692 Views
После 24 февраля русскоязычная литература тотально и, по всей видимости, необратимо поделилась на антивоенную литературу, патриотическую литературу и литературу невмешательства. Вторая и третья нас не интересуют, а вот первая чрезвычайно любопытна, поскольку стала складываться с нуля – хоть и усилиями авторов, главным образом уже известных.
Мне попадались литературоведческие исследования, в которых маститые критики на полном серьёзе пытаются вычленить какие-то чисто поэтические, языковые инновации в антивоенной поэзии. Для меня, рядового читателя, этот подход является довольно странным и даже несколько обидным, потому что, во-первых, на идейной почве невозможно так быстро построить новые языковые традиции, а во-вторых, сама суть антивоенной поэзии заключается в том, что она антивоенная, и поэтическая форма в ней не имеет практически никакого значения. То есть, конечно, автор выбирает самые подходящие для себя инструменты. А критик – что ему ещё остаётся делать – спекулирует на них.
Впрочем, нельзя отрицать, что после 24 февраля заново рождённая антивоенная поэзия погрузилась в поиски. Многие авторы независимо друг от друга нашли ряд сильных тем и образов, что в течение первого года сформировало несколько даже не «бродячих сюжетов», а, скорее, «бродячих символов». Этот стихийный антивоенный символизм мне кажется интересным явлением как с точки зрения поэтической культуры, так и поэтической истории. Поэтому большинство моих очерков посвящены именно этой теме.
Христианство – религия пацифизма, и отсылки авторов к Библии – дело неизбежное. Можно найти немало антивоенных текстов, посвящённых Пасхе, Рождеству, Распятию, но три сюжета по распространению бьют все рекорды. Это Апокалипсис, Исход и сюжет об Авеле и Каине. О первых двух мы поговорим позже, в других очерках. Здесь я остановлюсь лишь на истории Каина.
Кратко перескажу этот короткий ветхозаветный эпизод, уместившийся в двадцать шесть стихов главы 4 Книги Бытия.
Каин – старший сын Адама и Евы, а Авель – младший. Во время жертвоприношения Господь принял дар от скотовода Авеля и не принял дар от земледельца Каина. В ответ «Каин сильно огорчился». Господь осведомился у Каина о причинах его печали и почему он спрятал лицо: «Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним». Эти слова свидетельствуют о том, что непринятие жертвы – испытание для старшего брата, но он его не прошёл, да и не мог пройти, поскольку, согласно Апостолу Павлу, «верою Авель принес Богу жертву лучшую, нежели Каин; ею получил свидетельство, что он праведен, как засвидетельствовал Бог о дарах его; ею он и по смерти говорит ещё» (Евр.11:4).
Ветхий завет не сообщает обстоятельств смерти Авеля, кроме того, что это было предумышленное убийство, совершённое тайком от Бога, и что ложь Каина в ответ на вопрос, где Авель, была поистине вызывающей и дерзкой. Процитируем полностью: «И сказал Каин Авелю, брату своему: [пойдем в поле]. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. И сказал Господь [Бог] Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему?» В то же время наказанию Каина посвящён большой массив текста. Во-первых, теперь Каин не мог прокормиться плодами земли («ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего»), во-вторых Каин был обречён на изгнание и скитания (в итоге он поселился «в земле Нод, на восток от Эдема»); в-третьих, «всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро». Далее приводится родословие Каина и затем «Песнь Меча» – фрагмент Ветхого завета, посвящённый потомку Каину Ламеху, который в наказание за грех Каина случайно убил своего сына Тувалкаина, родоначальника кузнечного ремесла.
Очевидно, что для всех авторов история Каина и Авеля – метафора братоубийственной войны между близкородственными народами, в которой перед нами предстают абсолютная Жертва и абсолютный Агрессор. Не думаю, что многие задумывались о том, что Каин и Авель жили задолго до того, как Господь вручил на горе Синай Моисеевы заповеди – в том числе «Не убий», – и что мораль этой истории заключается не в недопустимости братоубийства, а в греховности неповиновения воле Господа. Но для поэтического образа это, может быть, и не так важно.
