545 Views
* * *
Генерал Власов героически оборонял Москву.
Он мог ещё тогда перейти на сторону врага,
Не знавшего поражений на войне.
Мог в роковые для страны дни
Двинуть совместными силами на столицу.
Но Власов не думал становиться предателем,
Он сделал сложный выбор под давлением личных обстоятельств.
Определись поскорее, на чьей ты стороне.
Пусть тебя назовут нелюдью и чудовищем, только не предателем.
Предателей не любят нигде, и нет подвига, отменяющего предательство.
* * *
Наши мертвецы и ваши мертвецы
Бьются в чистом поле днем и ночью.
Не на жизнь и не на смерть бьются они.
Не пытайся их разнять, слоняясь по полю,
Мечи и копья пройдут сквозь тебя сотни раз,
Никто не услышит твоей мольбы.
Живи, придет твое время встать в строй,
Биться, не зная усталости.
У тебя целая жизнь выбрать сторону.
Такова природа Гражданской войны: выбор остаётся всегда.
* * *
Я испытываю ужас.
Ты испытываешь ужас.
Он испытывает ужас.
Мы испытываем ужас.
Все испытывают ужас.
Не пугайся, это ужас.
Одинокий голый ужас.
Не привязанный к беде,
Не приваженный к судьбе.
Лоб потри ладонью влажной,
Подыши в пакет бумажный.
Соберись и сосчитай
В перевернутом порядке:
«Десять, девять, восемь, ай»
Время запиши в тетрадке.
* * *
В аду совсем другие деньги
И хватит несколько монет,
Чтобы купить покой недельный,
Фонарик, пачку сигарет.
В аду за деньги можно много
Чего купить и приобресть:
Вам издали покажут Бога.
И вы поверите: Бог есть.
* * *
За гуманизм и дело мира
В Кремлёвском зале без слезы
Давали орден и квартиру,
А надо было дать пизды.
Зайдёшь в метро – там снова мина,
В Инете — аццкий сотона.
От гуманизма и от мира
Нам не досталось ни хрена.
Зато есть комет для сортира,
А для души киоск «интим»,
И, если честно, мы ни мира,
Ни гуманизма не хотим.
* * *
Наши сердца — живые и огромные —
Смогли вместить чужое горе,
Бесконечные страдания людей,
Ведь горе не бывает чужим.
Сломанные судьбы,
Мертвые дети на руках безутешных матерей,
Плачущие дети на телах убитых матерей,
Безумие, страх и отчаяние на лицах —
Мы все это видели своими глазами.
Но наши — сердца живые и огромные —
Радуются жизни, любят и мечтают
Вопреки отчаянию и горю мира.
Потому что сердце человека бездонно.
* * *
Ступай неслышно над землею:
Повсюду минные поля.
Отбросит нас волной взрывною
Туда, где Новая Земля.
Там лемминги мудры, березы
Растут в земле, как сельдерей.
Нет ни поэзии, ни прозы
И календарь из февралей.
Ты думаешь, на белой пашне
Застанем бабушек и мам?
Там холодно, темно и страшно.
Мы никого не встретим там.
* * *
Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовется,
Как наше слово продается,
И срок, который могут дать.
Но вот оно отозвалось
И в голове разорвалось.
* * *
Привычного ада простой неуют
Ослеп от мороза и вьюги.
Не бойся, товарищ, на помощь придут
Простые советские люди.
В озябших котельных зажгутся огни,
Картошка дымится на блюде.
Прости, что такие простые они,
Под утро уйдут, не разбудят.
Подергивал глазом экран голубой
И голос дрожал от простуды.
Однажды, товарищ, придут за тобой
Простые советские люди.
* * *
На картинке-буратинке нарисованный ГУЛАГ.
Там страдает Микки Маус,
Погибает Скрудж Макдак.
Строже СМЕРШа охраняет
Безупречный Винни Пух:
Пробкой из ружья стреляет,
К их мольбам мультяшным глух.
Горемычные герои
В танце кружатся втроем.
Что нам стоит ад построить? Нарисуем и умрем.
* * *
Трещит уютный ноутбук,
Мышь робко прячется под лапу.
Он прочитает мой Фейсбук
И отработает зарплату.
Купить штаны, сходить в театр.
Жена довольна, дети сыты.
Мы в план поставлены на март.
Он всех убьет, но вы не ссыте.
* * *
Когда они стояли на коленях
В ожидании казни за свою веру
На песке арены,
Вышел лев и они увидели в нем Бога.
За ним вышли львицы, тигры, снежные барсы.
И они увидели ангелов.
А толпа не увидела ничего, кроме кричащих, истекающих кровью людей,
Раздираемых свирепыми зверями.
Но были в толпе и те, кто почувствовал:
Сейчас необходимо стоять на арене,
Перед открытыми вратами.
* * *
Их долго пугали мечом и огнём,
И пыткой китайской пытали.
Им спать не давали ни ночью, ни днём,
Но узники лучше не стали.
Весь город пришёл храбрецов хоронить.
Мучители насмерть устали.
Ни болью, ни страхом к добру не склонить:
Такие вот люди из стали!
* * *
Вы пишете книги для тюрем и больниц.
Это прекрасно. Каждый однажды
Окажется в больнице или в тюрьме
И прочитает ваши книги.
Выписавшись из больницы, выйдя из тюрьмы,
Встретит вас случайно на улице и пожмет руку,
Скажет: «Спасибо, я читал ваши книги.
Не пишите больше, пожалуйста.
Я не хочу в больницу,
Не хочу в тюрьму”.
* * *
Он дрался в Донецке, Дамаске, Крыму,
Далёко от дома родного.
И Родина щедро давала ему
Последнее честное слово:
Что станет последним последний поход
И, город на Марсе достроив,
Там Родина, честно, не пустит в расход
Ей верно служивших героев.
* * *
Убийцы нуждаются в понимании.
Убийство и есть настойчивый призыв к пониманию,
Отчаянная попытка обратить на себя внимание,
Быть услышанным.
Все бросают дела и напряженно стараются понять убийцу.
Ставят себя на его место, забираются глубоко в его жизнь до самого рождения.
Убийца становится интересен каждому, до кого доносится ужасная весть.
«Мы тебя услышали, убийца», — мыслено обращаются к нему.
Убийца стоит перед глазами, сидит рядом за обеденным столом,
Сопровождает на прогулке,
Даже если заперт на сто замков
Или лежит в безымянной могиле без холма.