314 Views
Мы встретимся, Атос
И да — бывает все в последний раз.
Молчит судьба насчет второго шанса.
И понимаешь вдруг — не надышаться
И не наговориться про запас.
Чем дальше за спиной сожженный мост.
Тем ниже вероятность возвращенья.
О Боже мой, ведь красное смещенье
Не только лишь про свет далеких звезд…
Увы, постичь не в силах голова
Пространства, что людей разъединили.
Куда сильнее, чем года и мили,
Их разделяют мысли и слова.
Открыт сундук и сорвана печать
Одним приказом бешеного старца.
Нам не хватило смелости остаться
И духу — понимая, не молчать.
Мы говорим друг другу: “Жизнь одна”.
Она кивает, улыбаясь криво:
Теория того Большого Взрыва
На практике опять подтверждена.
Все те же грабли, вилы по воде.
Вконец сдурели боги и богини.
…Мы встретимся, Атос. Уже другими.
Осталось лишь понять, когда и где.
Ненужная частица
Пуста обойма слов, закончились патроны.
Тут что ни говори, сплошные дым и гарь.
Жаль, некому сказать бедняге Родиону:
Имеешь все права, когда ты просто тварь.
Про “Буки” ясно все. Неясно с “Аз” и “ Веди” —
Чем лучше замутить вселенскую грозу?
Жаль, руки не дошли до романиста Феди,
Чтоб не писал, дурак, про детскую слезу.
Зря мечется впотьмах бессмысленное Слово,
Когда чужой беде эквивалент — тротил.
Жаль, вечным сном уснул бытописатель Лёва —
Он заголовок свой слегка б укоротил.
Забудьте эту чушь про времена и нравы.
Лишь поскреби чуть-чуть — и проступает шерсть.
Антон, простите нас. Вы абсолютно правы.
Палата номер шесть. Палата номер шесть.
А сколько бились лбом, стенали да просили —
И снизошел Огонь. И все теперь в огне.
Вот так вот, милый друг. Все заповеди в силе.
Но без частицы “не”. Но без частицы “не”.
Эх, мальчик, мальчик…
Ветла. Фонарь. Аптека. Застыл район во мгле.
Два тихих человека лежали на земле.
Уже давно лежали — никак не унести.
И в общем-то мешали проехать и пройти.
А чтобы не скучали — вот так, вдвоем — они
На той земле молчали и мерзли не одни.
Что там они забыли? Открыть тебе секрет?
Их попросту убили. Их просто больше нет.
Молчишь… Глаза сухие. Уже, видать, усёк,
Что раз они плохие, то с ними можно всё.
Не зря тебя учили — жалеть не стоит их.
Вот видишь, замочили хорошие плохих.
Пусть мама все изложит и папа разъяснит,
Что доктор не поможет, когда уже убит.
Что кровью рот окрашен, и не поднимешь век —
Так некрасив и страшен убитый человек.
А если храбрый самый и все равно не жаль,
Представь, что папа с мамой убитые лежат.
С навек застывшим взглядом лежат раскрывши рты.
И мертвый мальчик рядом. И этот мальчик — ты.
Вот что мы натворили, в чужой ворвавшись дом.
А что мы натворили, не отмолить потом.
Тут разговор короткий: не нам дорога в рай.
Ну все. Поправь пилотку. Иди пока. Играй…
Милый Августин
Все в порядке со мной. Все так.
Жить бы долго и неспеша.
Но дышал со страной не в такт
И однажды не смог дышать.
В том геройства и славы нет.
Просто в ранний рассветный час
Отрубили в тоннеле свет,
Отключив от надежды нас.
А во мгле расплодился сброд
И собрался в клубки, в рои
Прикарманили кислород
Вертухаи да холуи.
Тьмы и тьмы их, а в каждом бес,
Исходящий на ор и лай,
С КГБ-шных своих небес
Ожидает заветный лайк.
Стали скрепы прочней оков,
Цепь стянулась тугим узлом.
Стая бешеных стариков
Территории метит злом.