У подавляющего большинства авторов образ Каина проходит в стихах вскользь – в одной или двух строках. Поэт словно обращается к общепринятому знанию и поэтому не считает нужным как-то детализировать библейский сюжет. Перечислю несколько особенно ярких цитат.
«И во дворе сидит, согнувшись, Каин, // кровь Авеля смывая со штыка» – Александр Габриэль, «Когда в стране отрублен интернет».
«И я кричу тебе, немея, // Как ближней плоти во Христе: // Паденье Каина страшнее, // Чем возвышенье на кресте» – Александр Щедринский, «Чужую речь, увы, не слышат».
«…в новом Каразинском университете открывают факультет прощения Каина» – Андрей Костинский, «Радуюсь о каждом, кто успел уехать».
«Бродит в полях, оглушённый войной // полуслепой и завистливый каин, // Бродит в стране, вдохновленный и злой, // свежеготовый к репрессиям сталин» – Вера Арямнова, «Ноют во сне, ноют без сна».
«Мы жили в счастливое время, но мы не заметили. // И пьём из надломленных чашек цикуту свидетелей // Того, как счастливое время сменяется правильным, // Того, как восходит терновник над кладбищем авелей» – Дарья Полякова, «Зима началась. Предыдущая так и не кончилась».
«И со всех сторон кричат: // Каин, Каин, где твой брат?» – Татьяна Вольтская, «Было-было, да прошло».
«Мы зачем умирали-то под Москвой – // Чтобы русский потом – вдовой // Украинку оставил? // Каин, Каин, где брат твой Авель?» – Татьяна Вольтская, «Огребём по полной. Неправедная война».
«Я говорю: когда удав // сжимает кольца, как петлю, // на всём, что помню и люблю, // мои слова текут стремглав, // но Каин Авелю не равен» – Виктор Фет, «Спор».
«Погрязли мы, ты нас потряс. // …глянь, Каин с Авелем гуляют» – Елена Кантор, «Возьмём мы спичку зажечь свечу».
«Выпив чашу до дна, // Каин спокоен и нераскаян» – Григорий Певзнер, «Вежливые люди вежливо бомбят роддома». (Позволю заметить, что смешение ветхозаветного сюжета с новозаветным мне не кажется здесь оправданным).
«Каин, не ведая, что сотворил, // Начал отсчёт убиенных» – Константин Васильченко, «Странник».
Однако есть и другие стихотворения. В них Каин предстаёт полноценным персонажем – с личными характеристиками и законченным образом. Этих текстов, впрочем, очень немного.
Возможно, со мной многие не согласятся, но я отношу к стихам с полноценным образом Каина такое лаконичное четверостишие.
Пётр Межурицкий. Мужественное решение.
– Какие сложились у вас отношения?
Давайте, ребята, без тайн.
– Я принял мужественное решение, –
прямо ответил Каин.
Здесь всё дело в удачной цитате. «Я принял мужественное решение» – это типичная, узнаваемая фраза из лексикона Владимира Путина, благодаря чему ветхозаветный персонаж наделяется чертами политического деятеля – и наоборот, разумеется, тоже.
Стихотворение Олега Ладыженского создаёт образ Каина как агрессивного, умственно отсталого и вместе с тем нарциссичного гопника. Эти качества часто приписываются собирательному образу российского захватчика, но параллель не озвучивается, она подразумевается.
Олег Ладыженский. Где брат твой, Каин?
— Где брат твой, Каин?
— Смотри, бог, камень,
Беру руками,
Бью по башке.
— Где брат твой, Каин?
— И кулаками,
И «с носока» бы
Ещё в прыжке.
— Где брат твой, Каин?
— Вон, зубы скалит,
Ещё икает,
Но в целом сдох.
— Где брат твой, Каин?
— Я не раскаюсь,
И не надейся,
Пшел нахер, бог.
