710 Views
* * *
Так умерли Иван и Марк,
Федот и Михаил.
Кирилл, еще один Иван,
Еще один Кирилл.
Потом Макар, потом Филипп,
Андрюха как дурак.
Макар за родину погиб,
Филипп за просто так.
Они теперь живут в раю,
А нам чума и край.
Я ад привычный отстою,
Прошу, не умирай.
* * *
Кого-то нужно было нам жалеть для становленья личности.
К примеру, Тухачевского.
Красивый, молодой, герой войны,
Трагически погибший от рук товарищей коварных.
И так о Тухачевском сожалея,
Мы выросли приличными людьми.
А Тухачевский?
Бог с ним, с Тухачевским.
Забудут и тебя, ты, главное, не ссы.
* * *
Поговори со мной цитатами,
Переводящими сквозь смерть.
Давай, двадцатыми — тридцатыми
Друг другу души рвать и греть.
Пусть распухает кашей гречневой
Полупустая голова,
И больно тычет ложка вечная
В чуть пригоревшие слова.
* * *
Там человек,
Торчащий вкривь и вкось,
Как ржавый гвоздь,
Забитый в горло веку,
Спросил меня:
«Пройду я здесь насквозь?»
И что я мог ответить человеку?
* * *
До прошлого года я был дураком,
Мне нравилось быть дураком.
Меня в дураки не тащили силком,
Не повторяли: «Велком!»
Я просто родился среди дураков,
С иными я был незнаком.
Своих дураки не стыдились оков
И водку несли из ларьков.
Но жизнь повернулась уму вопреки
И в ад повалились полки.
Вдруг стало понятно: они дураки.
Обычные, блядь, дураки.
* * *
Это город Ленинград,
здесь никто не виноват.
В дымном сводчатом подвале
виноватых расстреляли.
Выдал справку Ревсовет:
«Виноватых в доме нет».
В барских расселил палатах
он ни в чём не виноватых.
Там настигли мор и глад
всех, кто был не виноват.
* * *
На севере жила сволочь.
Стояла полярная ночь.
Сказали: «Сволочи нужна помощь».
И мы обещали помочь.
Волокли топями, буераками
Себя, как уголь, на край земли.
Лаем плакали, шли собаками,
Но сволочи той помогли.
* * *
Культурный человек стучится,
прежде чем войти,
И только затем бросает гранату.
Всегда говорит: извините меня!
А если закричишь: что ты наделал?
Он ответит: я же извинился.
Вооруженные культурой люди
Однажды победят.
И никому ни перед кем не придется больше извиняться никогда.
В домах не будет дверей.
Входи, здесь рады тебе.
* * *
Я так мечтал не запирать дверей,
В домашних тапках выходя за хлебом,
Что оказался в клетке для зверей:
Четыре стенки под открытым небом.
Мои соседи — лев и серый волк,
Нам хлеб дают по графику и норме,
И не возьмут мои соседи в толк:
Что я за зверь, одетый не по форме.
* * *
Во глубине времен бесовских
Я прятался в штанах отцовских.
Он в них на фронт пешком ходил,
В них Сталина похоронил.
Махал Гагарину слоном,
Выпрыгивая из штанов.
Когда же я совсем родился,
Мне этот бред не пригодился,
А в сорок лет на мне как жисть
Штаны отцовские сошлись.
Штаны из страха и железа
Нужны мне стали до зареза.
* * *
Я Родину люблю,
Наверно, как никто.
Здесь лучший друг
В беде не помогает,
Здесь вечный Пушкин
Говорит не то,
Но конь в пальто
Навстречу выбегает.
Найдёшь в карманах
Спички и табак,
Немного лагерной,
Немного звёздной пыли,
Закуришь на отеческих гробах.
Отец, отец! Мы не поговорили.
* * *
Родина прикажет есть говно?
Родина такого не прикажет.
И на хлеб ребенку не намажет.
Тайно здесь едим его давно.
Потому что наше «все равно»
Больше деревянней, чем железней.
А говно иной еды полезней.
Родина прикажет есть говно.
* * *
Поговори со мной на языке собак.
Мне нравится язык собак.
На языке собак говорят в Сорбонне,
Пишут книги, иногда даже стихи.
А птичий язык забыт.
Поговори со мной, если хочешь,
На языке врага.
Это мой родной язык.
* * *
Анджела Дэвис, Нельсон Мандела, Луис Корвалан уже на свободе,
А ты испугался Путина.
Тебе запретили курить в кафе и приставать к женщинам,
Завтра запретят есть говядину и свинину.
Где твои красные линии?
Не так важно, что конкретно тебе запретили, ты позволил.
Теперь запретам не будет конца.
Ты сам виноват во всем.