,
Из рук слабеющих подхватывала флаг,
И оттого не сразу замечала,
Что от любви до ненависти – шаг.
Как правило, слепа и беззащитна,
А иногда – наивна, как дитя,
Она свои проигрывала битвы
И раны получала погодя…
Ее встречал я – сердце обрывалось:
Нагая, изнуренная любовь
Все падала, но тут же поднималась,
И умирала. И рождалась вновь.
7.
Кровавы росы на заре, обильны слезы,
В застывших зарослях травы гуляют тени,
Дрожат, волнуясь, белокурые березы,
В кустах тревожатся пугливые олени.
Бреду в бреду теперь по выжженным просторам,
Где смысл жизни злою выкошен косою,
Где реквием звучит зловещим перебором,
И смерть разгуливает торною тропою.
Она всегда готова к сбору урожая,
Когда на финише повязывает ленту.
Ежесекундную работу совершая,
Она не знает ни хулы, ни комплементов.
О, люди, люди! Разбудите разум спящий!
Чтоб остудить свой пыл, посматривайте в небо,
Услышьте голос вашей совести дрожащий
И накормите вволю страждущего хлебом.
Ладони созданы для дружеских пожатий,
Объятий братских, а отнюдь не для пощечин;
Уста – для слов любви, а не проклятий,
Для запятых, тире и робких многоточий.
8.
Ангелы-хранители летели,
Облака пронзая строем рваным,
Над землей, где бой кровавит раны –
Ратников хранить не захотели.
Некоторые – еще кружили,
Тщась остановить братоубийство.
Злобой искореженные лица
Божие Творение крушили
Там, внизу, в пыли, на поле боя,
Ангелов отталкивали грубо.
Били в барабаны, дули в трубы,
Пучеглазо от азарта воя…
9.
– О, Господи!
Прости мне эту дерзость:
Освободи от данного обета –
Я не могу взирать на эту мерзость.
Ищу ответ – не нахожу ответа:
Зачем ты создал кровожадных племя,
Презревших доброту и человечность,
Несущих тлен и ненависти семя,
Что проросло и убивает вечность?
Во всех веках, на разных континентах
Я находил лишь кровь и стоны горя.
Там зло застыло попрочней цемента,
Там разрушенье плещется, как море.
Признаюсь – я бежал из этих мест.
Я их покинул, от бессилья плача.
О, объясни мне – в чем мой тяжкий крест!
И в чем моя нелегкая задача!
В чем функция моя? Каков ее итог?
Грядет цивилизации финал…
Твоим решением вмешаться я не мог.
К чему инспекция, Отец?..
– Ты все сказал?
Я знаю все. И для меня не ново,
Как человечество историю творит.
И прежних Странников отчеты слово в слово
Ты повторил. Похоже, не лежит
Душа твоя к людскому роду –
Из эгоизма сотканы они.
И эту их первоначальную природу
Без их желания, увы, не изменить.
Что до тебя… ты должен продолжать –
Должно перебеситься дурачье.
Еще не время камни собирать…
Мне важно – там – присутствие твое.
Иди, мозоль глаза, касайся тем запретных,
Расшевели зародыши их несмышленых душ,
Неси им Свет Творения заветный
В сиянье городов и сумрачную глушь.
Найди любовь, вдохни в нее надежду,
Пока огонь ее еще живой,
И вере дай достойную одежду…
Ступай же поскорей, сын мой.
10.
Я вновь бреду неведомо куда,
На Землю возвратившись.
Навсегда.
2017
Константин Васильченко
Константин Васильченко, род. в 1962 г. в Донецке (Украина). С 1999 г. проживает в Израиле. По двум образованиям дизайнер, психолог. Регулярно публикуется в ФБ. Участник международной поэтической группы «Новый ковчег», антивоенных проектов «Хроники агрессии», «Музы и пушки». Печатался в альманахах «Кологод», «Артелен». Член Союза писателей Северной Америки.