252 Views
Выбор
…Какое, милые, у нас
Б. Пастернак
Тысячелетье на дворе?
Вот раньше – я бы не задумался,
Теперь же – голова закружится,
Когда стоит во всеоружии
Вопрос: «Кому твой выбор нужен?»
…
Писать стихи когда-то – чуть
Не счёл своей судьбою…
Сегодня я от них очнусь,
Как от запоя.
Ох, этот творческий задор! –
Кому он нужен?
…Скажите, сколько лет с тех пор
Прошло снаружи?
Обидно, право, что ни дня
Я не заметил,
Но знаю: мир простит меня,
И вновь приветит.
И я узнаю каждый дом
И каждый камень,
Знакомый город за окном –
Немая память
О всей своей былой красе –
Свежо преданье!…
Узнаю всех своих друзей
По их молчанью.
Узнаю, что весна ждала,
Какой погоды –
Немного солнца и тепла,
Чуть-чуть свободы…
И, как оружие, клюку
Возьму, и снова
Пойду к печатному ларьку
На Хлобыстова.
Открою выпуски газет,
Законов своды,
Увижу, как менялся свет
За эти годы.
Увижу, что мы берегли
И чем мы жили,
Что осквернили, что сожгли,
И что забыли.
Кто жив, а кто живьём зарыт
В могильной яме,
Какая роль мне предстоит
В грядущей драме?
И выбор мой – за всех людей,
Согласно чину:
Как жить – свидетелем смертей,
Или причиной?
* * *
…Идут, как вёрсты, годы,
И жизнь – дремучий лес.
Мы все оттуда родом –
Из этих странных мест.
По сопкам, по увалам
Петляя, неспроста
Меня с пути сбивала
Охотничья тропа.
Вдали порой белела
Замёрзшая река.
Вокруг меня шумела,
Звала к себе тайга…
Ты всякое знавала
На старческом веку –
Пожары, буревалы,
И дымную пургу.
В тумане снежных хлопьев
Огни чужих костров –
Мутящихся холопей
И вятских колдунов…
Но это всё забылось
В угрюмых хвойных снах…
И время заблудилось,
Пропало в трёх соснах.
И всё здесь – как по нотам,
Под шорохи лесов,
Под музыку полёта
Лиловых облаков.
Зима не понарошку,
Сойдя с пустых небес,
Колючею порошей
Прочёсывает лес.
Идёт к глухому долу,
Стянув петлю засад,
Выкуривать крамолу
Карательный отряд.
И выскочит из дыма
С тугим хлопком жакан –
Подарок в чью-то спину
От древних партизан…
И вот – метель сметает
С холмов твои посты,
Приходит белой стаей
И ставит у черты.
Осталось так немного –
А все-таки опять
В неверной мгле дорогу
Придётся выбирать.
На сказочном распутье,
Куда ни кинешь взор –
Пожалуйста, забудьте
Про меньшее из зол.
Шагаешь в одиночку
К дымящейся вдали
Последней главной строчкой
Окраине Земли.
Сентябрь
Когда по осени туман
Повиснет ранний –
Пора гулять по городам
Ненастьям рваным,
Дверям от сырости скрипеть,
Темнеть картинам,
Надеждам тлеть, дивану преть,
Ржаветь пружинам –
Включи компьютер на столе,
Восстань из мёртвых:
«Что происходит на Земле?
Какого чёрта?»
И станет вдруг осенний день
Канвой сюжета –
И разом видишь всю в окне
Свою планету.
Когда событья правят бал –
Не жди отсрочки:
Здесь Мюнхен дело начинал,
И Нюрнберг ставил точку.
То перестрелка, то погром –
И мы там были,
И с каждым разом горшим злом
За зло платили.
И сами – шли порой на нож
Кабацкой рвани, –
Весь этот мир, как медный грош,
Держа в кармане,
Полжизни прокутив сперва,
Дыша сивухой,
Не веря выспренним словам
О силе духа.