…гласит нам Тора:
«Я разве сторож?» –
Но сути спора
Нам не гласит.
Лишь Авель рыжий
К той сути ближе,
Поскольку выжил,
Хоть не просил.
Стихотворение Веры Арямновой интересно тем, что оно показывает трагедию глазами Авеля, хотя в Ветхом завете нет ни единого слова от лица этого персонажа, и мы можем только догадываться о том, каким он был, кроме как «праведным» (Мф.23:35).
Вера Арямнова. Каинова весна.
Итак, пришла каинова весна.
Авель действует, когда люд со сна
беспомощный… не знающий точно, что к чему,
и взывает к Господу: не пойму,
почему больше Ты не за нас?!
Почему, Господи, Ты не спас?
Потому что пригрели змею на груди,
давно и по-всякому, а впереди
впереди то, что у нас внутри.
Вот и смотри, человек, смотри!
Я знаю, жертвенники есть у нас.
Они и спасут, если Бог не спас.
Смотрю, смотрю на дорогу:
кто окажется добрей и прекрасней Бога?
Ольга Гуляева, как это часто с ней бывает, создала многозначный метафоричный текст с легкомысленным ритмом и разговорной лексикой. Однозначной трактовки не просматривается, но осмелюсь предположить, что «новокаин» расшифровывается не как «Новый Каин», а как некая трансцендентная напасть, благодаря которой человек даёт себе право на любой грех.
Ольга Гуляева. Новокаин.
Чувствуй, если нет новокаина: красота мгновенна и легка, красота нелепа и наивна в роли Человека-паука. Степи-буераки-реки-горы, там, среди бесчувственных руин, ходят забодавшие по горло Каин и его новокаин.
Мир (славяне, турки, англосаксы, крокодил, макака, бог ли, царь) вообще не хочет ни спасаться, ни бежать кого-то там спасать. Дьявол усмехается из ада – не рабам, конечно, не рабам – мировому пролетариату доверяя горн и барабан. Пролетариат пыхтит блаженно, в барабан стуча и в горн трубя, выходя на миг из роли жертвы, выходя по сути из себя, барабан, стуча, зовёт на танцы (как реклама ярко – на Пхукет) красоту кварталов пролетарских и её летающий пакет.
Человек бесстрашно и бесстыдно утверждает, что покажет им, если человека в роли тыквы приглашают на Хэллоуин. Им бы ямбы, им бы, им бы, им бы. Мне они не нравятся, и да: красота нелепа и наивна, но она спасает иногда.
Инна Квасивка – один из самых основательных поэтов на «Точке Зрения», затрагивающих христианскую тематику. Стихотворение «От огня и воды» создаёт всеобъемлющую картину ветхозаветной катастрофы, в которой история Каина и Авеля – лишь начало сюжета.
Инна Квасивка. От огня и воды
От огня и воды не зарекайся.
Не боясь ни тюрьмы, ни сумы,
воздают божки по вере каинам,
ищут авелей для чумы.
Ты – китом проглоченный – не Иона:
смерть во чреве предрешена.
Жизнь равна большому аукциону,
Лот ушёл, умерла жена.
И пророк бежит без оглядки, зная
силу огненного дождя,
но солдат волочит чужое знамя
и сгорает, не уходя.
Расцветают дети в садах Гоморры,
их живьём на горе Содом
в соляной обители похоронят –
за паломническим столбом.
Чашу пепла выльет больная спичка –
сотвори из неё ковчег,
чтоб по морю мёртвых скользить по-птичьи
и по-рыбьи молчать вовек.
Пожалуй, больше всего меня удивляет, что все эти тексты, в каждом из которых образ Каина проработан по-своему, появились всего лишь в течение первого года войны. Пока сложно отследить динамику, но, вероятно, упоминание Каина всё ещё не считается штампом и общим местом. Поэтому в будущем мы наверняка столкнёмся с новыми стихотворными трактовками этого персонажа.