363 Views
Солдатское
Эй, солдат, игрушки с ёлки
Дарят ли войне?
Из окопов воют волком
по родной жене?
По сынам скрежещут зубы,
И по дочкам ли?
Все солдаты однолюбы,
Как и журавли.
Эй, солдат, когда воюешь,
Есть ли жар в огне?
Страсть у пули в поцелуе?
Стон в стальном коне?
Есть ли смысл стрелять по ближним,
Если ближе нет?
Ты зачем, солдат, у жизни
взял пустой конверт?
Плюнь в мундир, где пузит пузо,
Стёрт нательный крест.
Не уйдёшь двухсотым грузом
Ты из этих мест.
Двое здесь замрут навеки —
Как велит война —
Враг и ты, солдат, а третий
Выдаст ордена.
На смерть воробья
В доме покойника тихо, но шёпот звенит про петлю,
Он еще жив, горемыка. Надгробную ткут простыню.
Тонну кутьи заготовил элитный отряд поваров,
Ну а блины сковородят на пламени местных костров.
Так не по-русски живому вершить погребальный обряд,
Если покойник не умер, а вдовы уже голосят.
Речи готовит преемник, и в трауре портик кремля,
Едут послы из Китая, в коробке везут воробья.
Все государства застыли у рамок наземных границ,
Все патриоты святые заплакав попадали ниц,
В розовом галстуке диктор стрелялся в эфире тв,
Правда, его откачали, сказав, что не будет лавэ.
Флаги на башнях полощутся траурной чёрной каймой,
Пресс-секретарь на посту, но четыре недели хмельной,
Плачет, смеётся и кажется, новую ищет жену,
Впрочем, какое нам дело, кем видит несчастный страну.
Фракции в думе расквасили в драке друг другу носы,
Позже признали, что в драку героев вовлёк недосып,
Много работали, жали на кнопки, законы творя,
Ждали послов из Китая, везущих в страну воробья.
Тут подхватились живые не к месту служители муз,
Дайте фамилиям нашим вернуться в свободный союз,
Снова хотим на афишах, на книгах и даже в сети
Видеть не прочерк, не фигу, а имя своё обрести.
Молча стояли спортсмены и мышцы качали тайком.
Кто-то сказал «допустили», они побежали бегом.
Их на границе поймали, и в Верхний отправили Ларс,
Тех, кто совсем не стреляет, даже в какой-нибудь Дарс.
Что ты, читатель, смеешься? Стих, как и жизнь, — не фигня.
Знают послы из Китая, как умертвить воробья.
Иноагент
От меня отвернулась Родина,
Обозвав в Думе иноагентом.
Записала в отряд «юродивых»
«подлым штатовским резидентом».
Всё считала «печеньки» пачками
И в карманах наличку центами.
Всё стыдила меня подачками
И мифическими презентами.
Говорила, что мозг мой вынесен
И заполнен чужими мыслями,
Демократия — это вымысел,
Вермишель на ушах обвислая.
Утверждала, что сила падшего —
Биться духом за трезвость разума,
Что секреты завода нашего
Продавать я несу за пазухой…
А продав, за бугор ушлёпаю,
Плюнув в душу родимой вотчине,
Буду с мачехой жить, с Европою,
Отставной козы пулемётчицей.
Вот такая, однако, длинная,
Эта песня степенных улусов,
Киселёвская соловьиная,
Хор кремлёвского профсоюза.
Что ответить им, певчим воронам,
Заклевавшим своих собратьев?
Как же много у воронов «ворогов»,
Но грачей никогда не клевать вам.
Форпост
Пока формирует держава полки
А овцы затачивают клыки
Из тюрем сливаются гопники
Закону имперскому вопреки
Вербует их власть защищать страну
Чего им сидеть на нарах в войну
И если пройдут живодёрню
То снимут не голову а вину
Сварганят серьёзный им документ
Подпишет свободу не просто мент
Мент о ближнем и не подумает
ВручИт индульгенцию президент
Окрасилась кровью чужая земля
Из пешки создАли образ ферзя
Защитника масс – из душителя
Поборника чести из кобеля.
Однако с истории малый спрос
Включил непонятку единорос
Заметил ли кто этот космос –
Российский военный главный
Форпост.
Мать Тереза
Мать Тереза живет этажом ниже,
Любит рэп и цитаты из Фридриха Ницше,
Чистый пол без ковров и подмокших тряпок,
Выбирает лишь образцовый порядок.
Мать Тереза спускается слишком быстро,
Вот в закладку ныряет сверкающий блистер,
Дверь закроется туго, ударив со свистом.
Эй, народ, все отлично, сработано чисто….
Мать Тереза сгубила уже полдома,
Каждый пятый не просто её знакомый.
Каждый третий ей должен четыре сотни
Или юное тело для подворотни.
Участковый не ходит уже по пьянкам,
Клей не нюхает школьник Егор Баранкин.
Не валяются дети в чердачной срани,
Все жильцы по кроватям с утра в нирване.
Где-то в Главке работает мать Тереза,
И её установка — всеобщая трезвость.
От Терезы зависят начальные скрепы,
Чтобы люди остались, как прежде, слепы…
Ким Ир Сен
Празднует Родина, удаль свою лелея,
И расползается как по клеёнке джем
В сторону солнца, где Северная Корея
И солнцеликий бессмертный вождь Ким Ир Сен.
Ир, посмотри, свобода, она для умных,
Ты коротаешь годы в объятиях муз,
Плюнь на теорию мимо Московской УРны,
Чьёрт побьери(с), наступи на гнилой арбуз.
Ир, у тебя давно просрочена виза
В страны, где носят красный фригийский колпак,*
Вызовет мент и скажет, что стих — популизм, а
Всё потому, что поехал давно чердак.
Будет твой тёзка, свой век навсегда отживший,
В «светлое завтра» перстом указывать путь.
Чтоб у тебя не чердак поехал, а крыша,
Впрочем, для дела партии это не суть.
Он, Ким Ир Сен так гордится своей Кореей,
Личными замками с цепью заборов вкруг,
Бункерами и
зенитными батареями,
И миллиардами в Герцогстве Люксембург.
Вот он сияет с холма самого Пхеньяна,
Рядом не кто-нибудь, тоже великий, сын.
А перед ними мир, как пустынная яма,
В облаке знойных радиоактивных пустынь.
* Символ свободы. Фригийский колпак — головной убор древних фригийцев, который в эпоху французской революции получил широкое распространение. «В Древней Греции и Древнем Риме фригийские колпаки одевали на освобожденных рабов. В период якобинской диктатуры этот головной убор стал символом свободы и равенства, одной из наиболее распространенных эмблем революции».
Прошение
Впусти его в свою страну,
Впусти своей господской волей.
Не он натравливал войну
С трибун, экранов, колоколен
На тихий лес, песчаный плёс,
На школу, садик, драм. театры,
Не он крестами у берез
Пометил боевые карты.
Не он, не он и там — не он,
Я не могу впечатать слово.
Над словом властвует закон,
Где беззакония оковы.
Он так же, как и ты, — статист.
Нас много в закулисье века.
Впусти его, он уклонист
От новой бойни человеков.