А поутру, не чуя ног, –
Вернёшься нищим
В свой уголок, на свой шесток,
В своё жилище…
Не замолить грехов ничем:
Виновен каждый,
А в чём, когда и перед кем –
Уже не важно.
Была столетним мёдом лесть
Столетья кряду,
Но в бочке – ложка дёгтя есть,
И капля яда.
И снова будешь всю подряд
Глотать отраву,
И жить, как прежде, – наугад,
И не по праву.
И всё равно – что век, что час
Впустую тратить:
Пусть этой жизни вам без нас
На дольше хватит.
Живущим в эпоху перемен
Сырая ночь раскинулась, как площадь,
Туда – до горизонта, и ещё…
Я наше время пробовал на ощупь
И примерял, как ношу, на плечо.
Мы все идём дорожками кривыми,
Окольными путями, в темноте,
Лишь избегая встречи с постовыми,
Что каждый друг от друга в полверсте.
И кажется, скрещенья улиц старых,
Уснувших и притихших в поздний час,
Ночные невоспетые бульвары –
Завещаны хранить от смерти нас.
Наш путь по ним попробуйте, измерьте!
Впотьмах не заблудиться здесь нельзя.
Здесь получают ордер на бессмертье
Герои, современники, друзья.
И в этом – жуть, и умыслы, и судьбы,
И тайный замысел вскормившей нас страны:
Всё решено, и выбора не будет,
И цель ясна, и вы обречены.
Случилось так: мне с ними по дороге,
И тем я жив, и только тем горжусь,
Что я средь них – один из очень многих,
На них равняюсь, к ним принадлежу.
И нам дано увидеть, как, нетленны,
Из мелочи, из вечного зерна,
Непрошены, рождаются легенды,
И боги получают имена.
Мы все приметы сложим здесь по крохам –
Всю соль земли, всю синь родных небес –
Чтоб не дворец, не памятник – эпоху
Построить и оставить по себе.
Мы новые дадим определенья
Любым вещам, каких ни выбирай –
Всем поискам, паденьям, преступленьям,
Всем крайностям, что били через край.
Я слыл средь вас бродягою, повесой,
Я никогда семь раз не отмерял –
И наугад кроил, наотмашь резал:
Сгодятся, чтоб пойти на матерьял,
И самый воздух, и мечты, и люди –
И пред соблазном мы не устоим,
И сколько можно мимолётных судеб –
Увековечим и обожествим.
Но замысел прочнее был и проще:
Здесь всё и вся, не сыщется изъян! –
Мы вместе станем чернозёмной почвой
Для вымыслов, для слухов, для семян.
Картина всё фатальней, всё страшнее,
И наше время требовало жертв,
И становилась ярче и яснее
Штриховка незнакомых новых черт.
Семнадцатому году наподобье,
У изумлённых граждан на глазах
История писалась нашей кровью,
И внятен был весь ужас и размах.
И вот теперь, в её анналы вхожи,
Как трирский бюргер вхож к себе домой, –
Мы тоже соучастники, мы тоже
Не выслужим, не выпросим покой.
Убийства, войны, ложь, грабеж, пожары…
Всё на себя возьмём, весь смертный грех,
Пойдём на суд грядущего, и кару
Безропотно снесём – одни за всех.
И даже если просто – самозванцы,
Шуты, холопы, негодяи, голь –
На плечи взвалим время и пространство,
И если некому – сыграем эту роль.
Столетия – как звук тяжёлых капель…
И как тут быть, как отблагодарить
Своею жизнью нам тебя, Создатель,
За неоплатную возможность жить?
Кровью мир умоется
Кровью мир умоется,
Чёрт-те что деля…
Эх, святая Троица,
Грешная земля!
Колотили минами,
Рвали на куски,
Кровь мешали с глиной
И с дерьмом мозги.
Дым в траншеях узких,
И железный дождь
Сёк, дырявил бруствер
И людей – насквозь.
Падала, горела
От разрывов мгла,
В небеса летела
Клочьями земля.