Белена и война. Толпой
Под фанфары и гром команд
В свой последний идет Zапой
Обезумевший фатерлянд.
Вот как просто не быть людьми,
Вот такая в шаблоне брешь:..
…У тебя больше нет семи.
Есть один и последний. Режь.
Сохни телом, душой крови,
Воздух ртом по ночам хватай.
Режь по памяти, по любви.
По живому. И улетай.
Для тебя — одинокий борт,
И посадка в режиме блиц,
И печальный аэропорт,
Растерявший железных птиц.
Там останутся белый снег,
Буйство зелени по весне.
А фантомная боль — навек.
На такой мы сошлись цене.
Ничего не вернуть назад,
Никого из прошедших лет.
Там друзья за столом сидят,
А меня рядом с ними нет.
Воды движутся, шпиль блестит,
По проспектам снует народ.
Может, город меня простит,
Но следы все равно сотрет.
От разлома бегут пути.
Злое солнце мосты сожгло.
…Эй, шарманщик, давай крути.
Милый Августин, все прошло.
Доживи
Этот вид — человекоподобный клоп.
Человек разумный — его холоп.
Прост удел его и судьба тупа —
Он рожден, чтоб кормить клопа.
Есть клопы в погонах. Бывают без.
В них кровавый бес набирает вес.
Генералы, судьи, вожди толпы —
Мерзкой сутью своей — клопы.
Для тебя готова дорога в ад.
Военклоп расселся у адских врат.
“Кто там следующий на убой?
Мы уже идем за тобой.”
Их ничуть не тронет твой тяжкий вздох.
Лишь бы отдал кровь, а потом издох.
Стерся в пыль, бесследно исчез в золе
Где-нибудь на чужой земле.
И уже ушел золотой телец
На вагоны доз кровяных телец.
Но вешает властно: “Еще соси!”
Клоп верховный всея Руси.
Вот больной державы Великий Схлоп.
Человека в ней вытесняет клоп.
Забирает память, язык, лицо,
Жизнь и душу в конце концов.
Пусть камлают, пляшут, грозят, поют —
Не ходи туда, где тебя убьют,
Или кровь прольешь из чужой груди.
Нет, пожалуйста, не ходи.
Ведь однажды дружный клопиный хор
Превратится в дружный клопиный мор.
И до этих дней да без рук в крови
Доживи, родной, доживи.
Эх, яблочко…
Как шел на брата брат за трон и против трона,
И каждый пел свое под перестук копыт,
Когда друг другу в лоб летели эскадроны.
И этот был убит. И этот был убит.
А яблочко меж тем своей достигло цели:
Поди его найди под грудой мертвых тел.
Забытые бойцы в земле послушно тлели,
А эскадрон все пел. А эскадрон все пел.
Романтика смертей, парады и салюты.
Нет времени жалеть раздавленных в грязи.
Ведь, как учили нас, погибель — это круто.
Особенно когда во имя и в связи.
И вновь — в который раз — орава против горстки.
Топчи ее, народ, и на ошметки рви.
А истина? Она вон там, под тем наперстком.
О эта ловкость рук, измазанных в крови!
И правда — толку что от страшной и нагой-то?
Все так увлечены дизайном лобных мест,
Колокола окрест трезвонят: “Гойда, гойда”
Такой вот благовест. Такой вот благовест.
Эх, яблочко, катись костлявой на потребу.
Ненужная любовь — как мимо раны йод.
Ну вот, еще один лежит глазами к небу.
А покаянья нет. И эскадрон поет.
Михаил Горелик
С марта 2022 г. живёт в г. Ашкелоне, Израиль. До этого жил в Санкт-Петербурге с самого рождения, а именно с 1964 г. Решение покинуть Россию пришло 25 февраля. 24-го был так оглушен, что сложно теперь вспомнить. о чем думал в тот день. Ни о чем хорошем, это точно. Сложившуюся систему власти не любил никогда. Многое из того, что написал еще в России, именно об этом, об опасениях, которые стали явью. О том, что уехал, не пожалел ещё ни разу.