Огненной штриховкой
Отмахнёт коса –
Всей артподготовки
Вечных полчаса.
Висла пыль над степью –
Жёлто-серый холст.
Поднимались цепи
Сразу в полный рост –
За завесой дыма –
И пошли на нас…
Кто им там, незримые,
Отдали приказ? –
И, кромсая зрение
Блеском тесаков,
Бросят в наступление
Потных мясников.
Рукава закатаны,
Бляхи на ремнях,
Каски, автоматы,
Мундштуки в зубах.
По густой, кровавой
Каше – сапоги…
На колючке ржавой
Поразвесь кишки!
Огненные жала
Взрежут окоём:
Встретим их кинжальным
Залповым огнём.
Взведены гранаты…
«Боже! помоги!!!»
В ход пошли лопаты,
Финки и штыки.
В дебрях развороченных
Блиндажей, траншей
Резались – до ощупи
Кадыкастых шей.
За железным лязгом
Глохнут хрип и мат.
Покатилась каска –
И в щепу приклад.
Блеск свирепой стали,
Штык скрипит о кость –
Мы зубами рвали,
Раздирали плоть.
По телам упавших –
Пыльная кирза…
Всаживали пальцы
В глотки и в глаза.
…Как всё это глупо!
Не ищи живых:
Лишь в обнимку трупы
Наших и чужих.
Кто им всем могилы
Будет отмерять?
Сколько нас здесь было? –
Некому считать…
Хрип смертельно раненых
К вечеру утих…
Смерть судила правильно,
Примирила их.
Молодость
Как ни крути, а всё же молодец
Заведующий судьбами земными:
Одни впадают в детство под конец,
Другие – умирают молодыми.
Постой, остановись! Взгляни вокруг –
И ты поймёшь, как значима беспечность,
Что старость – кратковременный недуг,
А молодость – синоним слова «Вечность».
И чем такой, скажите, жребий плох? –
Застать врасплох бесплотную химеру –
Прожить за вечер несколько эпох –
Эпоху Мандельштама – и Гомера.
Ни чёрточки, ни мига не забыть –
И всё простить, пока ещё не поздно,
Кумира и врага не сотворить,
И дальше жить, не сдерживая слёзы –
Как в будущем, как в сказке, как во сне –
Чтоб в такт попасть безумствующим сердцем –
Двум-трём шагам Армстронга по Луне,
Двум-трём шагам по комнате – младенца.
Такими мы запомнимся – навек…
Короткий век – но нам ещё по силам
Пойти пешком за тридевять парсек –
И что с того? И дальше заносило!
Всего пятнадцать?! – миллиардов лет.
Туманностей растрёпанной причёской
Кивает Мироздание нам вслед
Знакомой милой взбалмошной девчонкой.
Приветствую, n-мерность бытия!
Вот-вот Земля отпустит нас из плена –
И молодость закончится моя,
Но лишь начнётся – молодость Вселенной.
Предчувствие
Огни кварталов ложкой
Отчерпывает тьма:
Проторенной дорожкой
Объявится зима –
Крошить метелью дали
И как не наяву
Вычёркивать детали
И общую канву.
И от её исчадий
Все двери – на замке,
И город в снегопаде –
Как муха в молоке.
И поздно вырываться,
Трясти душевный хлам:
Зима заставит сдаться,
Забиться по углам.
Кто явится – непрошен,
Другой – давно пропал…
В снегу по крыши, брошен
Столичный автопарк.
И небыли и были
Здесь равно не в чести.
Снега похоронили
Трамвайные пути –
И в сумерках нечётких,
Оборвана давно,
Валяется проводка
Спиралями Бруно.
Торчат в снегу по шею,
Дома – как блиндажи.
Прокопаны траншеи,
Расставлены «ежи».
И где согреть ладони,
Куда уйти от зла? –
В последней обороне
Последнего тепла.
Бутылка «Гиннесcа»
Надо же – нечем напиться!
Рельсы – валдайским лесом.
Бегу от бывшей столицы
Бешеным «Невским экспрессом» –
От ветра, воздуха невского,
От камня, лаптями протёртого –
Подальше от Достоевского,
Подальше от Бенкендорфов.
Да, мы хватили лишку:
Помнишь, как между столиков,
Пряча топор подмышкой,
Мимо прошёл Раскольников?
Мы уходили дворами,
От липкого страха трезвели:
Весь вечер таскался за нами
Мертвец в обветшалой шинели.
За каждым углом – наготове
Стаи теней крылатых…
Спас на Крови, как кровью
Из раны, облит закатом.
Октябрьская поножовщина…
Здесь всегда где-то рядом
Не выжившие в ежовщину,
Не выжившие в блокаду.
Сколько вытерпел, вынес –
Вышел в нашу эпоху…
Нынче здесь варят «Гиннесc» –
Варят, признаться, плохо.
Гордый, высокий, жалкий –
Сколько тебе не простили?!
Нынче здесь варят «Балтику» –
Лучше бы не варили.
Обитель ангелов пленных,
Рискнувших слететь пониже…
Фасады дворцов надменных
Над лабиринтом хижин –
Бедный северный город!
Сколько сытых прищуров:
Ишь как радеют воры
За веру и за культуру!
За милю поживу чуют –
Сошлись, собрались гурьбою! –
Из-под полы торгуют
Нашей с тобой судьбою.
Милый твой абрис чёткий…
И чтобы не стало гаже –
Лучше я выпью водки
Подальше от Эрмитажа.
Двое
Злое небо над головою,
Над несчастной больной страной…
В этом мире нас – вечно двое,
Неотступно сводимых судьбой.
Мне – чужой, неотвязной тенью
Суждено за тобой плестись –
Мой прекрасный, беспечный гений,
Упоённо влюблённый в жизнь.
Пусть нам падать, вставать, оступаться,
Как по талому льду скользя –
Только б там, на краю, удержаться:
«Друг мой! стой – дальше нам нельзя!»
Он зовёт меня, он мне не верит,
Надо мной смеётся до слёз…
Моцарт, Моцарт, я – твой Сальери,
Я Иуда – будь ты Христос.
Кто стреляет в лицо, кто – в спину,
Кто-то – всё ещё ждёт чудес…
Будь ты Лермонтов – я Мартынов,
Ты мой Пушкин – я твой Дантес.
Страшный, проклятый, окаянный,
В казематный глухой коридор
Я ко многим входил безымянным
И зачитывал приговор.
Только я – твой последний попутчик,
За тобой отряжён в патруль –
И на стенах ложились кучно
Пятна крови и дырки от пуль.
Может быть, нас Господь оставил?
Может, зависть – смертельный яд?…
Только помнится имя: «Авель!»
И надломленный голос: «Брат?…»
И пускай вселенская вьюга
Нас просеет сквозь решето:
Всё равно мы с тобой друг без друга –
Никуда. Никогда. Никто.
Новая Гоморра
Драконьи зубы – время сева!
Мой друг, не будь слугой судьбе:
Ведь переполнить Чашу гнева,
Быть может, выпало – тебе.
Оглядываясь, лезет в норы
Бомбоубежищ высший свет:
Где будет новая Гоморра? –
В Нью-Йорке? Питере? Москве?
Гроза встаёт над окоёмом –
Всё ближе, ближе, а потом
Господь ударит Землю громом,
Как грешницу стальным прутом.
И за поруганную веру,
За козни выборных князей
Прольёт над нами дождь из серы,
Из крови, трупов и камней.
Царапайте ногтями стены,
Кто заживо погребены
В тоннелях метрополитена,
Застигнутые в день войны.
Да полно: все равны за гробом! –
И снова зло врачуют злом,
И оседают небоскрёбы,
И рушится второй Содом.
И кто-то, благостен и светел,
Пытался, верно, нас спасти –
Но праведников на планете
Не насчиталось десяти.